Ночная жена.
"" - Ну что, дружище, как ты?- Да как в сказке. Чем дальше, тем страшнее.
Мы каждую встречу начинали с этого диалога. Все-таки Макс жуткий оптимист. Немного туговат, слишком добрый, в детстве прослыл ботаником. Он не был особым трусом, но конфликтов избегал. Слишком мягкий. Вообще не от мира сего, но есть в нем хорошая черта - мой друг никогда не унывает.
Я налил чаю, и тут Максим задумчиво посмотрел на свою кружку, сквозь боль улыбаясь своим мыслям.
- Знаешь, - заговорил он, - а ведь все началось с чая.
- Что именно?
- Ладно, давай по порядку, - он поудобнее устроился на подушках, закашлялся, отдышался и повел свой неспешный рассказ.
*Помнишь, я когда работал, после смены постоянно спал, как сурок? Пришел в тот день уставший, задолбанный. Даже новая квартира, в которую въехал третьего дня, разменяв родительскую, не радовала. Хотелось только спать. Продрых до полуночи. У меня после тяжелых смен часто такое бывало. Даже дверь не всегда закрывал. Ты иногда приходил, ругался. Проснулся от звука шагов. Глаза открывать лень, думал, ты пришел, говорю:
"Поставь чайник, пожалуйста".
В ответ женский голос:
"Хорошо".
Мозг не до конца проснулся, так что присутствие женщины не вызвало шока. Окончательно проснувшись, я прошел на кухню.
Там орудовала с бутербродами незнакомая весьма милая девушка. Но красота в данном случае не главное. Как она вообще сюда проникла?
- Ты кто? - единственное, что у меня вырвалось.
- Я здесь живу.
- Погоди, это я здесь живу, - я почти овладел собой. - Эта квартира куплена три недели назад, так что должен вас разочаровать.
- А, вон оно что, - девушка села, оправив платье. И только тут мне в глаза бросилось то, что должно было меня не просто насторожить, а ввести в ступор. Бурые пятна на синем платье и порезы на руках. Как ни в чем не бывало, она продолжила:
- А я думаю, куда делась та нервная психопатка?
- Между прочим, достойнейшая женщина, - я посчитал своим долгом заступиться. - Она даже квартиру продала мне по бросовой цене, и с документами помогала.
- Ясно, - ночная гостья кивнула. - Как и все остальные хозяева.
- Не понял...
- Ты в документы заглядывал? Здесь с девяносто пятого больше года никто не живет. С тех пор, как мама продала квартиру. Еще сорока дней не прошло.
- Сорока дней после чего? - нет, фраза "сорок дней" вызывает у меня только одну ассоциацию. Кисель, кутья, борщ. Но как поминки связаны с этой странной девушкой?
- С моей смерти.
Знаешь, братан, мы иногда шутим по поводу отхода в мир иной, но в тот момент я испугался. Да какой там испугался! Я чуть в штаны не наложил! Я чувствовал, как поднимается каждый волосок на моем теле. Смотри сам. Платье в крови, руки порезаны, вместо радужных оболочек черные пятна, словно зрачки растеклись. И тут это чудо-юдо заявляет о своей смерти. Нет, разум, конечно, вывел предположение о дурдоме, но вот часть спинного мозга, что ниже поясницы, настойчиво вопила об обратном.
- Слушай, ты только не обижайся, но тебе не на кладбище, тебе в дурку надо.
Девушка задумчиво осмотрелась:
- Не веришь?
- Бли-и-ин, - страх уступил место раздражению. - Представь, к тебе в квартиру приходит неизвестный, заваривает чай, делает бутерброды, кстати, весьма вкусные, - я кивнул на тарелку, - и заявляет, что он с того света!
- Смотри, - она протянула руку, и нож, стоявший на другом столе, воткнулся в стену у меня над головой. Тут же другая рука протянулась сквозь стену и извлекла с тумбочки в зале мобильник.
- Все, все, хватит, - я замахал руками, - верю. А то ты еще квартиру разгромишь.
Дыхание немного сперло. Передо мной сидел самый настоящий призрак и мирно пил со мной чай. Или сидела. Призрак сидела, хм...
- А как будет призрак в женском роде? Она пожала плечами:
- Не знаю. Можешь звать меня Ирина.
Я поцеловал холодную, чуть напряженную руку.
- Очень приятно, Максим. Ирина, вы же нематериальны. Как вы чай пьете?
- Молча и с удовольствием. Я многое делаю с удовольствием.
Мы пили чай, беседовали. Ирина оказалась интересной, приятной девушкой. Знаешь, Андрюх, что я скажу? Призраки бывают очень даже прожорливы. Особенно женщины. Сам посуди. Можно есть и не толстеть. Одно плохо. Выбор нарядов ограничен, и люди не ценят их красоту. Почему-то, проснувшись ночью и увидев перед собой парящую девушку в развевающемся саване, человек вместо того, чтобы сделать комплимент, начинает кричать, бегает, дико вращая глазами, и крестится. А полтергейстам даже поговорить не с кем.
Обо всем этом мне рассказала Ирина. Моя просьба поставить чайник ввела ее в ступор. По сценарию, я должен был открыть глаза, убежать, а на другой день подать объявление о продаже квартиры. Обычно так все хозяева и поступали. Но я попутал бедному привидению все планы. Утром жутко не хотелось, чтобы она уходила, но солнце светит только живым. Гостья пообещала, что зимой мы будем видеться больше, чмокнула меня в щечку и растворилась.
Вечером я приготовил свои фирменные блинчики, накрыл их крышкой и оставил записку. Очень хотелось увидеть Иришку еще разок, но нужно было отоспаться перед сменой.
Утром меня разбудили ароматы, доносящиеся с кухни. Вся посуда была вымыта, на столе стояли баночки с котлетами и пюрешкой. Чувак, это было так офигенно! Так мы и стали жить с привидением Ириной. Когда я был на смене или спал ночью, она хозяйничала по квартире. Настоящий домовенок с самой доброй в мире улыбкой.
Я пек ее любимые блинчики, рассказывал по ночам о своей жизни, о работе. Спустя три месяца с момента нашего знакомства у любимой был день рождения. Я хотел подарить ей новую модную одежду, драгоценности, но вовремя узнал одно обстоятельство. Ира не могла надеть ничего, кроме платья, в котором умерла, одежды, в которой ее похоронили, и белого савана.
На день рождения, день смерти и день нашего знакомства я покупал разные вкусности, приносил цветы. Правда, любимая обижалась, если в букете было нечетное количество. Дескать, три розы дарят только живым. Но, если честно, черный юмор - единственный ее недостаток.
Посуди сам: дорогих телефонов, платьев и драгоценностей не надо; готовит идеально; не пилит; голова не болит, если ты понимаешь, о чем я. Да-да, сексом призраки тоже занимаются. И не спрашивай, как. Цитирую: "Не молча, но с удовольствием".
С момента нашего знакомства прошел год с небольшим. Постепенно я узнал, что в девяносто пятом году, когда я учился в седьмом классе, мою любимую, тогда еще двадцатилетнюю девушку, изнасиловали отморозки и оставили в кустах. Не выдержав позора, Ирина порезала себе вены и окунула руки в ведро с горячей водой. Конец немного предсказуем. Она умерла. Самоубийц не принимают ни в рай, ни в ад, и они тусуются до Страшного Суда в наших трех измерениях. У кого-то хватает сил покинуть гроб и жить независимо от тела, кто-то может навещать по ночам место своей смерти, но большинство остается гнить вместе с трупом. Суицидники сами по себе, как правило, слабые люди, вот и остаются там, под землей, не в силах побороть физику.
Наступал день рождения любимой. Ничего не предвещало беды. Мы сидели перед телевизором, смотрели какой-то фильм и пили шампанское, как вдруг Ирина закричала диким голосом.
- Что случилось? - я смотрел в искаженное болью лицо и не знал, что делать.
- Где болит?
- Все! Все болит!!! Любимый, помоги!!!
- Да что случилось?! Как тебе помочь?
- Третий сектор! Двадцать пятая могила! Быстрее!!!
Я знаю, что мертвые не потеют. Но она задыхалась от боли, а на лбу выступила испарина. Пальцы мягко нажимали сигнализацию, ступени замелькали перед глазами. Уже через минуту я на ста пятидесяти мчал в сторону кладбища. Благо, оно у нас одно. Сторож выскочил на мои маты с монтировкой, готовый отразить любое нападение.
- Отец, третий сектор, двадцать пятая могила! Быстро!!!
- Ночью кладбище закрыто, - ответил бородатый дед. - Приходите завтра.
- Пять тысяч! Только быстрее!
- Ладно, идем. Развелось психов...
Сунув в карман бородачу красную купюру, я достал из машины биту и мы пошли. Нужную могилу было видно издалека. На ней горел костер, а вокруг плясали малолетние уроды. Братан, ты знаешь, мое кредо - умение договариваться, но тут я не выдержал. Битой я просто снес первое на моем пути тело и мне было глубоко плевать на то, что эта тварь женского пола. Среди выродков нет женщин. Они выродки, и точка. Вторым ударом я сломал ноги костлявому уродцу лет шестнадцати от роду. Остальные трое опомнились. Размалеванная телка достала перочинный ножик, здоровый акселерат, поигрывая цепью, подходил ко мне, а тощее бесполое чмо в темном капюшоне шло с колом наперевес. Здесь я очканул не на шутку.
Но за их спинами горела могила моей любимой. Дров придурки не пожалели. В битву вступил дедок с монтировкой. Незамеченный, с отключенным фонариком, он прокрался за их спины и саданул капюшоннику в голову. Моя бита пошла по длинной дуге, выбивая нож из рук девки, а кулак - прямым ударом акселерату в нос. Повезло. Парнишка вырубился с одного удара. Я быстро раскидал костер, сатанисты тихо постанывали.
Нас спас фактор неожиданности. Вдвоем вывезти пятерых - такое возможно только в сказках.
- Мы тебя найдем, сука, - это очнулся переросток. Капюшонника уносили девушки. Костлявый шел сам.
- Заварицкого пять, квартира девяносто восемь, - мой голос был полон угрозы.
- А я здесь почти каждый вечер бываю. Никифор-Петровича спросите.
Мы с дедом молча очищали могилу, отмывали памятник от сажы.
- А ты кто Ирине будешь? - спросил Петрович, когда мы оттерли памятник.
Что я отвечу? Понимаете ли, я живу с призраком, и ей ни с того ни с сего стало больно.
- Племянник, - терпеть не могу врать.
- Ай, не трынди-ка. Ира одна в семье была. Я непонимающе уставился на старика.
- Я ее дядя. Когда Ирка себе вены порезала, Машка, сестра моя, чуть с ума не сошла. Так что колись, внук, чего приперся так поздно?
- У вас кофе есть? - придется говорить правду.
За чашкой чая я рассказал деду Никифору все, что с нами происходило, начиная с покупки квартиры.
- М-да, - мой собеседник поглаживал бороду, - а я думаю, адрес знакомый. Слушай, - протянул сторож, - можно, мы с Марией навестим ее завтра?
- Ну, в принципе, почему бы и нет. Только она затемно приходит.
- Да у нас все равно бессонница. Так что ждите в гости.
Мне пришла в голову мысль.
- Дядь Никифор, а поехали сейчас? У Иришки день рождения, думаю, обрадуется.
Не буду описывать встречу родных людей. Там были и, слезы и радость после двенадцати лет назлуки. Я не стал им мешать, лег на диван, закрыл глаза и начал думать. Самоубийцы, остающиеся в могиле, чувствуют все, что происходит вокруг них. Я видел неподдельную боль Ирины, видел ее страдание, хоть она и была вне тела. А стало быть, даже находясь у себя дома, бедная девушка чувствует все, что происходит в могиле. Слушая голоса на кухне, я ворочался до рассвета, а поутру проводил родственников и продолжил думать. Оставить все как есть я не могу, но что же делать? Куча окурков в пепельнице росла, а решения все не было.
В тот день я впервые начал молиться. Молитва - последнее прибежище отчаявшихся людей. Я стоял в храме на коленях и кричал: "Ты, будучи безгрешным, искупил грехи всего человечества. Я знаю, что нечист, греховен, но позволь мне взять на себя ее вину. Неужели она обречена?". Я вспоминал библейские сюжеты и кричал. Я просил Его отдать ее наказание мне, а эту чистую душу, виновную лишь в том, что не выдержала, забрать к себе. Так я проводил все дни, когда не был на дежурстве.
Однажды я спросил Иру, как она относится к религии, символам веры. Я не говорил ей о том, что хожу в церковь. Мне казалось это слишком личным и постыдным.
- Знаешь, - она помолчала, - я избегаю креста, икон, святой воды, но не потому что больно или опасно. Нет, мне просто стыдно. Стыдно за свою слабость, за то, что отказалась от дара жизни. Мне и перед мамой стыдно, хотя спасибо за то, что привел их с дядей Никифором.
- То есть это не является для тебя мукой или препятствием?
- Нет. А ты что, в религию ударился?
- Пока нет, - я поцеловал шелковистые волосы, но экзистенциальные вопросы у меня появились.
Я купил несколько икон: Спаса, Богородицу, Николая Чудотворца. Помнишь у Канцлера Ги, братан? "Это не любовь, ты ведь ночью не Святую Деву звал". Что ж, если любовь определяется этим, то у меня была самая настоящая любовь. Даже Любовь с большой буквы. Каждый день я звал Бога, просил снять с любимой проклятие, а ответом мне была тишина. Ночью мое солнце по-прежнему приходило ко мне. Я замечал в каждой черточке ее лица затаенную боль. И счастье. Боль могилы и счастье находиться здесь, со мной. Эх, Андрюха, каким счастьем был наполнен первый год и как обливалось кровью сердце, когда я увидел всю глубину Бездны, в которую погрузилась Ирина.
Однажды, когда я спал, а Иришка орудовала на кухне, ответ пришел. Мне приснился огромный пустырь. Позади меня была дорога, которая раздваивалась. Один из путей рассыпался вдали на тысячи линий. Второй же шел через овраги, терновники и заросли травы. Он был прямым и неумолимым, как траектория полета пули. А за ним в сиянии лучей уходила в небо Ирина. Я кивнул и уверенно ступил на него. И тут раздался спокойный, полный любви голос.
- Ты всегда можешь отказаться. Только попроси, все прекратится.
А на годовщину знакомства мне стало плохо. Дальше ты знаешь. Рак. Сначала рак желудка, тут же легкие. Врачи только цокали языком. Уникальный случай. За несколько месяцев первая стадия переросла в третью. Сейчас у меня поражено все, что только можно. А когда мне удается уснуть, снится сырая могила, боль и тоска. И мерзкий, ехидный, наполненный да краев злобой голос шепчет мне:
"Ты всегда можешь отказаться. Ну же, одно только слово, крикни "не надо" и все вернется. Или ты хочешь сдохнуть?".
А я хочу только рая. Для нее. Как у Высоцкого. Нарвать бледно-розовых яблок, и пусть она живет. Там, в раю.* *
*Я долго молчал, глядя на Макса. Как же он изменился. В тридцать лет - глубокий старик. Сморщенное лицо, складки у губ, кожа бледно-желтая, как протухший жир.
- Ты ни о чем не жалеешь?
Глаза неожиданно зло заблестели. Через секунду мой друг выдохнул:
- Никогда не задавай мне этого вопроса. Ты не знаешь, чего будет стоить ответ или хотя бы раздумья. Одна мысль может ее погубить.
Разумеется, я не поверил ни единому слову из рассказа друга, но взял куриную лапку, бывшую некогда мощной рукой пожарного:- Прости меня, брат. Давай, выздоравливай. Мы проговорили обязательные в данном случае споры о неизбежности смерти. "Я скоро умру" - "Да не гони, мы еще на твоей свадьбе покуражим" и так далее, хотя оба понимали: скоро конец.* *
*Максим Вершинин, пожарный, мой друг, просто хороший человек, умер пятнадцатого августа две тысячи тринадцатого года, не дожив трех недель до тридцати двух лет. Хоронили его тихо, в своем кругу. Родители погибли в пожаре еще в двухтысячном году, что повлияло на выбор профессии. Мой друг спас из горящих зданий десятки человек. А проводить в последний путь пришли всего четверо: я, старенький сторож Никифор Петрович с сестрой, да дневная сиделка, нанятая мной.* *
*Сорок дней справляли тем же составом в квартире Макса. Я думаю, он бы одобрил мой выбор места. Пока я прибирал за гостями, наступила темнота. Из приоткрытого окна подул ветер. Наклонившись за ложечкой, я почувствовал ощутимый пинок под зад. Сказать, что я испугался, значит не сказать ничего. Это поймет только тот, кого пинали под зад в абсолютно пустой квартире.
- Братишка, ничего личного. Твой ангел-хранитель просил передать. Сказал, ты знаешь за что. Макс стоял с незнакомой мне рыжеволосой девушкой и улыбался, как раньше. Передо мной снова был крепкий пожарный с мягким характером и доброй улыбкой.
- Знакомьтесь. Ирина, Андрей. Андрей, Ирина. Я сел в кресло. Неужели все, что он рассказал, правда? И неужели его муки оказались напрасными?
- Все нормально, брат. Нас в рай пустили. Мама с папой тоже там. Буду знакомить с невестой. Ну а с тобой еще не скоро свидимся. Они растворились в воздухе.
Ошеломленный, я потирал ушибленный зад:
- Э, а пинок-то за что был? - в ответ тишина. Тьфу, теперь гадай, что не так сделал в этой жизни.""
(с) gordeyca
Было изменено: 17:24 30/01/2014.
Мы каждую встречу начинали с этого диалога. Все-таки Макс жуткий оптимист. Немного туговат, слишком добрый, в детстве прослыл ботаником. Он не был особым трусом, но конфликтов избегал. Слишком мягкий. Вообще не от мира сего, но есть в нем хорошая черта - мой друг никогда не унывает.
Я налил чаю, и тут Максим задумчиво посмотрел на свою кружку, сквозь боль улыбаясь своим мыслям.
- Знаешь, - заговорил он, - а ведь все началось с чая.
- Что именно?
- Ладно, давай по порядку, - он поудобнее устроился на подушках, закашлялся, отдышался и повел свой неспешный рассказ.
*Помнишь, я когда работал, после смены постоянно спал, как сурок? Пришел в тот день уставший, задолбанный. Даже новая квартира, в которую въехал третьего дня, разменяв родительскую, не радовала. Хотелось только спать. Продрых до полуночи. У меня после тяжелых смен часто такое бывало. Даже дверь не всегда закрывал. Ты иногда приходил, ругался. Проснулся от звука шагов. Глаза открывать лень, думал, ты пришел, говорю:
"Поставь чайник, пожалуйста".
В ответ женский голос:
"Хорошо".
Мозг не до конца проснулся, так что присутствие женщины не вызвало шока. Окончательно проснувшись, я прошел на кухню.
Там орудовала с бутербродами незнакомая весьма милая девушка. Но красота в данном случае не главное. Как она вообще сюда проникла?
- Ты кто? - единственное, что у меня вырвалось.
- Я здесь живу.
- Погоди, это я здесь живу, - я почти овладел собой. - Эта квартира куплена три недели назад, так что должен вас разочаровать.
- А, вон оно что, - девушка села, оправив платье. И только тут мне в глаза бросилось то, что должно было меня не просто насторожить, а ввести в ступор. Бурые пятна на синем платье и порезы на руках. Как ни в чем не бывало, она продолжила:
- А я думаю, куда делась та нервная психопатка?
- Между прочим, достойнейшая женщина, - я посчитал своим долгом заступиться. - Она даже квартиру продала мне по бросовой цене, и с документами помогала.
- Ясно, - ночная гостья кивнула. - Как и все остальные хозяева.
- Не понял...
- Ты в документы заглядывал? Здесь с девяносто пятого больше года никто не живет. С тех пор, как мама продала квартиру. Еще сорока дней не прошло.
- Сорока дней после чего? - нет, фраза "сорок дней" вызывает у меня только одну ассоциацию. Кисель, кутья, борщ. Но как поминки связаны с этой странной девушкой?
- С моей смерти.
Знаешь, братан, мы иногда шутим по поводу отхода в мир иной, но в тот момент я испугался. Да какой там испугался! Я чуть в штаны не наложил! Я чувствовал, как поднимается каждый волосок на моем теле. Смотри сам. Платье в крови, руки порезаны, вместо радужных оболочек черные пятна, словно зрачки растеклись. И тут это чудо-юдо заявляет о своей смерти. Нет, разум, конечно, вывел предположение о дурдоме, но вот часть спинного мозга, что ниже поясницы, настойчиво вопила об обратном.
- Слушай, ты только не обижайся, но тебе не на кладбище, тебе в дурку надо.
Девушка задумчиво осмотрелась:
- Не веришь?
- Бли-и-ин, - страх уступил место раздражению. - Представь, к тебе в квартиру приходит неизвестный, заваривает чай, делает бутерброды, кстати, весьма вкусные, - я кивнул на тарелку, - и заявляет, что он с того света!
- Смотри, - она протянула руку, и нож, стоявший на другом столе, воткнулся в стену у меня над головой. Тут же другая рука протянулась сквозь стену и извлекла с тумбочки в зале мобильник.
- Все, все, хватит, - я замахал руками, - верю. А то ты еще квартиру разгромишь.
Дыхание немного сперло. Передо мной сидел самый настоящий призрак и мирно пил со мной чай. Или сидела. Призрак сидела, хм...
- А как будет призрак в женском роде? Она пожала плечами:
- Не знаю. Можешь звать меня Ирина.
Я поцеловал холодную, чуть напряженную руку.
- Очень приятно, Максим. Ирина, вы же нематериальны. Как вы чай пьете?
- Молча и с удовольствием. Я многое делаю с удовольствием.
Мы пили чай, беседовали. Ирина оказалась интересной, приятной девушкой. Знаешь, Андрюх, что я скажу? Призраки бывают очень даже прожорливы. Особенно женщины. Сам посуди. Можно есть и не толстеть. Одно плохо. Выбор нарядов ограничен, и люди не ценят их красоту. Почему-то, проснувшись ночью и увидев перед собой парящую девушку в развевающемся саване, человек вместо того, чтобы сделать комплимент, начинает кричать, бегает, дико вращая глазами, и крестится. А полтергейстам даже поговорить не с кем.
Обо всем этом мне рассказала Ирина. Моя просьба поставить чайник ввела ее в ступор. По сценарию, я должен был открыть глаза, убежать, а на другой день подать объявление о продаже квартиры. Обычно так все хозяева и поступали. Но я попутал бедному привидению все планы. Утром жутко не хотелось, чтобы она уходила, но солнце светит только живым. Гостья пообещала, что зимой мы будем видеться больше, чмокнула меня в щечку и растворилась.
Вечером я приготовил свои фирменные блинчики, накрыл их крышкой и оставил записку. Очень хотелось увидеть Иришку еще разок, но нужно было отоспаться перед сменой.
Утром меня разбудили ароматы, доносящиеся с кухни. Вся посуда была вымыта, на столе стояли баночки с котлетами и пюрешкой. Чувак, это было так офигенно! Так мы и стали жить с привидением Ириной. Когда я был на смене или спал ночью, она хозяйничала по квартире. Настоящий домовенок с самой доброй в мире улыбкой.
Я пек ее любимые блинчики, рассказывал по ночам о своей жизни, о работе. Спустя три месяца с момента нашего знакомства у любимой был день рождения. Я хотел подарить ей новую модную одежду, драгоценности, но вовремя узнал одно обстоятельство. Ира не могла надеть ничего, кроме платья, в котором умерла, одежды, в которой ее похоронили, и белого савана.
На день рождения, день смерти и день нашего знакомства я покупал разные вкусности, приносил цветы. Правда, любимая обижалась, если в букете было нечетное количество. Дескать, три розы дарят только живым. Но, если честно, черный юмор - единственный ее недостаток.
Посуди сам: дорогих телефонов, платьев и драгоценностей не надо; готовит идеально; не пилит; голова не болит, если ты понимаешь, о чем я. Да-да, сексом призраки тоже занимаются. И не спрашивай, как. Цитирую: "Не молча, но с удовольствием".
С момента нашего знакомства прошел год с небольшим. Постепенно я узнал, что в девяносто пятом году, когда я учился в седьмом классе, мою любимую, тогда еще двадцатилетнюю девушку, изнасиловали отморозки и оставили в кустах. Не выдержав позора, Ирина порезала себе вены и окунула руки в ведро с горячей водой. Конец немного предсказуем. Она умерла. Самоубийц не принимают ни в рай, ни в ад, и они тусуются до Страшного Суда в наших трех измерениях. У кого-то хватает сил покинуть гроб и жить независимо от тела, кто-то может навещать по ночам место своей смерти, но большинство остается гнить вместе с трупом. Суицидники сами по себе, как правило, слабые люди, вот и остаются там, под землей, не в силах побороть физику.
Наступал день рождения любимой. Ничего не предвещало беды. Мы сидели перед телевизором, смотрели какой-то фильм и пили шампанское, как вдруг Ирина закричала диким голосом.
- Что случилось? - я смотрел в искаженное болью лицо и не знал, что делать.
- Где болит?
- Все! Все болит!!! Любимый, помоги!!!
- Да что случилось?! Как тебе помочь?
- Третий сектор! Двадцать пятая могила! Быстрее!!!
Я знаю, что мертвые не потеют. Но она задыхалась от боли, а на лбу выступила испарина. Пальцы мягко нажимали сигнализацию, ступени замелькали перед глазами. Уже через минуту я на ста пятидесяти мчал в сторону кладбища. Благо, оно у нас одно. Сторож выскочил на мои маты с монтировкой, готовый отразить любое нападение.
- Отец, третий сектор, двадцать пятая могила! Быстро!!!
- Ночью кладбище закрыто, - ответил бородатый дед. - Приходите завтра.
- Пять тысяч! Только быстрее!
- Ладно, идем. Развелось психов...
Сунув в карман бородачу красную купюру, я достал из машины биту и мы пошли. Нужную могилу было видно издалека. На ней горел костер, а вокруг плясали малолетние уроды. Братан, ты знаешь, мое кредо - умение договариваться, но тут я не выдержал. Битой я просто снес первое на моем пути тело и мне было глубоко плевать на то, что эта тварь женского пола. Среди выродков нет женщин. Они выродки, и точка. Вторым ударом я сломал ноги костлявому уродцу лет шестнадцати от роду. Остальные трое опомнились. Размалеванная телка достала перочинный ножик, здоровый акселерат, поигрывая цепью, подходил ко мне, а тощее бесполое чмо в темном капюшоне шло с колом наперевес. Здесь я очканул не на шутку.
Но за их спинами горела могила моей любимой. Дров придурки не пожалели. В битву вступил дедок с монтировкой. Незамеченный, с отключенным фонариком, он прокрался за их спины и саданул капюшоннику в голову. Моя бита пошла по длинной дуге, выбивая нож из рук девки, а кулак - прямым ударом акселерату в нос. Повезло. Парнишка вырубился с одного удара. Я быстро раскидал костер, сатанисты тихо постанывали.
Нас спас фактор неожиданности. Вдвоем вывезти пятерых - такое возможно только в сказках.
- Мы тебя найдем, сука, - это очнулся переросток. Капюшонника уносили девушки. Костлявый шел сам.
- Заварицкого пять, квартира девяносто восемь, - мой голос был полон угрозы.
- А я здесь почти каждый вечер бываю. Никифор-Петровича спросите.
Мы с дедом молча очищали могилу, отмывали памятник от сажы.
- А ты кто Ирине будешь? - спросил Петрович, когда мы оттерли памятник.
Что я отвечу? Понимаете ли, я живу с призраком, и ей ни с того ни с сего стало больно.
- Племянник, - терпеть не могу врать.
- Ай, не трынди-ка. Ира одна в семье была. Я непонимающе уставился на старика.
- Я ее дядя. Когда Ирка себе вены порезала, Машка, сестра моя, чуть с ума не сошла. Так что колись, внук, чего приперся так поздно?
- У вас кофе есть? - придется говорить правду.
За чашкой чая я рассказал деду Никифору все, что с нами происходило, начиная с покупки квартиры.
- М-да, - мой собеседник поглаживал бороду, - а я думаю, адрес знакомый. Слушай, - протянул сторож, - можно, мы с Марией навестим ее завтра?
- Ну, в принципе, почему бы и нет. Только она затемно приходит.
- Да у нас все равно бессонница. Так что ждите в гости.
Мне пришла в голову мысль.
- Дядь Никифор, а поехали сейчас? У Иришки день рождения, думаю, обрадуется.
Не буду описывать встречу родных людей. Там были и, слезы и радость после двенадцати лет назлуки. Я не стал им мешать, лег на диван, закрыл глаза и начал думать. Самоубийцы, остающиеся в могиле, чувствуют все, что происходит вокруг них. Я видел неподдельную боль Ирины, видел ее страдание, хоть она и была вне тела. А стало быть, даже находясь у себя дома, бедная девушка чувствует все, что происходит в могиле. Слушая голоса на кухне, я ворочался до рассвета, а поутру проводил родственников и продолжил думать. Оставить все как есть я не могу, но что же делать? Куча окурков в пепельнице росла, а решения все не было.
В тот день я впервые начал молиться. Молитва - последнее прибежище отчаявшихся людей. Я стоял в храме на коленях и кричал: "Ты, будучи безгрешным, искупил грехи всего человечества. Я знаю, что нечист, греховен, но позволь мне взять на себя ее вину. Неужели она обречена?". Я вспоминал библейские сюжеты и кричал. Я просил Его отдать ее наказание мне, а эту чистую душу, виновную лишь в том, что не выдержала, забрать к себе. Так я проводил все дни, когда не был на дежурстве.
Однажды я спросил Иру, как она относится к религии, символам веры. Я не говорил ей о том, что хожу в церковь. Мне казалось это слишком личным и постыдным.
- Знаешь, - она помолчала, - я избегаю креста, икон, святой воды, но не потому что больно или опасно. Нет, мне просто стыдно. Стыдно за свою слабость, за то, что отказалась от дара жизни. Мне и перед мамой стыдно, хотя спасибо за то, что привел их с дядей Никифором.
- То есть это не является для тебя мукой или препятствием?
- Нет. А ты что, в религию ударился?
- Пока нет, - я поцеловал шелковистые волосы, но экзистенциальные вопросы у меня появились.
Я купил несколько икон: Спаса, Богородицу, Николая Чудотворца. Помнишь у Канцлера Ги, братан? "Это не любовь, ты ведь ночью не Святую Деву звал". Что ж, если любовь определяется этим, то у меня была самая настоящая любовь. Даже Любовь с большой буквы. Каждый день я звал Бога, просил снять с любимой проклятие, а ответом мне была тишина. Ночью мое солнце по-прежнему приходило ко мне. Я замечал в каждой черточке ее лица затаенную боль. И счастье. Боль могилы и счастье находиться здесь, со мной. Эх, Андрюха, каким счастьем был наполнен первый год и как обливалось кровью сердце, когда я увидел всю глубину Бездны, в которую погрузилась Ирина.
Однажды, когда я спал, а Иришка орудовала на кухне, ответ пришел. Мне приснился огромный пустырь. Позади меня была дорога, которая раздваивалась. Один из путей рассыпался вдали на тысячи линий. Второй же шел через овраги, терновники и заросли травы. Он был прямым и неумолимым, как траектория полета пули. А за ним в сиянии лучей уходила в небо Ирина. Я кивнул и уверенно ступил на него. И тут раздался спокойный, полный любви голос.
- Ты всегда можешь отказаться. Только попроси, все прекратится.
А на годовщину знакомства мне стало плохо. Дальше ты знаешь. Рак. Сначала рак желудка, тут же легкие. Врачи только цокали языком. Уникальный случай. За несколько месяцев первая стадия переросла в третью. Сейчас у меня поражено все, что только можно. А когда мне удается уснуть, снится сырая могила, боль и тоска. И мерзкий, ехидный, наполненный да краев злобой голос шепчет мне:
"Ты всегда можешь отказаться. Ну же, одно только слово, крикни "не надо" и все вернется. Или ты хочешь сдохнуть?".
А я хочу только рая. Для нее. Как у Высоцкого. Нарвать бледно-розовых яблок, и пусть она живет. Там, в раю.* *
*Я долго молчал, глядя на Макса. Как же он изменился. В тридцать лет - глубокий старик. Сморщенное лицо, складки у губ, кожа бледно-желтая, как протухший жир.
- Ты ни о чем не жалеешь?
Глаза неожиданно зло заблестели. Через секунду мой друг выдохнул:
- Никогда не задавай мне этого вопроса. Ты не знаешь, чего будет стоить ответ или хотя бы раздумья. Одна мысль может ее погубить.
Разумеется, я не поверил ни единому слову из рассказа друга, но взял куриную лапку, бывшую некогда мощной рукой пожарного:- Прости меня, брат. Давай, выздоравливай. Мы проговорили обязательные в данном случае споры о неизбежности смерти. "Я скоро умру" - "Да не гони, мы еще на твоей свадьбе покуражим" и так далее, хотя оба понимали: скоро конец.* *
*Максим Вершинин, пожарный, мой друг, просто хороший человек, умер пятнадцатого августа две тысячи тринадцатого года, не дожив трех недель до тридцати двух лет. Хоронили его тихо, в своем кругу. Родители погибли в пожаре еще в двухтысячном году, что повлияло на выбор профессии. Мой друг спас из горящих зданий десятки человек. А проводить в последний путь пришли всего четверо: я, старенький сторож Никифор Петрович с сестрой, да дневная сиделка, нанятая мной.* *
*Сорок дней справляли тем же составом в квартире Макса. Я думаю, он бы одобрил мой выбор места. Пока я прибирал за гостями, наступила темнота. Из приоткрытого окна подул ветер. Наклонившись за ложечкой, я почувствовал ощутимый пинок под зад. Сказать, что я испугался, значит не сказать ничего. Это поймет только тот, кого пинали под зад в абсолютно пустой квартире.
- Братишка, ничего личного. Твой ангел-хранитель просил передать. Сказал, ты знаешь за что. Макс стоял с незнакомой мне рыжеволосой девушкой и улыбался, как раньше. Передо мной снова был крепкий пожарный с мягким характером и доброй улыбкой.
- Знакомьтесь. Ирина, Андрей. Андрей, Ирина. Я сел в кресло. Неужели все, что он рассказал, правда? И неужели его муки оказались напрасными?
- Все нормально, брат. Нас в рай пустили. Мама с папой тоже там. Буду знакомить с невестой. Ну а с тобой еще не скоро свидимся. Они растворились в воздухе.
Ошеломленный, я потирал ушибленный зад:
- Э, а пинок-то за что был? - в ответ тишина. Тьфу, теперь гадай, что не так сделал в этой жизни.""
(с) gordeyca
Было изменено: 17:24 30/01/2014.
