История любви.
Поженившись через четыре дня после знакомства, они прожили долгую и счастливую жизнь. Их жизнь была яркой, освещенной талантом и большой любовью. Им ничего в жизни не досталось даром, скажет позже Галина Вишневская, за все было заплачено сполна, но всегда, во всех трудностях, их поддерживала радость взаимной любви.
Впервые они увидели друг друга в ресторане "Метрополь". Восходящая звезда Большого театра и молодой виолончелист были в числе гостей на приеме иностранной делегации. Мстислав Леопольдович вспоминал: "Поднимаю я глаза, а ко мне с лестницы снисходит богиня... Я даже дар речи потерял. И в ту же минуту решил, что эта женщина будет моей".
Когда Вишневская собралась уходить, Ростропович настойчиво предложил проводить ее. "Между прочим, я замужем!" - предупредила его Вишневская. "Между прочим, это мы еще посмотрим!" - ответил он ей. Потом был фестиваль "Пражская весна", на который он взял все свои пиджаки и галстуки, надеясь блеснуть и обратить на себя ее внимание.
Там Вишневская, наконец, его разглядела: "Худущий, в очках, очень характерное интеллигентное лицо, молодой, но уже лысеет, элегантный, - вспоминала она.
На ужине в пражском ресторане Ростропович заметил, что его дама "более всего налегала на соленые огурцы". Готовясь к решающему разговору, виолончелист пробрался в комнату певицы и поставил в ее шкаф хрустальную вазу, наполнил ее огромным количеством ландышей и... солеными огурцами. Ко всему этому приложил пояснительную записочку: дескать, не знаю, как вы отнесетесь к такому букету, и поэтому я, чтобы гарантировать успех предприятия, решил добавить к нему соленый огурец, вы их так любите!..
Вспоминает Галина Вишневская: "В ход шло все что только можно, - до последней копейки своих суточных он бросил мне под ноги. В буквальном смысле слова. В один из дней мы пошли гулять в сад в верхней Праге. И вдруг - высокая стена. Ростропович говорит: "Давайте перелезем через забор". Я в ответ: "Вы что, с ума сошли? Я, примадонна Большого театра, через забор?". А он - мне: "Я сейчас вас подсажу, потом перепрыгну и вас там поймаю". Ростропович меня подсадил, перемахнул через стену и кричит: "Давайте сюда!" - "Посмотрите, какие лужи тут! Дождь же только что прошел!". Тогда он снимает с себя светлый плащ и бросает на землю. И я по этому плащу прошлась. Он кинулся меня завоевывать. И он меня завоевал".
"Каждый раз, когда я смотрю на Галю, я снова женюсь на ней"
Через четыре дня они вернулись в Москву, и Ростропович поставил вопрос ребром: "Или ты сейчас же придешь жить ко мне - или ты меня не любишь, и все между нами кончено". А у Вишневской - 10-летний надежный брак, верный и заботливый муж Марк Ильич Рубин, директор Ленинградского театра оперетты.
Ситуация складывалась непростая, и тогда она просто убежала. Отправила мужа за клубникой, а сама покидала в чемоданчик халат, тапочки, что попало и - бегом. "А куда бежать? Я даже адреса не знаю, - вспоминала Галина Павловна. - Звоню Славе из коридора: "Слава! Я иду к тебе!". Он кричит: "Я тебя жду!". А я ему ору: "Не знаю, куда ехать!".
Он диктует: улица Немировича-Данченко, дом такой-то. Я по лестнице вниз бегу, как сумасшедшая, ноги подкашиваются, не знаю, как я себе голову не разбила. Села и кричу: "Улица Немировича-Данченко!" А таксист уставился на меня и говорит: "Да вы пешком дойдете - это рядом, вон там, за углом". А я кричу: "Я не знаю, вы меня везите, пожалуйста, я вам заплачу!"".
И вот машина подъехала к дому Ростроповича. Вишневскую встретила его сестра Вероника. Сам он пошел в магазин. Поднялись в квартиру, открывают дверь, а там - мама, Софья Николаевна, стоит в ночной рубашке, с вечным "Беломором" в углу рта, седая коса до колена, одна рука ее уже в халате, другая никак в рукав попасть не может от волнения... Сын три минуты назад объявил: "Сейчас приедет моя жена!".
"Села она так неловко на стул, - рассказывала Галина Павловна, - а я села на свой чемодан. И все вдруг расплакались, заревели. В голос заголосили!!! Тут открывается дверь - входит Ростропович. Из авоськи у него торчат какие-то рыбьи хвосты и бутылки шампанского. Орет: "Ну, вот и познакомились!"".
Когда Ростропович регистрировал в районном загсе по месту прописки Вишневской свой брак, регистраторша сразу узнала знаменитую солистку Большого театра и поинтересовалась, за кого же она выходит замуж. Увидев довольно-таки невзрачного жениха, регистраторша сочувственно улыбнулась Вишневской, а с трудом прочитав фамилию "Ро... стро... по... вич", сказала ему: "Ну, товарищ, у вас сейчас есть последняя возможность сменить свою фамилию". Мстислав Леопольдович вежливо поблагодарил ее за участие, но фамилию менять отказался.
"Без меня не рожать!"
"Когда я сообщила Славе, что у нас будет ребенок, счастью его не было предела. Он немедленно схватил томик сонетов Шекспира и с упоением стал мне их читать, чтобы я, не теряя ни минуты, прониклась прекрасным и стала создавать в себе что-то столь же возвышенное и прекрасное. С тех пор эта книга лежала на ночном столике, и как соловей над соловьихой поет по ночам, когда она высиживает птенцов, так и мой муж всегда перед сном читал мне прекрасные сонеты".
"Подошло время разрешаться от бремени. Слава в это время был на гастролях в Англии. И он просил, настаивал, требовал, умолял, чтобы я непременно дождалась его. "Без меня не рожать!" - кричал он мне в телефонную трубку. И, что самое смешное, требовал этого и от остальных представительниц "бабьего царства" - от матери и сестры, словно они могли по щучьему велению остановить схватки, начнись они у меня.
И я дождалась! Вечером 17 марта он вернулся домой, окрыленный успехом гастролей, счастливый и гордый тем, что домашнее бабье царство выполнило все его приказы: жена, еле шевелясь, сидит в кресле в ожидании своего повелителя. И вот как у фокусника из волшебного ящика появляются всевозможные чудеса, так и из Славиного чемодана полетели на меня фантастические шелка, шали, духи и еще какие-то невероятно красивые вещи, которые я не успевала и рассмотреть, и, наконец, вывалилась оттуда роскошная шуба и упала мне на колени. Я только ахала и от изумления не могла произнести ни слова, а сияющий Слава ходил вокруг и объяснял:
- Вот это пойдет к твоим глазам... Из этого ты закажи концертное платье. А вот эту материю только я увидел, мне стало ясно, что это специально для тебя. Вот видишь, как хорошо, что дождалась меня, - я всегда бываю прав. Теперь у тебя будет хорошее настроение и тебе легче будет рожать. Как только станет очень больно, ты вспомни про какое-нибудь красивое платье, и все пройдет.
Классик домостроя
"Отцом он был необыкновенно нежным и заботливым, и вместе с тем - очень строгим. Доходило до трагикомедий: Слава очень много гастролировал, и я все пыталась его урезонить, объясняла, как он нужен своим подрастающим дочерям. "Да, ты права!" - соглашался он... и начиналось стихийное занятие музыкой. Он звал девочек. У Лены глаза заранее были на мокром месте - так, на всякий случай. А вот Оля была его коллегой-виолончелисткой, очень бойкой девочкой, всегда готовой дать отпор. Вся тройка торжественно исчезала в кабинете, а через четверть часа оттуда уже неслись крики, вылетал Ростропович, хватающийся за сердце, и следом за ним ревущие дети.
Он совершенно не мог видеть джинсы на девочках: не нравилось, что зады им обтягивают, соблазняют мальчишек; и мне выговаривал, зачем привезла их из-за границы. И вот, приехав как-то после дневного спектакля на дачу, я застала там полный мрак и траур. По земле стелился густой черный дым, на открытой веранде нашего деревянного дома догорал костер. На полу лежала кучка пепла, а над нею стояли трое - торжественный Слава и зареванные Ольга и Лена. Горстка пепла - вот все, что осталось от джинсов. И все-таки, несмотря на всю его строгость, девочки боготворили отца".
Четыре дня
Впереди у них было счастливое, но очень тяжелое время: дружба с опальным Солженицыным, лишение гражданства СССР, скитания, успех и востребованность на мировой музыкальной сцене, прилет Мстислава Леопольдовича в Москву во время августовского путча 1991 года, возвращение в уже новую Россию.
Ростропович никогда не боялся показать свое отношение к власти. Однажды после триумфальных гастролей в Соединенных Штатах его пригласили в советское посольство и объяснили, что львиную долю гонорара он должен сдать в посольство. Ростропович возражать не стал, он только попросил своего импресарио купить на весь гонорар фарфоровую вазу и вечером доставить ее в посольство, где был назначен прием. Доставили немыслимой красоты вазу, Ростропович взял ее, полюбовался и... разжал руки. Ваза, ударившись о мраморный пол, разлетелась на кусочки. Подобрав один из них и аккуратно завернув в носовой платок, он сказал послу: "Это - мое, а остальное - ваше".
Другой случай - Мстислав Леопольдович всегда хотел, чтобы на гастролях его сопровождала жена. Однако Министерство культуры ему в этой просьбе неизменно отказывало. Тогда друзья посоветовали написать ходатайство: мол, ввиду моего плохого здоровья прошу разрешить, чтобы меня в поездке сопровождала жена. Ростропович письмо написал: "Ввиду моего безукоризненного здоровья прошу, чтоб меня в зарубежной поездке сопровождала жена Галина Вишневская".
"Нам ничего в жизни не досталось даром, за все приходилось платить полновесной монетой. Оба работали с пятнадцати лет, я пережила блокаду Ленинграда, переболела туберкулезом, в семнадцать уже пела в оперетте. Советская власть отблагодарила нас сполна, выставив в 1974 году без копейки из страны. Сначала уехал Слава, через два месяца во Францию улетела я с дочками. Одной девке было 16 лет, второй - 18. Не дали вывезти ничего, вынудив оставить все, вплоть до нательного креста. Спросили: "Золотой? Запрещено! Снять!" У меня не оказалось денег даже на такси, чтобы доехать из аэропорта до Парижа. Ростропович только подписывал контракты на будущие сезоны, мой сольный концерт перед Грейс Келли и князем Монако Ренье был запланирован через месяц. Предстояло прожить это время, прокормить детей. Представляете, каково в сорок с лишним лет начинать с нуля?"
... Золотую свадьбу звездная чета праздновала в том самом ресторане "Метрополь", где Вячеслав Леопольдович впервые увидел свою богиню. Ростропович показывал гостям чек на 40 долларов, который ему вручил журнал "Ридерз дайджест". Корреспондент, когда брал у него интервью, спросил: "Правда, что вы женились на Вишневской через четыре дня после того, как впервые ее увидели? Что вы думаете по этому поводу?". Ростропович ответил: "Я очень жалею, что потерял эти четыре дня". За этот "лучший ответ" журналу виолончелист получил чек на 40 долларов. Он сохранил этот чек как "большую премию". Поместил его в специальную рамку и в день золотой свадьбы предъявил сей артефакт гостям, собравшимся на юбилей в гостинице "Метрополь".
