Девочка и голоса
Что делать, если ребенок стал слышать голоса?
Это было много лет назад. Я работала в поликлинике уже несколько лет, чему-то подучилась после окончания университета (получила специализацию по медицинской психологии в Институте усовершенствования врачей), понемногу собрала удобные для себя методики и уже поняла, что самый привлекательный и адекватный для меня способ работы - это психологическая консультация.
Мать пришла без дочери. Ее голос звенел близкими слезами, а руки комкали полу кофты.
- Я не знаю, что делать! Мне так страшно! - сказала она.
- Присаживайтесь и рассказывайте. Сейчас во всем разберемся, - уверенно сказала я, никакой уверенности внутри себя не чувствуя. Я проработала практическим психологом уже достаточно, чтобы отчетливо видеть: здесь проблемы не с учительницей математики или курением самой девочки.
Девочка Алла всегда была не без странностей. В четыре года спрашивала взрослых: вы чувствуете, как пахнут облака? Неужели не чувствуете? А хотя бы как поет небо, слышите? Потом как-то поняла, что ее вопросы вызывают обескураженность в лучшем случае, и спрашивать перестала. Приблизительно тогда же говорила, что у нее есть свой ручной говорящий енотик, который к ней приходит, когда никто не видит. Енотика звали Иеронимус.
Никогда не любила играть с детьми. Играла по преимуществу одна. Потом стала выбирать себе одну подружку, обычно из тихих, не очень умных девочек. Когда исчезала одна (родители Аллы так и не поняли, как именно заканчивались отношения, но одно можно сказать наверняка: их дочь всегда была совершенно неагрессивна), почти сразу появлялась другая. Мамы подружек иногда делились с мамой Аллы: "Послушайте, ваша нашей такие странные вещи рассказывает!" - "Какие же?" - напрягалась женщина. - "Да черт его знает! - пожимала плечами подружкина мама, как правило, тоже не блиставшая умом. - Говорю ж вам: странные!"
Впрочем, с годами странности Аллы как будто сглаживались. Она неплохо училась в начальных классах (в средней школе успеваемость снизилась), потом два года с удовольствием посещала театральный кружок. В целом оставалась домоседкой, много читала, перезванивалась с одноклассниками, неохотно, но все же помогала по дому, изредка ходила гулять.
Никаких особых проблем с девочкой никогда не было, но...
- Сама не знаю почему, но я с ней никогда не могла расслабиться, - призналась мама Аллы. - Как будто все время ждала какого-то подвоха. Она много лет ничего такого не делала и не говорила, но я... С ней никогда не было легко.
- Может быть, это вам теперь, задним числом, так кажется?
- Нет-нет! Моя мама, когда была жива, тоже это говорила.
- А ваш муж, отец Аллы?
- Он всегда на работе или в телевизоре, и ничего вокруг не замечает.
- Но что же произошло теперь?
Наступление подростковости поначалу ничем особым на Алле не отразилось. В тринадцать лет она вставила сережку в ноздрю, немного почитала про Каббалу, немного послушала группу "Рамштайн" и как будто бы угомонилась.
Но спустя еще год совсем перестала общаться с приятельницами и часто часами сидела в своей комнате с закрытыми шторами и выключенным светом.
- Что ты там делаешь?! - спрашивала мать.
- Ничего. Думаю, - отвечала Алла.
Потом девочка стала запираться в ванной, где тоже выключала свет и вообще непонятно что делала. Иногда ночью спала в одежде. Стала очень избирательна в еде. А потом наступило самое страшное: Алла начала в пустой комнате с кем-то разговаривать.
- Может быть, несчастная любовь, аффект? Злится на кого-то внутри, выкрикивает вслух в сердцах? У подростков бывает...
- Нет. Никаких любвей, вообще отношений не было, я бы знала, она же дома всегда. Она кому-то воображаемому отвечает. Спорит. Иногда можно понять. Например: "Нет! Отстань!", "Почему это? Я же говорю, что я..."
- Вы наверняка спрашивали ее об этих эпизодах. Что говорит сама Алла?
- "Отстань. Ты не поймешь". Вы думаете, это... это уже оно?
- Что такое "уже оно"? - удивилась я и тут же по выражению лица матери догадалась. - В семье уже была психиатрия?
- Да, - женщина смотрела в пол. - Мой дядя, брат моего отца. Много раз лежал в психушках, покончил с собой в тридцать два года. Их отец, мой дедушка, скорее всего, тоже, хотя там не точно известно, бабушка от него сбежала и не любила об этом вспоминать...
- Алла ходит в школу?
- Да. Каждый день. Даже если всю ночь просидела в ванной, утром одевается, собирается молча, как робот, и идет. Я спрашивала у классной руководительницы, осторожно, она сказала: да, пожалуй, стала более замкнутой, но это, знаете, такой возраст... Что же мне теперь делать? Вести ее к психиатру?
"Вообще-то, наверное, это было бы самое разумное", - подумала я и сказала вслух: - А Алла ко мне придет?
***
Алла была невысокая и пухленькая, с круглым родимым пятном на правом виске. Достаточно для своих лет образованная (много читала). Я почему-то думала, что она будет молчать, но она легко откликалась на самые разные темы.
Вспомнили енотика Иеронимуса, я ей рассказала, что у моего младшего сына в этом же возрасте был воображаемый друг Максим. Алла, видимо, расслабилась и оживилась, и я решилась спросить напрямик:
- А с кем ты разговариваешь сейчас?
Лицо девочки стало грустным:
- Понимаете, они и прежде иногда были. Но я раньше думала, что их все слышат. А теперь знаю, что не все.
- Не все, - подтвердила я. - Ты слышишь голоса?
- Да. Иногда это просто как многоголосый шепот или песня без слов... Вы слышали когда-нибудь?
- Да. Я всегда слышу такую многоголосую песню в гуле мотора старых автобусов.
- Точно! - обрадовалась Алла. - Именно так! Я ее тоже слышала, когда мы с родителями на автобусе в Судак ехали. А иногда... они говорят дурацкое... и еще бывает накатывает такая темная волна...
- Что ты тогда делаешь?
- Когда волна, надо просто сидеть в темноте и не шевелиться, она рано или поздно уйдет. Если начать суетиться, делать что-то - тогда хуже. От голосов помогает не спать. Когда очень устаешь, они замолкают. Еще помогает ходить в школу. Там они почти всегда молчат... А вот когда я гуляю с подружками, очень мешают, я раздражаюсь, девочки думают, что на них...
- А сейчас?
- Сейчас молчат. Может быть, тихо-тихо на заднем плане, как прибой, но это даже успокаивает.
- Они... эти голоса... они тебя к чему-то призывают? Велят что-то сделать?
- Обычно нет. Просто стыдят. Говорят, что я сумасшедшая и меня посадят в психушку. Еще со мной никто никогда не будет целоваться и вообще дружить. Иногда вот не велят раздеваться, говорят, это стыдно... Иногда, что надо помыться... часиков так пять-шесть... Вы знаете, я не хочу в психиатрическую больницу...
- Это понятно, - вздохнула я. - Кто ж туда хочет!
- А что вы скажете моей маме?
Что же я скажу ее маме? Что это, скорее всего, психиатрия? Что нужно идти к психиатру, класть на обследование, лечить таблетками или уколами? Мне на поликлинику много лет приходит журнал "Психиатрия и психофармакотерапия". Там был большой переводной обзор про шизофрению со статистикой по разным странам. Все страны разделены на три группы: где хорошая медицинская помощь таким больным, где средняя и где, считай, никакой. Разные лекарства, количество госпитализаций, восприимчивость к препаратам, а про страны, где почти не лечат и надеяться людям и семьям не на что: "Значительная часть больных дольше, чем в двух других группах, сохраняет социальное функционирование". "Ребята, вы сами поняли, что написали?" - подумала я, дочитав этот обзор.
Она же пока сама держится. На пределе, да, но - своими силами. Все явно запустилось гормональной перестройкой, обычное дело для дебюта всяческих психиатрий. Может ли быть потом "отлив", ремиссия? Может быть, я это знаю доподлинно.
Сколько я видела всяких шарлатанов, которые утверждали, что шизофрению можно лечить психодрамой, глубинной психотерапией, трансперсональной коррекцией или танцами! Порядочно. Встать в их ряды?
- Там, среди них, есть один, - напомнила о себе Алла. - Он говорит: держись, не сдавайся, тогда прорвешься. Я ему иногда верю, иногда нет.
Шизофренический голос, поддерживающий носителя симптома? О таком я ни разу до этого не слышала.
- Это тебе повезло. Но они у тебя вообще мирные.
- Так ведь и я сама мирная, - улыбнулась Алла. - Откуда бы взялось?
- Да, мирная. А еще умная и сильная, - твердо сказала я. - И тот твой голос прав: пока ходишь в школу, пока сохраняется социальное функционирование из того чертового обзора, у тебя есть шанс прорваться.
***
- Не сдавайте ее пока! - сказала я матери. - Ее мозг сражается. Ее демоны не слишком агрессивны, как и она сама. Антипсихотические лекарства уберут позитивную симптоматику, но одновременно снизят ее собственный защитный потенциал. Давайте еще подождем и обсудим, как вы можете поддержать ее в семье. Тут главное - не навредить.
- Спасибо вам! Я так надеялась, что вы именно это скажете, - со слезами на глазах сказала женщина.
Я очень злилась себя. У девочки была психиатрия. Сейчас или потом - она приведет ее к краю... А нас учили: чем раньше начато лечение, тем лучше качество ремиссии. По крайней мере, первой из них... Я должна была направить их к специалисту.
***
Моя искренность с читателями имеет предел. Если бы не окончание этой истории в реале, я бы никогда вслух не призналась, так и носила в себе, как не неудачу даже, а этический казус, в котором я повела себя вопреки профессиональной этике.
***
Она гуляла на детской площадке. Бесполый на вид ребенок был в дутом розовом комбинезоне - наверное, девочка.
"Не может быть!" - подумала я и стала заходить справа - там должно быть родимое пятно. Висок прикрывала прическа, но она заметила мой пристальный взгляд и мои маневры. Присмотрелась и уютным жестом прижала ладонь к круглой щеке.
- Не может быть! - воскликнула она. - Неужели вы все еще здесь работаете?!
- Ага, - кивнула я, не найдясь, что сказать еще. Не спрашивать же у выросшей Аллы: "Как же тебе удалось не сойти с ума?"
- Ой, я так рада вас видеть! Вы знаете, я даже хотела потом еще к вам прийти, особенно когда беременная была, но думала, что вы уже не работаете, наверное, да и не примете без ребенка...
- Ну почему же...
- Мы к вам запишемся и придем, - твердо сказала Алла. - Ей уже два с половиной года, а она все еще с соской засыпает. Все говорят, что это безобразие, но я не знаю, как...
- Конечно, приходите, обсудим.
Я уже уходила, довольная, как налопавшийся сметаны кот, когда она окликнула меня:
- А вы помните, тот голос, который тогда велел мне не сдаваться?
Я молча кивнула, снова начиная бояться.
- Он потом был немножко на ваш похож! - Алла лукаво улыбнулась, а я сама ощутила на своем лице растерянную гримасу. - После школы они у меня вообще дрессированные стали. А сейчас я так с ней не высыпаюсь, что вообще ничего. Хоть на старом автобусе поезжай кататься, чтобы послушать...
Да, чуден мир. Много кем мне приходилось в жизни побывать, но вот голосом в чужой голове...
Катерина Мурашова (c)
Это было много лет назад. Я работала в поликлинике уже несколько лет, чему-то подучилась после окончания университета (получила специализацию по медицинской психологии в Институте усовершенствования врачей), понемногу собрала удобные для себя методики и уже поняла, что самый привлекательный и адекватный для меня способ работы - это психологическая консультация.
Мать пришла без дочери. Ее голос звенел близкими слезами, а руки комкали полу кофты.
- Я не знаю, что делать! Мне так страшно! - сказала она.
- Присаживайтесь и рассказывайте. Сейчас во всем разберемся, - уверенно сказала я, никакой уверенности внутри себя не чувствуя. Я проработала практическим психологом уже достаточно, чтобы отчетливо видеть: здесь проблемы не с учительницей математики или курением самой девочки.
Девочка Алла всегда была не без странностей. В четыре года спрашивала взрослых: вы чувствуете, как пахнут облака? Неужели не чувствуете? А хотя бы как поет небо, слышите? Потом как-то поняла, что ее вопросы вызывают обескураженность в лучшем случае, и спрашивать перестала. Приблизительно тогда же говорила, что у нее есть свой ручной говорящий енотик, который к ней приходит, когда никто не видит. Енотика звали Иеронимус.
Никогда не любила играть с детьми. Играла по преимуществу одна. Потом стала выбирать себе одну подружку, обычно из тихих, не очень умных девочек. Когда исчезала одна (родители Аллы так и не поняли, как именно заканчивались отношения, но одно можно сказать наверняка: их дочь всегда была совершенно неагрессивна), почти сразу появлялась другая. Мамы подружек иногда делились с мамой Аллы: "Послушайте, ваша нашей такие странные вещи рассказывает!" - "Какие же?" - напрягалась женщина. - "Да черт его знает! - пожимала плечами подружкина мама, как правило, тоже не блиставшая умом. - Говорю ж вам: странные!"
Впрочем, с годами странности Аллы как будто сглаживались. Она неплохо училась в начальных классах (в средней школе успеваемость снизилась), потом два года с удовольствием посещала театральный кружок. В целом оставалась домоседкой, много читала, перезванивалась с одноклассниками, неохотно, но все же помогала по дому, изредка ходила гулять.
Никаких особых проблем с девочкой никогда не было, но...
- Сама не знаю почему, но я с ней никогда не могла расслабиться, - призналась мама Аллы. - Как будто все время ждала какого-то подвоха. Она много лет ничего такого не делала и не говорила, но я... С ней никогда не было легко.
- Может быть, это вам теперь, задним числом, так кажется?
- Нет-нет! Моя мама, когда была жива, тоже это говорила.
- А ваш муж, отец Аллы?
- Он всегда на работе или в телевизоре, и ничего вокруг не замечает.
- Но что же произошло теперь?
Наступление подростковости поначалу ничем особым на Алле не отразилось. В тринадцать лет она вставила сережку в ноздрю, немного почитала про Каббалу, немного послушала группу "Рамштайн" и как будто бы угомонилась.
Но спустя еще год совсем перестала общаться с приятельницами и часто часами сидела в своей комнате с закрытыми шторами и выключенным светом.
- Что ты там делаешь?! - спрашивала мать.
- Ничего. Думаю, - отвечала Алла.
Потом девочка стала запираться в ванной, где тоже выключала свет и вообще непонятно что делала. Иногда ночью спала в одежде. Стала очень избирательна в еде. А потом наступило самое страшное: Алла начала в пустой комнате с кем-то разговаривать.
- Может быть, несчастная любовь, аффект? Злится на кого-то внутри, выкрикивает вслух в сердцах? У подростков бывает...
- Нет. Никаких любвей, вообще отношений не было, я бы знала, она же дома всегда. Она кому-то воображаемому отвечает. Спорит. Иногда можно понять. Например: "Нет! Отстань!", "Почему это? Я же говорю, что я..."
- Вы наверняка спрашивали ее об этих эпизодах. Что говорит сама Алла?
- "Отстань. Ты не поймешь". Вы думаете, это... это уже оно?
- Что такое "уже оно"? - удивилась я и тут же по выражению лица матери догадалась. - В семье уже была психиатрия?
- Да, - женщина смотрела в пол. - Мой дядя, брат моего отца. Много раз лежал в психушках, покончил с собой в тридцать два года. Их отец, мой дедушка, скорее всего, тоже, хотя там не точно известно, бабушка от него сбежала и не любила об этом вспоминать...
- Алла ходит в школу?
- Да. Каждый день. Даже если всю ночь просидела в ванной, утром одевается, собирается молча, как робот, и идет. Я спрашивала у классной руководительницы, осторожно, она сказала: да, пожалуй, стала более замкнутой, но это, знаете, такой возраст... Что же мне теперь делать? Вести ее к психиатру?
"Вообще-то, наверное, это было бы самое разумное", - подумала я и сказала вслух: - А Алла ко мне придет?
***
Алла была невысокая и пухленькая, с круглым родимым пятном на правом виске. Достаточно для своих лет образованная (много читала). Я почему-то думала, что она будет молчать, но она легко откликалась на самые разные темы.
Вспомнили енотика Иеронимуса, я ей рассказала, что у моего младшего сына в этом же возрасте был воображаемый друг Максим. Алла, видимо, расслабилась и оживилась, и я решилась спросить напрямик:
- А с кем ты разговариваешь сейчас?
Лицо девочки стало грустным:
- Понимаете, они и прежде иногда были. Но я раньше думала, что их все слышат. А теперь знаю, что не все.
- Не все, - подтвердила я. - Ты слышишь голоса?
- Да. Иногда это просто как многоголосый шепот или песня без слов... Вы слышали когда-нибудь?
- Да. Я всегда слышу такую многоголосую песню в гуле мотора старых автобусов.
- Точно! - обрадовалась Алла. - Именно так! Я ее тоже слышала, когда мы с родителями на автобусе в Судак ехали. А иногда... они говорят дурацкое... и еще бывает накатывает такая темная волна...
- Что ты тогда делаешь?
- Когда волна, надо просто сидеть в темноте и не шевелиться, она рано или поздно уйдет. Если начать суетиться, делать что-то - тогда хуже. От голосов помогает не спать. Когда очень устаешь, они замолкают. Еще помогает ходить в школу. Там они почти всегда молчат... А вот когда я гуляю с подружками, очень мешают, я раздражаюсь, девочки думают, что на них...
- А сейчас?
- Сейчас молчат. Может быть, тихо-тихо на заднем плане, как прибой, но это даже успокаивает.
- Они... эти голоса... они тебя к чему-то призывают? Велят что-то сделать?
- Обычно нет. Просто стыдят. Говорят, что я сумасшедшая и меня посадят в психушку. Еще со мной никто никогда не будет целоваться и вообще дружить. Иногда вот не велят раздеваться, говорят, это стыдно... Иногда, что надо помыться... часиков так пять-шесть... Вы знаете, я не хочу в психиатрическую больницу...
- Это понятно, - вздохнула я. - Кто ж туда хочет!
- А что вы скажете моей маме?
Что же я скажу ее маме? Что это, скорее всего, психиатрия? Что нужно идти к психиатру, класть на обследование, лечить таблетками или уколами? Мне на поликлинику много лет приходит журнал "Психиатрия и психофармакотерапия". Там был большой переводной обзор про шизофрению со статистикой по разным странам. Все страны разделены на три группы: где хорошая медицинская помощь таким больным, где средняя и где, считай, никакой. Разные лекарства, количество госпитализаций, восприимчивость к препаратам, а про страны, где почти не лечат и надеяться людям и семьям не на что: "Значительная часть больных дольше, чем в двух других группах, сохраняет социальное функционирование". "Ребята, вы сами поняли, что написали?" - подумала я, дочитав этот обзор.
Она же пока сама держится. На пределе, да, но - своими силами. Все явно запустилось гормональной перестройкой, обычное дело для дебюта всяческих психиатрий. Может ли быть потом "отлив", ремиссия? Может быть, я это знаю доподлинно.
Сколько я видела всяких шарлатанов, которые утверждали, что шизофрению можно лечить психодрамой, глубинной психотерапией, трансперсональной коррекцией или танцами! Порядочно. Встать в их ряды?
- Там, среди них, есть один, - напомнила о себе Алла. - Он говорит: держись, не сдавайся, тогда прорвешься. Я ему иногда верю, иногда нет.
Шизофренический голос, поддерживающий носителя симптома? О таком я ни разу до этого не слышала.
- Это тебе повезло. Но они у тебя вообще мирные.
- Так ведь и я сама мирная, - улыбнулась Алла. - Откуда бы взялось?
- Да, мирная. А еще умная и сильная, - твердо сказала я. - И тот твой голос прав: пока ходишь в школу, пока сохраняется социальное функционирование из того чертового обзора, у тебя есть шанс прорваться.
***
- Не сдавайте ее пока! - сказала я матери. - Ее мозг сражается. Ее демоны не слишком агрессивны, как и она сама. Антипсихотические лекарства уберут позитивную симптоматику, но одновременно снизят ее собственный защитный потенциал. Давайте еще подождем и обсудим, как вы можете поддержать ее в семье. Тут главное - не навредить.
- Спасибо вам! Я так надеялась, что вы именно это скажете, - со слезами на глазах сказала женщина.
Я очень злилась себя. У девочки была психиатрия. Сейчас или потом - она приведет ее к краю... А нас учили: чем раньше начато лечение, тем лучше качество ремиссии. По крайней мере, первой из них... Я должна была направить их к специалисту.
***
Моя искренность с читателями имеет предел. Если бы не окончание этой истории в реале, я бы никогда вслух не призналась, так и носила в себе, как не неудачу даже, а этический казус, в котором я повела себя вопреки профессиональной этике.
***
Она гуляла на детской площадке. Бесполый на вид ребенок был в дутом розовом комбинезоне - наверное, девочка.
"Не может быть!" - подумала я и стала заходить справа - там должно быть родимое пятно. Висок прикрывала прическа, но она заметила мой пристальный взгляд и мои маневры. Присмотрелась и уютным жестом прижала ладонь к круглой щеке.
- Не может быть! - воскликнула она. - Неужели вы все еще здесь работаете?!
- Ага, - кивнула я, не найдясь, что сказать еще. Не спрашивать же у выросшей Аллы: "Как же тебе удалось не сойти с ума?"
- Ой, я так рада вас видеть! Вы знаете, я даже хотела потом еще к вам прийти, особенно когда беременная была, но думала, что вы уже не работаете, наверное, да и не примете без ребенка...
- Ну почему же...
- Мы к вам запишемся и придем, - твердо сказала Алла. - Ей уже два с половиной года, а она все еще с соской засыпает. Все говорят, что это безобразие, но я не знаю, как...
- Конечно, приходите, обсудим.
Я уже уходила, довольная, как налопавшийся сметаны кот, когда она окликнула меня:
- А вы помните, тот голос, который тогда велел мне не сдаваться?
Я молча кивнула, снова начиная бояться.
- Он потом был немножко на ваш похож! - Алла лукаво улыбнулась, а я сама ощутила на своем лице растерянную гримасу. - После школы они у меня вообще дрессированные стали. А сейчас я так с ней не высыпаюсь, что вообще ничего. Хоть на старом автобусе поезжай кататься, чтобы послушать...
Да, чуден мир. Много кем мне приходилось в жизни побывать, но вот голосом в чужой голове...
Катерина Мурашова (c)
