Много про добера, из "Сноба"...
... Повторю. Я никогда в жизни не хотел заводить себе добермана. И вот. Пришел сосед с верхнего этажа. Тесть у него пропал.
-- А там тёща, там ещё собака... Его две недели уже нет, и жена в панике, помоги!
Поехали к жене, там с собакой и встретились. Доберману было восемь месяцев. Рослый такой юноша, отвовевал уже себе три комнаты у хозяев. Спать изволил на диванах. Свою территорию защищал рьяно. Хозяин, очень высокопоставленный по тем временеам телевизионный начальник, привез пса щенком из Германии. Купил за три тыщи долларов. Папашка собаки по документам значился чемпионом мира. Щенка по паспорту звали Граф фон Гвидо фон Франкенхорст и прочая и прочая, владелец земель с крестьянами и поместий в разных странах Европы.
Мы почему-то понравились друг-другу в те минуты, когда тёща соседа изливала на меня свои жалобы на супруга, а пёс вглядывался в мои глаза, повиливая тем, что осталось от его хвоста. Я похлопал ладошкой ему по лбу. И он сел, выразив согласие на сотрудничество.
Это, конечно, была не собака, это было дорогое удовольствие. Но мы уехали искать хозяина. Это, отдельная песня, конечно. Про то, как мы интересовались у его заместителей, застигнутых с любовницами на съемных квартирах: "Где начальник?" Как судьба забросила нас среди ночи в один из близлежащих подмосковных городов. И там дверь в квартиру нам открыла пышногрудая обнаженная донельзя красавица, пытавшаяся убедить, что никого из теленачальников в хате не присутствует. Присутствовало, конечно.
Пришлось начальнику одеться быстро, привести себя в нормальный вид, и отправиться по домашнему адресу. Единственная беда, он девичьми трусами свои чресла опоясал впопыхах. Пришлось заехать на обратном пути на квартиру к заму, где тот предложил своему руководителю нижнее белье со своего плеча. Оно оказалось размеров на несколько больше, но, по крайней мере, представ перед супругой, "потеряшка" выглядел более убедительно, чем в предыдущем наряде.
Я сказал тогда этому человеку: "Больше не заставляй меня такими глупостями заниматься. Еще раз будет такое накажу. Собаку заберу, по крайней мере..."
Он обещал, что больше так не будет. И слово свое не сдержал, конечно. У топ-менеджеров это стиль работы, как я убедился.
А я сдержал. Собаку забрал.
Хозяйка была рада, привезла ее сама, и жаловалась мне, что только однажды вывела пёсика пописить, нарядившись в норковое манто, а он так рванул к близлежащему деревцу, что она, бедолага, своим манто осушила все лужи по пути.
-- С тех пор я его не выводила, и он две недели гадил в квартире...
Ничего себе подарочек!!!
В восемь месяцев этот осталоп ни одной команды не исполнял, не знал. И знать не хотел.
И вот я его взял.
И вот началось воспитание.
Первым начал он.
Жидко надристал перед входной дверью квартиры. Помочился на ковер в комнате.
В продукцию своей жизнедеятельностью был ткнут носом. Попытался куснуть в ответ неудачно. И занялся гигиеной облизыванием, то есть.
У Гашека в "Швейке" доберманий характер очерчен лучше, нежели в любом дорогом иллюстрированном учебнике о воспитании доберманов.
Итак, Граф фон впервые был выведен на чужеземную улицу.
И тут он впервые увидел большое дерево. И я проникся : бедное животное. В том элитном дворе, где ему приходилось бывать ранее, на всех собак торчал из утрамбованной земли один сучок с ветками, изображавший дерево, к которому пёсики выстраивались в очередь вместе с хозяевами. А тут целое дерево. Настоящее. Да еще и с листьями. Да и кусты пышные неподалеку. И вся эта радость неописуема... До его появления здесь.
Граф фон Гвидо и фон чего-то еще это было тяжело запомнить, а таскать за собой его родословную на каждую прогулку, вычитывая протокольно: "А сейчас! Граф фон такой-растакой, ко мне!" Или "Фу!". Поняли? Неудобно как-то.
Грей. И все тут. На Графа он отзываться и сам не очень-то хотел. Кстати, сейчас вспомнил, что добермана Наташки Игнатовой, красоточки-одноклассницы, как раз Графом и звали!!!
... Дома война за воспитание Грея длилалсь долго. Он любил оскаливать пасть и гавкать по ночам в ухо моей жене, пока я не вставал и не давал в ухо ему. Жене это дело надоело, и она уехала на месяц в Америку, оставив меня наедине с собакой и ребёнком. Опытные собачатники, узнав о появлении добермана в моем доме, сочуственно скулили, и убеждали меня в том, что дом пропал.
-- Доберман волевая собака, он будет захватывать жизненное пространство, и убирать с него всех конкурентов. Вас, в первую очередь. Начнет с самых слабых...
И начал...
Сын Гришка прибежал с воплями на кухню: "Он опять насрал в комнате, я его хотел носом ткнуть, а он меня укусил!"
-- Не смей ныть. Не показывай слабость. Ответь ему достойно. Накажи!!!
Гришка вернулся в кухню со сломанной шваброй. Треснул пса по хребту. Пёс залег под стол осозновать свою неправоту.
Да и Гришка себя уверенней почувствовал, любуясь на сломанную пополам рукоять швабры.
В течение месяца нам с собакой приходилось доказывать друг другу, кто главнее. На моей стороне было кунг фу. Наши победили. Так мне казалось...
В квартире я был хозяином. На улице он. Он лучше понимал, что ему делать. Доберман защитник. Не знаю, кто и когда ему сказал в то время, что у меня по работе (криминальные расследования в "Коммерсанте") были серьезные проблемы с представителями одного горского народа, и одного городского милицейского.
Сам пёс газет, как и многие люди, не читал. Но во время прогулки на воле дёргался с поводка в сторону именно ментов и именно горцев именно того племени. Другие горцы ему были не интересны.
Однажды, выйдя из подъезда на прогулку, мы с собакой завернули за угол. Грей шел первым, конечно же. И он нос в нос стоклнулся с малышом в голубеньком комбинезоне. Младенец возвращался с прогулки, одержимый за капюшон мамашкиной рукой. Застыли. Собака. Младенец. Мамашка. И я.
-- Смотри, мама, вольк, -- прощебетал будущий защитник Отечества.
Грей застеснялся и покраснел.
Он стеснялся детей, щенков, маленьких собачат, которые вертелись под ногами. Врагов он не стеснялся. Позже расскажу.
Я многому учился у него. Почему, например, при писании, нужно поднимать заднюю лапу как можно выше оказывается, все, как у людей, -- пытаться казаться выше и крупнее, чем ты есть, на самом деле...
... Друг у него был один. Буль-мастиф по кличке Мартин. Палевого цвета пёсик весом килограммов под 60-70, в зависимости от того, что, где и сколько покушал. Голова раза в четыре больше обычной бульдожьей. И склонная к размышлениям. Он был очень задумчивым, этот пёс.
Хозяином Мартина был китаец по имени Иван и по фамилии не менее русской, сын известного в узких кругах летчиков-испытателей пилота, который лично встречал НЛО над Северным Полюсом, и получившим за свои полеты высшие правительственные награды и мелкую двухкомнатную квартиру в хрущевке, где после его смерти доживали его вдова и сын.
... Мартин был восприимчив, затем задумчив, а затем...
Нечаянно я купил видеокассету о том, как некий американский мастер воспитывает собак. Это меня изумило. Щенка любой породы он делал своим за пять минут. Одну хитрость, которая не расшифровывалась на пленке, я запомнил с собакой надо разговаривать. И почесывать ей грудь. Ей приятно. У нее это эрогенная зона, как позже выяснил в трудах других собачатников.
Однажды я почесал грудь Мартину, голова которого с обвислыми щеками весит килограммов двадцать. Мартин задумался, а мы с хозяином обсуждали что-то свое китайское. Типа, почему японцы пьют сакэ теплым сначала из блюдца, или потом из блюдца, а после из чашечек. Минут пять наших жизней истратили на погружение в этот ложный посыл, а Мартин думал всё это время. Он думал о том, как отреагировать на мой поступок при живом хозяине. И решил все же отблагодарить. Я смотрел в другую сторону, и только периферийным зрением увидел, как в сторону моей челюсти стремится что-то большое и палевое с черным. Морда Мартина пыталась лизнуть меня в знак благодарности, заодно поломав мне шею хотя бы. Еле увернулся...
... Мартин, в отличие от Грея не любил плавать. Но было жарко и надо.
Грею и Мартину везло в том, что около наших домов простирался круглый овраг под бюрократическим названием "Сходненский ковш". У пешеходных дорожек поверху ковша стояли даже таблички с проржавевшими длинными ножками, приваренные к серым щитам, на которых смытой дождями красной краской было написано нечто вроде "Сходненский ковш памятник природы" и прочая, и прочая. Помню малолетнего елеходящего ребенка, удерживаемого мамой за руку, который попытался прочесть по буквам этот сигнал, и озвучил вывод: "Мама! Это памятник природе?.."
Посреди ковша Инь-Ян изгибом идет речка Сходня. Со щуками и щурятами в камышах, с глупыми мальками, которые не пугаются играть серебром чешуи перед взглядами утомленных от неулова рыбаков. Когда Грею становилось жарко, он сам запрыгивал в эту ленивую стремнину, переплывал на остров к шашлычникам за добычей, и возвращался обратно. Мартин вилял хвостом, свешивал широкий язык до колен, но в воду ни-ни. Китаец Ваня уговаривал его, как мог. Личным примером заманивал в прохладную бурую воду. Мартин был радостен хвостом, но непреклонен в своем нежелании лезть в ЭТО.
И тогда мокрый Иван, отчаявшись, вылез из реки, с кряхтеньем взял Мартина на руки и с усилием зашвырнул эту тушу в середину лениво-текущей Сходни. Был сонм брызг. Когда серебряные капли опали, стало видно, что задница буль-мастифа с хвостом ушла ко дну первой. Потом по реке в разные стороны широко расплылись черные щеки собаки. Остатки головы какие-то пару секунд держалась на поверхности, а глаза обреченно и явно сказали: "Ну и сука же ты, хозяин!". После чего глаза закрылись. И голова погрузилась под воду медленно и без пузырей. Текла река... Собаки не стало.
-- Вот, б***ь! Ваня нарушил паузу, и немедленно нырнул прямо туда, где утонуло то, что было Мартин...
Из пучины они вынырнули лицом к лицу. И было заметно, что оба долюбливают друг друга. И каждый знал, за что...
Когда Иван женился на прекрасной некитаянке, и у них родился сын, Мартин принял на себя часть воспитательного процесса. Подросший малыш не всегда хотел кушать то, что надо было кушать и незаметно от родителей смахивал часть еды на пол, где ее подхватывал Мартин и приканчивал, стараясь не чавкать громко.
Однажды родители, занятые приемом гостей в кухонном зале, были озадачены грохотом, доносившемся из детской. Отправились разбираться. Сюжет был таким Мартин хотел отблагодарить дитя, пытаясь просунуть сквозь деревянные прутья младенческого вольера свеженедоеденную сахарную кость буйвола. Или слона. Не помню.
Это была собака, которая открывала двери не носом, не лапой, а чистосердечно лбом. Бум! Поэтому все двери в доме старались держать открытыми.
Этого пса было за что любить. И Грей научил меня понимать за что.
... В овраге, где нас выгуливали собаки, в то время еще были частные огородики, где бабушки возделывали почву, выращивали картофель и прочие овощные культуры. С краев оврага на возделанное планировали дельтапланеристы, и доставляло удовольствие наблюдать, как воздушные массы таскали их по воздуху над грешной землей, которая неотвратимо приближалась в лице деревьев, огородов и огородников с вилами, на которые летчиков недружелюбно пытались посадить старушки. Дельтапланеристы отчаянно хлопали крыльями, стараясь приземлиться на невскопанное пространство.
Там же, в овраге, я совершил ошибку в воспитании Грея. Наткнулся на кружок собаководов, с которых собирал деньги инструктор-кинолог за воспитание животных. Сдуру я туда тоже попал и собаку, на всякий случай, притащил за собой. Чудеса дрессировки заключались вот в чем: инструктор отбирал у хозяев поводки, менял их на крепкую верёвку, заставлял хозяев прочно привязывать собак к близлежащим деревьям, а затем брал в руку палку и замахивался на собак, притворяясь, что хочет их стукнуть. Собаки были недовольны. Лай стоял оглушительный. Деревья гнулись.
-- Какую команду-то собаке давать?! интересовался я, пытаясь переорать эту какафонию.
-- Не надо ничего!!! кричал в ответ потный инструктор.
На второй тренировке я сказал ему, что моя собака умеет лаять бесплатно. И мы вырвались из этого порочного круга. Порочного потому, что пес начал лаять на всех людей, у которых были палки или некое подобие. Первыми жертвами этого гавкания, конечно же, становились огородники, возвращавшиеся по домам с полей возделываний и сражений с людьми-птицами. Огородники имели привычку носить на плечах грабли, лопаты и прочие причиндалы, оборудованные палками, естественно. Полгода мне понадобилось, чтобы отучить пса от этой дурной привычки.
Однажды с собакой в овраг ушел гулять Гриша.
Граф отмечал свои владения, но вдруг отвлекся, услышав остервенелый лай. Застыл, и как рванулся в ту сторону, где братья по разуму пытались оторвать деревья и добраться до инструктора. Пёс не слышал никаких команд и развивал космическую скорость, перелетая через ручьи и тела отдыхающих. Когда к месту дрессировки подоспел Гриша, обнаружил опрокинутого наземь инструктора, грудь которого попирал оскаленный Грей.
-- Уберите собаку!!! кричал дрессировщик.
Гриша убрал. Привязанные к деревьям недодресированные собаки Грея зауважали с тех пор...
А для меня урок был такой свою собаку никогда не доверяй дрессировать, тренировать, воспитывать (на ваш выбор) другим людям. Пёс, сучка, они же теряться начинают. Даже если чужой человек симпатичен собаке, обратите внимание, как пёс, виляя ему хвостом, поглядывает на вас. Он делает это не потому, что спрашивает у вас разрешения отдаться новому приятелю со всей душою. Он показывает глазами своему новому приятелю кто у него настоящий друг. Некоторые пытаются употреблять во взаимоотношениях человека с собакой слово хозяин. Принимая так называемого хозяина, пёсики посвящают ему свою жизнь. А придурок, вроде меня, пытался раздавать эту жизнь направо-налево. Серьёзный удар по психике животного...
Но он, как я себя утешаю, простил мне эту глупость. Некоторые глупости он не прощал. Его прежним хозяевам я настоятельно рекомендовал не появляться в поле зрения собаки хотя бы полгода. И вот... Мы выходим на улицу через коробку двойных стеклянных дверей подъезда, а навстречу бывшие...
Я застопорил шаг, Грей унюхал бывших хозяев, но рвался на волю пописать. Поздоровались, прошли каждый своим курсом. И тут, вместо того, чтобы устремиться к кустам, Грей остановился, и через плечо посмотрел в то стеклянное окошко, где только что прошел его первый хозяин. Он стоял так секунд пять. Потом, наверное, принял для себя какое-то решение, и обоссал то, что считал необходимым.
То трагическое мгновение мы молча сохранили каждый в себе, стараясь не напоминать об этом друг другу.
А потом мы вообще стали похожи. Констатировали это так...
Мы с Греем возвращались из оврага после тренировки с моими учениками. Поднялись наверх, где по асфальтовой тропинке плелись огородники. Впереди уставшая от жизни упитанная вислозадая старушка в васильковом сарафане и с граблями на плече, след в след ей, трудно дыша, переставлял ноги дед с совковой лопатой. Я искупался в речке перед выходом наверх, и шел в шортах, в одной руке держа майку, в другой поводок, на конце которого был Грей.
Мы обогнали пару. И вслед мне старушка констатировала: "Какой красивый пёсик! Стройный, загорелый! Весь в хозяина!"
Мы с Греем подтянулись, сделав вид, что равнодушны.
Но тут дед-громовержец прогрохотал:
-- Ты че там расп***илась, старая? А? Ща как ё**у лопатой по харе!...
Мы с собакой как можно гламурнее перешли через дорогу, оставив нашим поклонникам право лаяться между собой.
Даже не обернулись на них.
Это позже мы начали оборачиваться. Синхронно. На сучек. И я, заметив это, был немало удивлен себе.
И еще он показал мне в чем разница между любовью и страстью. Страсть она неудержима, болезненна и плодотворна. А любовь нечто совсем другое.
Страсть он испытал к ротвеллерихе. Унюхав ее позывы метров за шестьсот, он рванул в овраг, и я когда я подоспел ( а с другой стороны бежал хозяин девицы), они уже слились в соитии и наши дурацкие попытки разрушить это союз, кроме боли и недоумения у собак ничего не вызывали. Мало того, они уже стояли сгорбившись, задом к заду. Грей, конечно же, стеснялся. Не стеснялся китаец Ваня, вовремя оказавшийся рядом вместе с недоумевавшим Мартином. Ваня весело хохотал, приговаривая: "Я так и не понял, Борисыч, кто кого? Грей сучку или ты -- Грея?"
Через какое-то время пошли дети. Хозяин сказал, что его сучка ощенилась, как из пулемета 12 щенков. Всех раздал, оставил одного, самого крупного. Мне было интересно посмотреть, что за смесь получилась, и я просил его не отдавать пёсика пару дней: "Посмотрю, что вышло, может, я себе его заберу".
Когда я собрался было поздно.
-- Я его уже отдал, -- сказал удрученный хозяин, -- он мамашку чуть не загрыз в свои полтора месяца, ну его на фиг...
Где-то месяц после страсти Грей на сучек даже смотреть не хотел. А потом встретил Ее.
Она была чемпионкой Москвы. Многократной. Звали ее Ульма. И они, увидев друг друга, поняли, что каждый нашел свою половинку.
Так вот, теперь о любви.
Они при встрече, стояли лицами друг к другу. Прижавшись щекой к щеке. Целых пять минут так могли стоять.
-- Ну ты хоть раз вывези его на выставку, -- уговаривала меня хозяйка Ульмы, -- и тогда мы их поженим.
Её поддерживали другие собачатницы, которые имели свои собачьи клубы и проводили свои чемпионаты Москвы и её окрестностей. Они обещали первое место сразу по приезде Грея на эти состязания. Ну не было у меня времени.
Ульма понесла от другого. Но их любви это не потревожило ничуть. Из помёта остался Викинг, который, когда подрос, оказался на пару сантиметров повыше Грея.
Пёсик был очень нервным, и как любой подросток, знать ничего не хотел о материнской любви к какому-то чужому дяде-доберману.
Викинг умер молодым, в пять лет. Его повезли погулять на природу, стали бросать ему пластиковую тарелку. Он с радостью прыгал за ней, извиваясь в воздухе. Во время одного из таких прыжков взвизгнул и рухнул замертво.
Вот такая у них тонкая нервная система. Сердце от радости игры не выдержало.
Доберманы народ нервный. Это мы существа со стальными канатами внутри. Либо притворяемся такими.
Примерно в это время я понял, что с собаками надо разговаривать. Ведь пёс всегда подходит к тебе не просто так, а с каким-нибудь вопросом. Собакам надо что-то объяснять о людях, хотя они гораздо лучше в них разбираются...
Однажды от безделья я подсчитал, что словарный запас Грея насчитывает порядка 300 слов. Не считая команд и матерщины. Последнее он вообще не выносил, и знал, что для таких выражений нужно провиниться хуже некуда.
300 слов словарный запас рядового советского крестьянина. Да и уменя, наверное, чуть больше наскребется.
Конечно, я не всё время бездельничал. Просто так повезло с работой, что у меня был первый месяц, когда я мог заниматься с ним каждый день.
Потом иногда стал брать его с собой на работу. Привязывал в теньке к дереву перед редакцией до тех пор, когда ко мне не явилась демонстрация протеста в лице Лёни Злотина, обозвавшего меня собачьим садистом, признавшегося в том, что он приютил у себя ротвеллера-подростка, с которым никогда так не поступит.
Пристыженный я привел Грея в редакцию, в кабинет своего начальника Игоря Свинаренко, который в ту пору то ли в командировке был, то ли в отпуске.
Я привязывал Грея к двери, и сидел готовил криминальный обзоры для субботнего выпуска "daily". И вдруг обратил внимание на то, что мне никто не мешает. Никто не лезет в дверь с вопросами, "ты этого не видел?", "анекдот слышал?", "а прикол знаешь?".
Работать было легко, споро и приятно.
Охранником он был замечательным. Однажды, когда один из моих соседей вдруг начал испытывать какие-то неприятности со стороны бандитов, попросил меня выпускать Грея дежурить по ночам на межквартирную площадку.
-- А зачем? спросил я, -- Он и так чужого, выходящего из лифта, из квартиры чует и орет. Успокойся...
Еще он ненавидел пистолет. Он не боляся пистолета. Был приучен, но стоило мне дома взять в в руки эту гадость, как он начинал ругаться и требовал немедленно убрать это с глаз долой.
А вот грома боялся. Подозреваю, что в детстве его врасплох застал громкий раскат, и он этот страх так и не смог победить в себе. Он срывался и удирал куда глаза глядят, если в то время был на улице. Один раз я побежал его искать по-над оврагом, а жена стояла под ливневыми струями на краю "ковша" и кричала: "Грей! Грей!". Пока к ней не подошел вымокший сочувственный пьянчужка и и не поинтересовался: "Что, Ассоль? Своего капитана ждешь?"
Нашелся тогда пёсик, слава Богу.
Еще, когда неподалеку от нашего дома к радости детишек расположился цирк Шапито, Грей унюхал запах необычных животных, и встревожился. Потом одного из таких животных повстречал лично это был ну очень большой доберман под названием лошадь. И мой песик предпочел обойти его стороной, по довольно большой дуге. И еще оборачивался через плечо, пытаясь сообразить, чем же такую собаку кормят?
По всем доберманьим учебникам, которые я прочел, собаки этой породы живут семь-восемь лет. Нервы, повторюсь...
У Грея седины на морде толком не было, она проступала на тех местах, где когда были дырки от схваток. Потом заросли, и там седина проступала клочками. Он держал отличную форму, не упускал возмождности уделять внимание дамам, и однажды снежной зимой сиганул за одной из тех, про которых говорят "хвост на бок", и по плечи застрял в снегу. Пытался выбраться и не мог. Пришлось лезть туда и с пыхтением вытаскивать его на руках.
Потом начались ревматические боли. Потом эпилептические приступы. Это тяжело -- держать пасть такого пса с железными челюстями. Он приходил в себя. Недоумевал сначала так же, как в подростковом возрасте, когда нечаянно ступил на ледяную дорожку детской горки, и неведомая сила понесла его здорового, полного сил и счастья, без пяти минут мужика, -- куда-то вниз. Спустившись, он долго обнюхивал этот коварный лед, пытался кусать его, но так и не сумел раскрыть его тайны. В дальнейшем предпочитал обходить его стороной.
А тут, после приступов ему опять становилось стыдно, что он отрубался на какое-то время и в эти минуты не мог исполнять своих обязанностей.
С каждым днем становилось всё хуже и хуже. Когда приступы стали повторяться через каждые три минуты, я позвонил Димке-соседу, завернул пёсика в коврик и мы поехали.
Грею было 15 лет.
Он через каждую минуту терял сознание. Потом приходил в себя, еле набирался сила, чтобы извиниться.
Он стеснительный был, повторюсь еще раз. Он даже в нос меня не лизал, всегда оставлял люфт в пару сантиметров. Сентиментальный, но сдержанный в чувствах.
Ветеринар сказал, что надо сделать два укола. От первого пёс уснет. От второго не проснется.
Там был яркий свет, белый кафель на стенах.
Грей пришел в себя на пару секунд после первого укола, облегченно лизнул меня в руку, вздохнул устало и уснул.
Второго укола я ждать не стал...
Я повернулся к нему спиной. И ушел.
Больше мы не виделись...
-- О чем же, интересно, вы с ним беседовали? зададут вопрос пытливые умы.
Не о смысле жизни. Точно. Такой вопрос даже не стоял перед нами. Со смыслом жизни нам было всё очень хорошо понятно... (c)
-- А там тёща, там ещё собака... Его две недели уже нет, и жена в панике, помоги!
Поехали к жене, там с собакой и встретились. Доберману было восемь месяцев. Рослый такой юноша, отвовевал уже себе три комнаты у хозяев. Спать изволил на диванах. Свою территорию защищал рьяно. Хозяин, очень высокопоставленный по тем временеам телевизионный начальник, привез пса щенком из Германии. Купил за три тыщи долларов. Папашка собаки по документам значился чемпионом мира. Щенка по паспорту звали Граф фон Гвидо фон Франкенхорст и прочая и прочая, владелец земель с крестьянами и поместий в разных странах Европы.
Мы почему-то понравились друг-другу в те минуты, когда тёща соседа изливала на меня свои жалобы на супруга, а пёс вглядывался в мои глаза, повиливая тем, что осталось от его хвоста. Я похлопал ладошкой ему по лбу. И он сел, выразив согласие на сотрудничество.
Это, конечно, была не собака, это было дорогое удовольствие. Но мы уехали искать хозяина. Это, отдельная песня, конечно. Про то, как мы интересовались у его заместителей, застигнутых с любовницами на съемных квартирах: "Где начальник?" Как судьба забросила нас среди ночи в один из близлежащих подмосковных городов. И там дверь в квартиру нам открыла пышногрудая обнаженная донельзя красавица, пытавшаяся убедить, что никого из теленачальников в хате не присутствует. Присутствовало, конечно.
Пришлось начальнику одеться быстро, привести себя в нормальный вид, и отправиться по домашнему адресу. Единственная беда, он девичьми трусами свои чресла опоясал впопыхах. Пришлось заехать на обратном пути на квартиру к заму, где тот предложил своему руководителю нижнее белье со своего плеча. Оно оказалось размеров на несколько больше, но, по крайней мере, представ перед супругой, "потеряшка" выглядел более убедительно, чем в предыдущем наряде.
Я сказал тогда этому человеку: "Больше не заставляй меня такими глупостями заниматься. Еще раз будет такое накажу. Собаку заберу, по крайней мере..."
Он обещал, что больше так не будет. И слово свое не сдержал, конечно. У топ-менеджеров это стиль работы, как я убедился.
А я сдержал. Собаку забрал.
Хозяйка была рада, привезла ее сама, и жаловалась мне, что только однажды вывела пёсика пописить, нарядившись в норковое манто, а он так рванул к близлежащему деревцу, что она, бедолага, своим манто осушила все лужи по пути.
-- С тех пор я его не выводила, и он две недели гадил в квартире...
Ничего себе подарочек!!!
В восемь месяцев этот осталоп ни одной команды не исполнял, не знал. И знать не хотел.
И вот я его взял.
И вот началось воспитание.
Первым начал он.
Жидко надристал перед входной дверью квартиры. Помочился на ковер в комнате.
В продукцию своей жизнедеятельностью был ткнут носом. Попытался куснуть в ответ неудачно. И занялся гигиеной облизыванием, то есть.
У Гашека в "Швейке" доберманий характер очерчен лучше, нежели в любом дорогом иллюстрированном учебнике о воспитании доберманов.
Итак, Граф фон впервые был выведен на чужеземную улицу.
И тут он впервые увидел большое дерево. И я проникся : бедное животное. В том элитном дворе, где ему приходилось бывать ранее, на всех собак торчал из утрамбованной земли один сучок с ветками, изображавший дерево, к которому пёсики выстраивались в очередь вместе с хозяевами. А тут целое дерево. Настоящее. Да еще и с листьями. Да и кусты пышные неподалеку. И вся эта радость неописуема... До его появления здесь.
Граф фон Гвидо и фон чего-то еще это было тяжело запомнить, а таскать за собой его родословную на каждую прогулку, вычитывая протокольно: "А сейчас! Граф фон такой-растакой, ко мне!" Или "Фу!". Поняли? Неудобно как-то.
Грей. И все тут. На Графа он отзываться и сам не очень-то хотел. Кстати, сейчас вспомнил, что добермана Наташки Игнатовой, красоточки-одноклассницы, как раз Графом и звали!!!
... Дома война за воспитание Грея длилалсь долго. Он любил оскаливать пасть и гавкать по ночам в ухо моей жене, пока я не вставал и не давал в ухо ему. Жене это дело надоело, и она уехала на месяц в Америку, оставив меня наедине с собакой и ребёнком. Опытные собачатники, узнав о появлении добермана в моем доме, сочуственно скулили, и убеждали меня в том, что дом пропал.
-- Доберман волевая собака, он будет захватывать жизненное пространство, и убирать с него всех конкурентов. Вас, в первую очередь. Начнет с самых слабых...
И начал...
Сын Гришка прибежал с воплями на кухню: "Он опять насрал в комнате, я его хотел носом ткнуть, а он меня укусил!"
-- Не смей ныть. Не показывай слабость. Ответь ему достойно. Накажи!!!
Гришка вернулся в кухню со сломанной шваброй. Треснул пса по хребту. Пёс залег под стол осозновать свою неправоту.
Да и Гришка себя уверенней почувствовал, любуясь на сломанную пополам рукоять швабры.
В течение месяца нам с собакой приходилось доказывать друг другу, кто главнее. На моей стороне было кунг фу. Наши победили. Так мне казалось...
В квартире я был хозяином. На улице он. Он лучше понимал, что ему делать. Доберман защитник. Не знаю, кто и когда ему сказал в то время, что у меня по работе (криминальные расследования в "Коммерсанте") были серьезные проблемы с представителями одного горского народа, и одного городского милицейского.
Сам пёс газет, как и многие люди, не читал. Но во время прогулки на воле дёргался с поводка в сторону именно ментов и именно горцев именно того племени. Другие горцы ему были не интересны.
Однажды, выйдя из подъезда на прогулку, мы с собакой завернули за угол. Грей шел первым, конечно же. И он нос в нос стоклнулся с малышом в голубеньком комбинезоне. Младенец возвращался с прогулки, одержимый за капюшон мамашкиной рукой. Застыли. Собака. Младенец. Мамашка. И я.
-- Смотри, мама, вольк, -- прощебетал будущий защитник Отечества.
Грей застеснялся и покраснел.
Он стеснялся детей, щенков, маленьких собачат, которые вертелись под ногами. Врагов он не стеснялся. Позже расскажу.
Я многому учился у него. Почему, например, при писании, нужно поднимать заднюю лапу как можно выше оказывается, все, как у людей, -- пытаться казаться выше и крупнее, чем ты есть, на самом деле...
... Друг у него был один. Буль-мастиф по кличке Мартин. Палевого цвета пёсик весом килограммов под 60-70, в зависимости от того, что, где и сколько покушал. Голова раза в четыре больше обычной бульдожьей. И склонная к размышлениям. Он был очень задумчивым, этот пёс.
Хозяином Мартина был китаец по имени Иван и по фамилии не менее русской, сын известного в узких кругах летчиков-испытателей пилота, который лично встречал НЛО над Северным Полюсом, и получившим за свои полеты высшие правительственные награды и мелкую двухкомнатную квартиру в хрущевке, где после его смерти доживали его вдова и сын.
... Мартин был восприимчив, затем задумчив, а затем...
Нечаянно я купил видеокассету о том, как некий американский мастер воспитывает собак. Это меня изумило. Щенка любой породы он делал своим за пять минут. Одну хитрость, которая не расшифровывалась на пленке, я запомнил с собакой надо разговаривать. И почесывать ей грудь. Ей приятно. У нее это эрогенная зона, как позже выяснил в трудах других собачатников.
Однажды я почесал грудь Мартину, голова которого с обвислыми щеками весит килограммов двадцать. Мартин задумался, а мы с хозяином обсуждали что-то свое китайское. Типа, почему японцы пьют сакэ теплым сначала из блюдца, или потом из блюдца, а после из чашечек. Минут пять наших жизней истратили на погружение в этот ложный посыл, а Мартин думал всё это время. Он думал о том, как отреагировать на мой поступок при живом хозяине. И решил все же отблагодарить. Я смотрел в другую сторону, и только периферийным зрением увидел, как в сторону моей челюсти стремится что-то большое и палевое с черным. Морда Мартина пыталась лизнуть меня в знак благодарности, заодно поломав мне шею хотя бы. Еле увернулся...
... Мартин, в отличие от Грея не любил плавать. Но было жарко и надо.
Грею и Мартину везло в том, что около наших домов простирался круглый овраг под бюрократическим названием "Сходненский ковш". У пешеходных дорожек поверху ковша стояли даже таблички с проржавевшими длинными ножками, приваренные к серым щитам, на которых смытой дождями красной краской было написано нечто вроде "Сходненский ковш памятник природы" и прочая, и прочая. Помню малолетнего елеходящего ребенка, удерживаемого мамой за руку, который попытался прочесть по буквам этот сигнал, и озвучил вывод: "Мама! Это памятник природе?.."
Посреди ковша Инь-Ян изгибом идет речка Сходня. Со щуками и щурятами в камышах, с глупыми мальками, которые не пугаются играть серебром чешуи перед взглядами утомленных от неулова рыбаков. Когда Грею становилось жарко, он сам запрыгивал в эту ленивую стремнину, переплывал на остров к шашлычникам за добычей, и возвращался обратно. Мартин вилял хвостом, свешивал широкий язык до колен, но в воду ни-ни. Китаец Ваня уговаривал его, как мог. Личным примером заманивал в прохладную бурую воду. Мартин был радостен хвостом, но непреклонен в своем нежелании лезть в ЭТО.
И тогда мокрый Иван, отчаявшись, вылез из реки, с кряхтеньем взял Мартина на руки и с усилием зашвырнул эту тушу в середину лениво-текущей Сходни. Был сонм брызг. Когда серебряные капли опали, стало видно, что задница буль-мастифа с хвостом ушла ко дну первой. Потом по реке в разные стороны широко расплылись черные щеки собаки. Остатки головы какие-то пару секунд держалась на поверхности, а глаза обреченно и явно сказали: "Ну и сука же ты, хозяин!". После чего глаза закрылись. И голова погрузилась под воду медленно и без пузырей. Текла река... Собаки не стало.
-- Вот, б***ь! Ваня нарушил паузу, и немедленно нырнул прямо туда, где утонуло то, что было Мартин...
Из пучины они вынырнули лицом к лицу. И было заметно, что оба долюбливают друг друга. И каждый знал, за что...
Когда Иван женился на прекрасной некитаянке, и у них родился сын, Мартин принял на себя часть воспитательного процесса. Подросший малыш не всегда хотел кушать то, что надо было кушать и незаметно от родителей смахивал часть еды на пол, где ее подхватывал Мартин и приканчивал, стараясь не чавкать громко.
Однажды родители, занятые приемом гостей в кухонном зале, были озадачены грохотом, доносившемся из детской. Отправились разбираться. Сюжет был таким Мартин хотел отблагодарить дитя, пытаясь просунуть сквозь деревянные прутья младенческого вольера свеженедоеденную сахарную кость буйвола. Или слона. Не помню.
Это была собака, которая открывала двери не носом, не лапой, а чистосердечно лбом. Бум! Поэтому все двери в доме старались держать открытыми.
Этого пса было за что любить. И Грей научил меня понимать за что.
... В овраге, где нас выгуливали собаки, в то время еще были частные огородики, где бабушки возделывали почву, выращивали картофель и прочие овощные культуры. С краев оврага на возделанное планировали дельтапланеристы, и доставляло удовольствие наблюдать, как воздушные массы таскали их по воздуху над грешной землей, которая неотвратимо приближалась в лице деревьев, огородов и огородников с вилами, на которые летчиков недружелюбно пытались посадить старушки. Дельтапланеристы отчаянно хлопали крыльями, стараясь приземлиться на невскопанное пространство.
Там же, в овраге, я совершил ошибку в воспитании Грея. Наткнулся на кружок собаководов, с которых собирал деньги инструктор-кинолог за воспитание животных. Сдуру я туда тоже попал и собаку, на всякий случай, притащил за собой. Чудеса дрессировки заключались вот в чем: инструктор отбирал у хозяев поводки, менял их на крепкую верёвку, заставлял хозяев прочно привязывать собак к близлежащим деревьям, а затем брал в руку палку и замахивался на собак, притворяясь, что хочет их стукнуть. Собаки были недовольны. Лай стоял оглушительный. Деревья гнулись.
-- Какую команду-то собаке давать?! интересовался я, пытаясь переорать эту какафонию.
-- Не надо ничего!!! кричал в ответ потный инструктор.
На второй тренировке я сказал ему, что моя собака умеет лаять бесплатно. И мы вырвались из этого порочного круга. Порочного потому, что пес начал лаять на всех людей, у которых были палки или некое подобие. Первыми жертвами этого гавкания, конечно же, становились огородники, возвращавшиеся по домам с полей возделываний и сражений с людьми-птицами. Огородники имели привычку носить на плечах грабли, лопаты и прочие причиндалы, оборудованные палками, естественно. Полгода мне понадобилось, чтобы отучить пса от этой дурной привычки.
Однажды с собакой в овраг ушел гулять Гриша.
Граф отмечал свои владения, но вдруг отвлекся, услышав остервенелый лай. Застыл, и как рванулся в ту сторону, где братья по разуму пытались оторвать деревья и добраться до инструктора. Пёс не слышал никаких команд и развивал космическую скорость, перелетая через ручьи и тела отдыхающих. Когда к месту дрессировки подоспел Гриша, обнаружил опрокинутого наземь инструктора, грудь которого попирал оскаленный Грей.
-- Уберите собаку!!! кричал дрессировщик.
Гриша убрал. Привязанные к деревьям недодресированные собаки Грея зауважали с тех пор...
А для меня урок был такой свою собаку никогда не доверяй дрессировать, тренировать, воспитывать (на ваш выбор) другим людям. Пёс, сучка, они же теряться начинают. Даже если чужой человек симпатичен собаке, обратите внимание, как пёс, виляя ему хвостом, поглядывает на вас. Он делает это не потому, что спрашивает у вас разрешения отдаться новому приятелю со всей душою. Он показывает глазами своему новому приятелю кто у него настоящий друг. Некоторые пытаются употреблять во взаимоотношениях человека с собакой слово хозяин. Принимая так называемого хозяина, пёсики посвящают ему свою жизнь. А придурок, вроде меня, пытался раздавать эту жизнь направо-налево. Серьёзный удар по психике животного...
Но он, как я себя утешаю, простил мне эту глупость. Некоторые глупости он не прощал. Его прежним хозяевам я настоятельно рекомендовал не появляться в поле зрения собаки хотя бы полгода. И вот... Мы выходим на улицу через коробку двойных стеклянных дверей подъезда, а навстречу бывшие...
Я застопорил шаг, Грей унюхал бывших хозяев, но рвался на волю пописать. Поздоровались, прошли каждый своим курсом. И тут, вместо того, чтобы устремиться к кустам, Грей остановился, и через плечо посмотрел в то стеклянное окошко, где только что прошел его первый хозяин. Он стоял так секунд пять. Потом, наверное, принял для себя какое-то решение, и обоссал то, что считал необходимым.
То трагическое мгновение мы молча сохранили каждый в себе, стараясь не напоминать об этом друг другу.
А потом мы вообще стали похожи. Констатировали это так...
Мы с Греем возвращались из оврага после тренировки с моими учениками. Поднялись наверх, где по асфальтовой тропинке плелись огородники. Впереди уставшая от жизни упитанная вислозадая старушка в васильковом сарафане и с граблями на плече, след в след ей, трудно дыша, переставлял ноги дед с совковой лопатой. Я искупался в речке перед выходом наверх, и шел в шортах, в одной руке держа майку, в другой поводок, на конце которого был Грей.
Мы обогнали пару. И вслед мне старушка констатировала: "Какой красивый пёсик! Стройный, загорелый! Весь в хозяина!"
Мы с Греем подтянулись, сделав вид, что равнодушны.
Но тут дед-громовержец прогрохотал:
-- Ты че там расп***илась, старая? А? Ща как ё**у лопатой по харе!...
Мы с собакой как можно гламурнее перешли через дорогу, оставив нашим поклонникам право лаяться между собой.
Даже не обернулись на них.
Это позже мы начали оборачиваться. Синхронно. На сучек. И я, заметив это, был немало удивлен себе.
И еще он показал мне в чем разница между любовью и страстью. Страсть она неудержима, болезненна и плодотворна. А любовь нечто совсем другое.
Страсть он испытал к ротвеллерихе. Унюхав ее позывы метров за шестьсот, он рванул в овраг, и я когда я подоспел ( а с другой стороны бежал хозяин девицы), они уже слились в соитии и наши дурацкие попытки разрушить это союз, кроме боли и недоумения у собак ничего не вызывали. Мало того, они уже стояли сгорбившись, задом к заду. Грей, конечно же, стеснялся. Не стеснялся китаец Ваня, вовремя оказавшийся рядом вместе с недоумевавшим Мартином. Ваня весело хохотал, приговаривая: "Я так и не понял, Борисыч, кто кого? Грей сучку или ты -- Грея?"
Через какое-то время пошли дети. Хозяин сказал, что его сучка ощенилась, как из пулемета 12 щенков. Всех раздал, оставил одного, самого крупного. Мне было интересно посмотреть, что за смесь получилась, и я просил его не отдавать пёсика пару дней: "Посмотрю, что вышло, может, я себе его заберу".
Когда я собрался было поздно.
-- Я его уже отдал, -- сказал удрученный хозяин, -- он мамашку чуть не загрыз в свои полтора месяца, ну его на фиг...
Где-то месяц после страсти Грей на сучек даже смотреть не хотел. А потом встретил Ее.
Она была чемпионкой Москвы. Многократной. Звали ее Ульма. И они, увидев друг друга, поняли, что каждый нашел свою половинку.
Так вот, теперь о любви.
Они при встрече, стояли лицами друг к другу. Прижавшись щекой к щеке. Целых пять минут так могли стоять.
-- Ну ты хоть раз вывези его на выставку, -- уговаривала меня хозяйка Ульмы, -- и тогда мы их поженим.
Её поддерживали другие собачатницы, которые имели свои собачьи клубы и проводили свои чемпионаты Москвы и её окрестностей. Они обещали первое место сразу по приезде Грея на эти состязания. Ну не было у меня времени.
Ульма понесла от другого. Но их любви это не потревожило ничуть. Из помёта остался Викинг, который, когда подрос, оказался на пару сантиметров повыше Грея.
Пёсик был очень нервным, и как любой подросток, знать ничего не хотел о материнской любви к какому-то чужому дяде-доберману.
Викинг умер молодым, в пять лет. Его повезли погулять на природу, стали бросать ему пластиковую тарелку. Он с радостью прыгал за ней, извиваясь в воздухе. Во время одного из таких прыжков взвизгнул и рухнул замертво.
Вот такая у них тонкая нервная система. Сердце от радости игры не выдержало.
Доберманы народ нервный. Это мы существа со стальными канатами внутри. Либо притворяемся такими.
Примерно в это время я понял, что с собаками надо разговаривать. Ведь пёс всегда подходит к тебе не просто так, а с каким-нибудь вопросом. Собакам надо что-то объяснять о людях, хотя они гораздо лучше в них разбираются...
Однажды от безделья я подсчитал, что словарный запас Грея насчитывает порядка 300 слов. Не считая команд и матерщины. Последнее он вообще не выносил, и знал, что для таких выражений нужно провиниться хуже некуда.
300 слов словарный запас рядового советского крестьянина. Да и уменя, наверное, чуть больше наскребется.
Конечно, я не всё время бездельничал. Просто так повезло с работой, что у меня был первый месяц, когда я мог заниматься с ним каждый день.
Потом иногда стал брать его с собой на работу. Привязывал в теньке к дереву перед редакцией до тех пор, когда ко мне не явилась демонстрация протеста в лице Лёни Злотина, обозвавшего меня собачьим садистом, признавшегося в том, что он приютил у себя ротвеллера-подростка, с которым никогда так не поступит.
Пристыженный я привел Грея в редакцию, в кабинет своего начальника Игоря Свинаренко, который в ту пору то ли в командировке был, то ли в отпуске.
Я привязывал Грея к двери, и сидел готовил криминальный обзоры для субботнего выпуска "daily". И вдруг обратил внимание на то, что мне никто не мешает. Никто не лезет в дверь с вопросами, "ты этого не видел?", "анекдот слышал?", "а прикол знаешь?".
Работать было легко, споро и приятно.
Охранником он был замечательным. Однажды, когда один из моих соседей вдруг начал испытывать какие-то неприятности со стороны бандитов, попросил меня выпускать Грея дежурить по ночам на межквартирную площадку.
-- А зачем? спросил я, -- Он и так чужого, выходящего из лифта, из квартиры чует и орет. Успокойся...
Еще он ненавидел пистолет. Он не боляся пистолета. Был приучен, но стоило мне дома взять в в руки эту гадость, как он начинал ругаться и требовал немедленно убрать это с глаз долой.
А вот грома боялся. Подозреваю, что в детстве его врасплох застал громкий раскат, и он этот страх так и не смог победить в себе. Он срывался и удирал куда глаза глядят, если в то время был на улице. Один раз я побежал его искать по-над оврагом, а жена стояла под ливневыми струями на краю "ковша" и кричала: "Грей! Грей!". Пока к ней не подошел вымокший сочувственный пьянчужка и и не поинтересовался: "Что, Ассоль? Своего капитана ждешь?"
Нашелся тогда пёсик, слава Богу.
Еще, когда неподалеку от нашего дома к радости детишек расположился цирк Шапито, Грей унюхал запах необычных животных, и встревожился. Потом одного из таких животных повстречал лично это был ну очень большой доберман под названием лошадь. И мой песик предпочел обойти его стороной, по довольно большой дуге. И еще оборачивался через плечо, пытаясь сообразить, чем же такую собаку кормят?
По всем доберманьим учебникам, которые я прочел, собаки этой породы живут семь-восемь лет. Нервы, повторюсь...
У Грея седины на морде толком не было, она проступала на тех местах, где когда были дырки от схваток. Потом заросли, и там седина проступала клочками. Он держал отличную форму, не упускал возмождности уделять внимание дамам, и однажды снежной зимой сиганул за одной из тех, про которых говорят "хвост на бок", и по плечи застрял в снегу. Пытался выбраться и не мог. Пришлось лезть туда и с пыхтением вытаскивать его на руках.
Потом начались ревматические боли. Потом эпилептические приступы. Это тяжело -- держать пасть такого пса с железными челюстями. Он приходил в себя. Недоумевал сначала так же, как в подростковом возрасте, когда нечаянно ступил на ледяную дорожку детской горки, и неведомая сила понесла его здорового, полного сил и счастья, без пяти минут мужика, -- куда-то вниз. Спустившись, он долго обнюхивал этот коварный лед, пытался кусать его, но так и не сумел раскрыть его тайны. В дальнейшем предпочитал обходить его стороной.
А тут, после приступов ему опять становилось стыдно, что он отрубался на какое-то время и в эти минуты не мог исполнять своих обязанностей.
С каждым днем становилось всё хуже и хуже. Когда приступы стали повторяться через каждые три минуты, я позвонил Димке-соседу, завернул пёсика в коврик и мы поехали.
Грею было 15 лет.
Он через каждую минуту терял сознание. Потом приходил в себя, еле набирался сила, чтобы извиниться.
Он стеснительный был, повторюсь еще раз. Он даже в нос меня не лизал, всегда оставлял люфт в пару сантиметров. Сентиментальный, но сдержанный в чувствах.
Ветеринар сказал, что надо сделать два укола. От первого пёс уснет. От второго не проснется.
Там был яркий свет, белый кафель на стенах.
Грей пришел в себя на пару секунд после первого укола, облегченно лизнул меня в руку, вздохнул устало и уснул.
Второго укола я ждать не стал...
Я повернулся к нему спиной. И ушел.
Больше мы не виделись...
-- О чем же, интересно, вы с ним беседовали? зададут вопрос пытливые умы.
Не о смысле жизни. Точно. Такой вопрос даже не стоял перед нами. Со смыслом жизни нам было всё очень хорошо понятно... (c)
