Я же твой
Встреча с женой получилась натянутой. Всю дорогу от вокзала ехали молча. Неужели Аня что-то почувствовала? Или они просто отвыкли друг от друга?..
И надо же такому случится: когда входили в подъезд, опять возникла некстати эта чертова соседка.
С возвращеньицем! пропела та слащавым голосом.
Артем, легонько подталкивая жену сумками, постарался поскорее проскользнуть мимо.
А ваш благоверный так скучал, так скучал!.. донеслось им вслед, и Артем явно уловил издевку.
К счастью, Аня, кажется, не обратила внимания на это ироничное "так скучал".
Весь остаток дня он старательно ухаживал за женой, стремился лишний раз коснуться ее руки, как бы невзначай провести ладонью по ее бедру. И загадочно улыбался про себя, ожидая вечера, постели. Уж там-то он искупит свою вину, устроит настоящий праздник.
Едва успели отужинать (с вином, цветами) зазвонил телефон. Анна взяла трубку. Артем почему-то напрягся.
Да, хорошо, проговорила она и повернулась к мужу: Я загляну к Светлане... поболтать. Ненадолго.
Прошла вечность. Артем не находил себе места. О чем можно так бесконечно долго болтать? И чего это соседке приспичило пригласить к себе Анну? Не такие уж они близкие подруги... Что же она там Анне впаривает?
Все, хватит, надо думать о приятном, остановил он себя. Лучше всего о предстоящей близости. Ведь в их распоряжении целая ночь! Они не станут торопиться, они будут по капельке вкушать свое наслаждение. Пусть это будет не столь остро и волнующе-греховно, как с малознакомой женщиной, пусть не так шаловливо (и опасно), как с Жанной, то бишь с Ирой, но это будет... О-о, это будет пир гурманов!
... Анна лежала, точно примороженная, и никакими стараниями, ласками, никакими словами Артему не удавалось ее отогреть. "Все ясно, сквозняком пронеслось в голове. Эта стерва донесла-таки... Заложила! По доброте душевной, без всякого шантажа..."
Аннушка, дорогая, с еще большим рвением, почти с мольбой зашептал он. Ну, что ты? Не думай ни о чем. Мы же рядом, мы любим друг друга это главное. Вспомни, как мы были счастливы каждую ночь. Ну, улыбнись мне. Я так долго тебя ждал...
Он истекал желанием, и голос его звенел такими вибрациями любви и страсти, что жена как-то задумчиво провела пальцами по его лицу и, повернувшись к нему спиной, подставила ему ягодицы как откуп, как приз за рвение. Он приник к желанной женщине, припал губами к шее, обвил руками, слился. Но... что-то было не так. Не слышалось отклика. И когда Артем в тревожном предчувствии повернул Аню к себе лицом, в глазах ее блестели слезы.
Нет, я так не могу! отвалившись на подушку, прорычал он. Анна, ну что?! Ну что такого стряслось? Что там тебе соседка наклепала? Чего она вообще лезет в чужую жизнь, тварь! Но что бы она тебе ни наплела, знай у меня ни с кем ничего не было! Ничего!
Артем... что там у тебя было не имеет никакого значения, медленно произнесла женщина, глядя в потолок.
Как не имеет? опешил Артем. Он готов был даже возмутиться, хотя, казалось бы, слова жены сами по себе сулили легкое прощение. Однако их многозначительность, их тон...
Глаза любимой поблескивали в косом свете бра. Что с ней? И тут Артема пронзила догадка... Так вот оно что!.. Вот почему она такая странная. Вот почему не обвиняет его, не клянет!
Поня-я-ятно, протянул он и выдержал паузу. Ты сама мне изменила. Теперь понятно.
Минуту, две длилось тягостное молчание. Казалось, женщина колеблется: говорить не говорить.
Нет, Артем, последовал наконец твердый ответ. Все намного хуже... Для тебя, по крайней мере, уточнила она.
"Что может быть хуже?" облегченно вздохнул супруг.
А Анна между тем говорила дальше медленно, ровно.
Артем, я встретила одного человека... Мы прежде были знакомы. Когда-то встречались. Он жил в соседнем доме. Мы вместе... Хотя это сейчас не важно. Важно, что я поняла: я всегда любила его. По-настоящему. Все изменилось, Артем. Я вернулась другая... И ты должен меня понять. И простить, если сможешь...
Артем уже не столько слушал жену, сколько смотрел на ее шевелящиеся губы, на поблескивающие влажные зубы, на медленно поднимающуюся и опускающуюся грудь, и ему чудилось, будто все это игра. Игра в нелюбовь. Якобы они так договорились, они играют, будто он изменил ей, а она будто бы полюбила другого. И сейчас они расхохочутся и со счастливыми улыбками прильнут друг к другу, как сотни раз до этого. Захотелось встряхнуть ее: Аннушка, очнись, это же я, твой Артем! Взгляни на меня, посмотри, сколько во мне любви! Посмотри на себя: ведь ты МОЯ! До последнего ноготочка!..
Нет, он ошибался: она была чужой и неузнаваемой. Это было ее тело, знакомое до мелочей, ее кожа, ее запах, который он узнал бы из тысячи других запахов, ее волосы. И все это уже было чужое, не его. И он лежал, не касаясь, боясь коснуться ее.
У меня нет шансов? произнес он бесстрастным, почти неживым голосом.
Боюсь, что нет.
Хорошо, Артем посмотрел на нее с каким-то дерзким отчаянием. Но давай хоть потрахаемся в последний раз! выкрикнул грубо. Чтобы не так больно!..
Артем, я не могу.
Я заплач#253; тебе! Хочешь пятьсот баксов... в подарок... Нет, я дам больше тысячу! Все! Все забирай, что было наше!..
Прекрати! Или я лягу в кухне.
Ну скажи хотя бы, что все еще любишь меня. Соври! Чего тебе стоит... Я не прошу большего. Просто скажи: Артемчик, я все еще люблю тебя. И все. И я с этим уйду.
Это не так просто, как ты думаешь. Я даже ему не говорила еще этого слова.
Ну как же так? Ведь мы любили друг друга... И всегда говорили об этом. Куда все делось?
Она молчала.
Артем просительно дотронулся до ее руки:
Аннушка... Всего одно слово... Мне так холодно.
Она посмотрела на него жалостливо, что-то дрогнуло в ней, даже глаза повлажнели и покраснели веки, но через секунду жестокость, свойственная подлинной любви, жестокость, какую вызывает у влюбленного всякая помеха его большому чувству, заставила ее произнести:
Нет.
И надо же такому случится: когда входили в подъезд, опять возникла некстати эта чертова соседка.
С возвращеньицем! пропела та слащавым голосом.
Артем, легонько подталкивая жену сумками, постарался поскорее проскользнуть мимо.
А ваш благоверный так скучал, так скучал!.. донеслось им вслед, и Артем явно уловил издевку.
К счастью, Аня, кажется, не обратила внимания на это ироничное "так скучал".
Весь остаток дня он старательно ухаживал за женой, стремился лишний раз коснуться ее руки, как бы невзначай провести ладонью по ее бедру. И загадочно улыбался про себя, ожидая вечера, постели. Уж там-то он искупит свою вину, устроит настоящий праздник.
Едва успели отужинать (с вином, цветами) зазвонил телефон. Анна взяла трубку. Артем почему-то напрягся.
Да, хорошо, проговорила она и повернулась к мужу: Я загляну к Светлане... поболтать. Ненадолго.
Прошла вечность. Артем не находил себе места. О чем можно так бесконечно долго болтать? И чего это соседке приспичило пригласить к себе Анну? Не такие уж они близкие подруги... Что же она там Анне впаривает?
Все, хватит, надо думать о приятном, остановил он себя. Лучше всего о предстоящей близости. Ведь в их распоряжении целая ночь! Они не станут торопиться, они будут по капельке вкушать свое наслаждение. Пусть это будет не столь остро и волнующе-греховно, как с малознакомой женщиной, пусть не так шаловливо (и опасно), как с Жанной, то бишь с Ирой, но это будет... О-о, это будет пир гурманов!
... Анна лежала, точно примороженная, и никакими стараниями, ласками, никакими словами Артему не удавалось ее отогреть. "Все ясно, сквозняком пронеслось в голове. Эта стерва донесла-таки... Заложила! По доброте душевной, без всякого шантажа..."
Аннушка, дорогая, с еще большим рвением, почти с мольбой зашептал он. Ну, что ты? Не думай ни о чем. Мы же рядом, мы любим друг друга это главное. Вспомни, как мы были счастливы каждую ночь. Ну, улыбнись мне. Я так долго тебя ждал...
Он истекал желанием, и голос его звенел такими вибрациями любви и страсти, что жена как-то задумчиво провела пальцами по его лицу и, повернувшись к нему спиной, подставила ему ягодицы как откуп, как приз за рвение. Он приник к желанной женщине, припал губами к шее, обвил руками, слился. Но... что-то было не так. Не слышалось отклика. И когда Артем в тревожном предчувствии повернул Аню к себе лицом, в глазах ее блестели слезы.
Нет, я так не могу! отвалившись на подушку, прорычал он. Анна, ну что?! Ну что такого стряслось? Что там тебе соседка наклепала? Чего она вообще лезет в чужую жизнь, тварь! Но что бы она тебе ни наплела, знай у меня ни с кем ничего не было! Ничего!
Артем... что там у тебя было не имеет никакого значения, медленно произнесла женщина, глядя в потолок.
Как не имеет? опешил Артем. Он готов был даже возмутиться, хотя, казалось бы, слова жены сами по себе сулили легкое прощение. Однако их многозначительность, их тон...
Глаза любимой поблескивали в косом свете бра. Что с ней? И тут Артема пронзила догадка... Так вот оно что!.. Вот почему она такая странная. Вот почему не обвиняет его, не клянет!
Поня-я-ятно, протянул он и выдержал паузу. Ты сама мне изменила. Теперь понятно.
Минуту, две длилось тягостное молчание. Казалось, женщина колеблется: говорить не говорить.
Нет, Артем, последовал наконец твердый ответ. Все намного хуже... Для тебя, по крайней мере, уточнила она.
"Что может быть хуже?" облегченно вздохнул супруг.
А Анна между тем говорила дальше медленно, ровно.
Артем, я встретила одного человека... Мы прежде были знакомы. Когда-то встречались. Он жил в соседнем доме. Мы вместе... Хотя это сейчас не важно. Важно, что я поняла: я всегда любила его. По-настоящему. Все изменилось, Артем. Я вернулась другая... И ты должен меня понять. И простить, если сможешь...
Артем уже не столько слушал жену, сколько смотрел на ее шевелящиеся губы, на поблескивающие влажные зубы, на медленно поднимающуюся и опускающуюся грудь, и ему чудилось, будто все это игра. Игра в нелюбовь. Якобы они так договорились, они играют, будто он изменил ей, а она будто бы полюбила другого. И сейчас они расхохочутся и со счастливыми улыбками прильнут друг к другу, как сотни раз до этого. Захотелось встряхнуть ее: Аннушка, очнись, это же я, твой Артем! Взгляни на меня, посмотри, сколько во мне любви! Посмотри на себя: ведь ты МОЯ! До последнего ноготочка!..
Нет, он ошибался: она была чужой и неузнаваемой. Это было ее тело, знакомое до мелочей, ее кожа, ее запах, который он узнал бы из тысячи других запахов, ее волосы. И все это уже было чужое, не его. И он лежал, не касаясь, боясь коснуться ее.
У меня нет шансов? произнес он бесстрастным, почти неживым голосом.
Боюсь, что нет.
Хорошо, Артем посмотрел на нее с каким-то дерзким отчаянием. Но давай хоть потрахаемся в последний раз! выкрикнул грубо. Чтобы не так больно!..
Артем, я не могу.
Я заплач#253; тебе! Хочешь пятьсот баксов... в подарок... Нет, я дам больше тысячу! Все! Все забирай, что было наше!..
Прекрати! Или я лягу в кухне.
Ну скажи хотя бы, что все еще любишь меня. Соври! Чего тебе стоит... Я не прошу большего. Просто скажи: Артемчик, я все еще люблю тебя. И все. И я с этим уйду.
Это не так просто, как ты думаешь. Я даже ему не говорила еще этого слова.
Ну как же так? Ведь мы любили друг друга... И всегда говорили об этом. Куда все делось?
Она молчала.
Артем просительно дотронулся до ее руки:
Аннушка... Всего одно слово... Мне так холодно.
Она посмотрела на него жалостливо, что-то дрогнуло в ней, даже глаза повлажнели и покраснели веки, но через секунду жестокость, свойственная подлинной любви, жестокость, какую вызывает у влюбленного всякая помеха его большому чувству, заставила ее произнести:
Нет.
