Дом маленьких мам)
"Я попала в приют "Мамин домик" на 8-й неделе беременности. Бежала сюда и думала, что тут будет общага: железные тазы, орущие дети, чужие стены, ужас и отчаяние. А попала - в сказку". Примерно так говорят о нём все те, кому он дал крышу над головой.
У них - выпускниц детских домов и маленьких мам из родительских гнёзд - у каждой своя история. Кто-то попал в приют из притона: заманили по объявлению о работе в Москву и прямо с вокзала - в бордель. Там забеременела... Кто-то - жертва кредита, кто-то - чёрных риелторов, кому-то недодало положенного - квартиры - государство. Кого-то обманули люди, у кого-то сгорел дом... Всех предали отцы их детей и кого-то - домашних, уютных, счастливых девочек (здесь есть и такие в качестве исключения) - предали родители.
Они попадали в приют уже покорёженными росточками, хлебнувшими за свою короткую жизнь столько горя, что не измерить взрослой мерой: между абортом и самоубийством, с папиросками и матерком - заглянувшие в бездну замарашки. И у каждой своя судьба.
Но мы никогда бы не узнали об этом, если бы не Арина Серавкина. У которой - своя история.
Страшный сон
Арина - в платочке, повязанном банданой, не по-православному, глаза на мокром месте: слёзы всегда так близко, что в ящике рабочего стола неизменно лежат под рукой бумажные платочки. Арина, благополучная москвичка, мама и бабушка, 4 года назад создала в деревне Ельцы Владимирской области приют для беременных и недавно родивших выпускниц детских домов.
Она говорит, что полжизни делала не то, что хотела, и даже больше - вообще не то, что нужно. Спала по 12 часов, день начинала с маникюра, обзаводилась недвижимостью и наращивала ресницы, ездила на хорошей машине и работала помощницей адвоката по наследственным делам: "Целый день в этих склоках, чернухе, когда родные люди убить друг друга готовы за деньги. Кто бы сказал мне, что в 50 лет я буду в растянутых трениках и с чемоданом инструментов ходить с беременными девочками по деревне Ельцы, - решила бы, что это страшный сон!" - рассказывает она и плачет. Показывает корзинку (белая лоза, розовые банты), в которой спят с десяток резиновых, в ладонь, пупсов-зародышей, как живых. Мини-шедевр создан руками её детдомовок, обученных ею в приюте всему - "от работы по дереву до вышивания". И объясняет: "Когда приходят девочки, стоящие на грани аборта, я говорю им, что мы поможем, - и даю подержать одного из этих малышей: к концу разговора он становится тёплым в руках... И девочка оставляет ребёнка". Стопка бумажных платочков стремительно уменьшается на Аринином столе...
Земная женщина
Она начинала "добровольцем на колёсах" в свободное от наследственной возни время: отвозила чужие посылки в детские дома, играла там с детьми, выполняла поручения "настоящих", как она говорит, волонтёров. "И всегда думала, что это такие люди с нимбом над головой: прилетели, сделали доброе дело и улетели. Как же я поразилась, когда увидела их живьём: это оказались обычные люди..." И тогда она спросила себя: почему не я - в таком случае? Разве я не могу так же, по-настоящему, делать большое дело? Я, земная женщина Арина Серавкина, с двумя детьми, мужем-чернобыльцем и половиной жизни - уже пройденной, и половиной оставшейся - данной на искупление? Так она стала "настоящим волонтёром".
До "Маминого домика" было уже рукой подать. Арина стала мотаться по разным областям страны с памперсами, молочными смесями и пелёнками, выручая одну за другой детдомовок, ставших мамами раньше, чем повзрослели и встали на ноги: после того как помогла одной выпускнице из Можайска, в 20 лет рожавшей третьего, сарафанное радио с номером телефона Арины и её единомышленниц стало работать постоянно.
- И оказывалось, что порой цена человеческой жизни - коляска б/у. Или 500 рублей в месяц на питание! И всё - девочка не идёт на убийство... - говорит она. - Но в какой-то момент я поняла, что никаких ресурсов поддерживать этот конвейер не хватит и нужно что-то кардинально менять. Не дарить вещи и давать деньги, а переламывать кризисную ситуацию, в которой они, наивные и жадные до любви, ещё не повзрослевшие, оказались.
Так возник приют "Мамин домик". Домик - бывшая ледяная, без отопления и дверей, деревенская школа, в которой перекрыли крышу, сделали ремонт, поклеили в каждую комнату цветочные фотообои. Отделили зал - под ясельки - и арендовали у деревни полсцены в доме культуры - под мастерскую, где шьют, вяжут, работают по дереву и творят такую красоту, что вырученных за изделия на благотворительных ярмарках денег иногда даже хватает на жизнь. Большую часть времени - не хватает... И домик живёт - чудом, доброй волей чужих людей, прослышавших о большой беде маленьких мам.
Приют или причал... Первой была Люда из Переславля-Залесского. Она несколько дней простояла на остановке с грудным ребёнком - её выгнали из дома престарелых, где временно поселили после детдома. Кристина, домашняя девочка, которую не приняли в её 18 с ребёнком родители и которая спустя только месяц после родов по-настоящему стала мамой: не просто покормить-перепеленать, а замереть от счастья с тёплой пяточкой, зажатой в ладони... Маша, на 8-й неделе беременности, вся в синяках - так отец ребёнка выколачивал аборт. Анечка, приехавшая уже с грудным младенцем, в той, доприютной жизни подрабатывавшая истопником и первое время всё бурчавшая себе под нос, что от такой жизни сделает что-нибудь с собой или с ребёнком. И Арина со своей помощницей, в ночнушках, не спали ночами, бродили за Анечкой по пятам - уговаривая, утешая, карауля...
Рая, попавшая в притон прямо с вокзала и чудом оттуда бежавшая в никуда. Юля, которая за месяц до родов всё ещё жила в вагончике на помойке. 16-летняя Таня, мать которой вышла замуж за таджика и ту же участь спланировала дочери: хотела выдать её за брата мужа, чтобы та приняла ислам, но Танечка успела сбежать - с ребёнком от любимого под сердцем...
- Я точно знаю, что с каждым ребёнком, что родился и сейчас живёт в "Мамином домике", там, за порогом, случилась бы беда: убили, недосмотрели, отобрала бы опека, - говорит Маша, беременной стоявшая в мороз, на вокзале и не знавшая, куда идти: из дома её выгнал отец. - А здесь мы все под крылом... Я долго думала, зачем им - Арине и её единомышленникам - это всё надо: ведь сама всю жизнь жила только для себя. Наверное, поэтому Бог и привёл меня именно сюда: чтобы здесь выбраться из своей раковины. Теперь я понимаю, что значат слова "отдать последнюю рубаху". И знаю, что эта радость приумножается - и заражает!
За 4 года существования приюта через него прошли около 40 юных мам. Арина не скажет точную цифру, потому что кто-то возвращается, кому-то продолжают помогать, когда девочка уже "выпустилась" в самостоятельную жизнь. Приют - как причал, с которого они уплывают дальше, набравшись здесь сил. И потом пишут письма Арине: "Я счастлива: есть мой сынок. Спасибо, что не дали сделать аборт".
- Я им говорю: "Вы - моя старость! Представляешь, я - старенькая бабушка, а ты приезжаешь ко мне на "Мерседесе" и говоришь: "На тебе, Арин, путёвку в санаторий!" И они улыбаются... Верят - мне, людям, жизни... Тут никакой психолог не поможет, никакая научная база - пока не пропустишь каждую через своё сердце, не наплачешься с ней вдвоём... Я ведь тоже здесь - мама. (АиФ)
У них - выпускниц детских домов и маленьких мам из родительских гнёзд - у каждой своя история. Кто-то попал в приют из притона: заманили по объявлению о работе в Москву и прямо с вокзала - в бордель. Там забеременела... Кто-то - жертва кредита, кто-то - чёрных риелторов, кому-то недодало положенного - квартиры - государство. Кого-то обманули люди, у кого-то сгорел дом... Всех предали отцы их детей и кого-то - домашних, уютных, счастливых девочек (здесь есть и такие в качестве исключения) - предали родители.
Они попадали в приют уже покорёженными росточками, хлебнувшими за свою короткую жизнь столько горя, что не измерить взрослой мерой: между абортом и самоубийством, с папиросками и матерком - заглянувшие в бездну замарашки. И у каждой своя судьба.
Но мы никогда бы не узнали об этом, если бы не Арина Серавкина. У которой - своя история.
Страшный сон
Арина - в платочке, повязанном банданой, не по-православному, глаза на мокром месте: слёзы всегда так близко, что в ящике рабочего стола неизменно лежат под рукой бумажные платочки. Арина, благополучная москвичка, мама и бабушка, 4 года назад создала в деревне Ельцы Владимирской области приют для беременных и недавно родивших выпускниц детских домов.
Она говорит, что полжизни делала не то, что хотела, и даже больше - вообще не то, что нужно. Спала по 12 часов, день начинала с маникюра, обзаводилась недвижимостью и наращивала ресницы, ездила на хорошей машине и работала помощницей адвоката по наследственным делам: "Целый день в этих склоках, чернухе, когда родные люди убить друг друга готовы за деньги. Кто бы сказал мне, что в 50 лет я буду в растянутых трениках и с чемоданом инструментов ходить с беременными девочками по деревне Ельцы, - решила бы, что это страшный сон!" - рассказывает она и плачет. Показывает корзинку (белая лоза, розовые банты), в которой спят с десяток резиновых, в ладонь, пупсов-зародышей, как живых. Мини-шедевр создан руками её детдомовок, обученных ею в приюте всему - "от работы по дереву до вышивания". И объясняет: "Когда приходят девочки, стоящие на грани аборта, я говорю им, что мы поможем, - и даю подержать одного из этих малышей: к концу разговора он становится тёплым в руках... И девочка оставляет ребёнка". Стопка бумажных платочков стремительно уменьшается на Аринином столе...
Земная женщина
Она начинала "добровольцем на колёсах" в свободное от наследственной возни время: отвозила чужие посылки в детские дома, играла там с детьми, выполняла поручения "настоящих", как она говорит, волонтёров. "И всегда думала, что это такие люди с нимбом над головой: прилетели, сделали доброе дело и улетели. Как же я поразилась, когда увидела их живьём: это оказались обычные люди..." И тогда она спросила себя: почему не я - в таком случае? Разве я не могу так же, по-настоящему, делать большое дело? Я, земная женщина Арина Серавкина, с двумя детьми, мужем-чернобыльцем и половиной жизни - уже пройденной, и половиной оставшейся - данной на искупление? Так она стала "настоящим волонтёром".
До "Маминого домика" было уже рукой подать. Арина стала мотаться по разным областям страны с памперсами, молочными смесями и пелёнками, выручая одну за другой детдомовок, ставших мамами раньше, чем повзрослели и встали на ноги: после того как помогла одной выпускнице из Можайска, в 20 лет рожавшей третьего, сарафанное радио с номером телефона Арины и её единомышленниц стало работать постоянно.
- И оказывалось, что порой цена человеческой жизни - коляска б/у. Или 500 рублей в месяц на питание! И всё - девочка не идёт на убийство... - говорит она. - Но в какой-то момент я поняла, что никаких ресурсов поддерживать этот конвейер не хватит и нужно что-то кардинально менять. Не дарить вещи и давать деньги, а переламывать кризисную ситуацию, в которой они, наивные и жадные до любви, ещё не повзрослевшие, оказались.
Так возник приют "Мамин домик". Домик - бывшая ледяная, без отопления и дверей, деревенская школа, в которой перекрыли крышу, сделали ремонт, поклеили в каждую комнату цветочные фотообои. Отделили зал - под ясельки - и арендовали у деревни полсцены в доме культуры - под мастерскую, где шьют, вяжут, работают по дереву и творят такую красоту, что вырученных за изделия на благотворительных ярмарках денег иногда даже хватает на жизнь. Большую часть времени - не хватает... И домик живёт - чудом, доброй волей чужих людей, прослышавших о большой беде маленьких мам.
Приют или причал... Первой была Люда из Переславля-Залесского. Она несколько дней простояла на остановке с грудным ребёнком - её выгнали из дома престарелых, где временно поселили после детдома. Кристина, домашняя девочка, которую не приняли в её 18 с ребёнком родители и которая спустя только месяц после родов по-настоящему стала мамой: не просто покормить-перепеленать, а замереть от счастья с тёплой пяточкой, зажатой в ладони... Маша, на 8-й неделе беременности, вся в синяках - так отец ребёнка выколачивал аборт. Анечка, приехавшая уже с грудным младенцем, в той, доприютной жизни подрабатывавшая истопником и первое время всё бурчавшая себе под нос, что от такой жизни сделает что-нибудь с собой или с ребёнком. И Арина со своей помощницей, в ночнушках, не спали ночами, бродили за Анечкой по пятам - уговаривая, утешая, карауля...
Рая, попавшая в притон прямо с вокзала и чудом оттуда бежавшая в никуда. Юля, которая за месяц до родов всё ещё жила в вагончике на помойке. 16-летняя Таня, мать которой вышла замуж за таджика и ту же участь спланировала дочери: хотела выдать её за брата мужа, чтобы та приняла ислам, но Танечка успела сбежать - с ребёнком от любимого под сердцем...
- Я точно знаю, что с каждым ребёнком, что родился и сейчас живёт в "Мамином домике", там, за порогом, случилась бы беда: убили, недосмотрели, отобрала бы опека, - говорит Маша, беременной стоявшая в мороз, на вокзале и не знавшая, куда идти: из дома её выгнал отец. - А здесь мы все под крылом... Я долго думала, зачем им - Арине и её единомышленникам - это всё надо: ведь сама всю жизнь жила только для себя. Наверное, поэтому Бог и привёл меня именно сюда: чтобы здесь выбраться из своей раковины. Теперь я понимаю, что значат слова "отдать последнюю рубаху". И знаю, что эта радость приумножается - и заражает!
За 4 года существования приюта через него прошли около 40 юных мам. Арина не скажет точную цифру, потому что кто-то возвращается, кому-то продолжают помогать, когда девочка уже "выпустилась" в самостоятельную жизнь. Приют - как причал, с которого они уплывают дальше, набравшись здесь сил. И потом пишут письма Арине: "Я счастлива: есть мой сынок. Спасибо, что не дали сделать аборт".
- Я им говорю: "Вы - моя старость! Представляешь, я - старенькая бабушка, а ты приезжаешь ко мне на "Мерседесе" и говоришь: "На тебе, Арин, путёвку в санаторий!" И они улыбаются... Верят - мне, людям, жизни... Тут никакой психолог не поможет, никакая научная база - пока не пропустишь каждую через своё сердце, не наплачешься с ней вдвоём... Я ведь тоже здесь - мама. (АиФ)
