Просто так
"... Испытал что-то особенно сладостное и томящее,
первый проблеск самого непонятного из всех человеческих чувств".
(И. А. Бунин)
Памятны мои первые прозрения и столкновения с таким земным чудом, как женское тело. Мне не стыдно говорить об этом, нет ни капли неловкости, потому что эти ощущения родились в пору, когда я был ничем не испорчен: ни кино с любовными сценами, ни соответствующей литературой, ни "опытом" старших товарищей. Эти ощущения посланы Богом, они природные, родниковые, и я благодарен судьбе за то, что они были.
Шла война. Мужчины на фронте. Меня, мальчишку, водили в женскую баню то бабушка Екатерина Алексеевна, то бабушка Анастасия Михайловна, то мать с подружками брали меня, несмышленыша, в заводской душ.
В общественной бане в два ряда на низких основаниях были установлены широченные платформы из бетона, которым трудно найти название: не диван, не скамья, пожалуй, ближе всего низкий "стол", на котором могли спокойно разместиться человек шесть с тазиками. И вот первое детское впечатление, которое прочно осело в моей памяти. В проходе между этими "столами" стоит девушка. Она ярко освещена весенним солнцем, бьющим в большие окна бани. Видны все детали ее тела, вплоть до мелких капелек на коже. Девушка улыбается, она радуется жизни, несмотря на трудное военное время. Она прекрасна, но поразительно и другое: у нее огненно-рыжие локоны и такого же яркого цвета волосы на лобке. Может, это ощущение счастья, полноты жизни, которое она излучала, и эта цветовая необычность выделили ее среди десятков других женских тел и как фотографический снимок отпечатались в моей памяти.
Где-то теперь эта рыжая красавица, жива ли, как сложилась ее судьба, и могло ли ей прийти в голову, что она явилась для мальчика первым потрясением, первой женщиной, красота и необычность которой запомнились ему на всю жизнь.
Однажды, в заводском душе тетя Зина, мамина подруга, молодая женщина лет двадцати пяти - двадцати шести, попросила, как обычно, потереть ей мочалкой спину.
Полумрак душевой кабинки, журчание воды, женщина повернулась ко мне спиной. Я мылю ей спину и зачарованно слежу за струйкой мыльной пены, которая скатывается вниз по желобку спины, течет между ягодицами и теряется где-то там, внизу. Никогда ранее не изведанная сладкая истома волной накатывается на меня, трудно дышать, сердце стучит и хочется бесконечно долго делать это: гладить мочалкой спину женщине, следить за струей мыльной пены и испытывать это сладкое волнение...
Видимо мое состояние не осталось незамеченным. Никто ничего не сказал и ничего не сделал. Только с тетей Зиной я уже никогда не был в душе. Да и мама стала отправлять меня в баню со знакомыми мужиками.
Состоялось мое непорочное чувственное крещение. Я впервые ощутил магнетизм женского тела на инстинктивном уровне, что-то спящее во мне проснулось и осветило мир новым, ярким светом.
первый проблеск самого непонятного из всех человеческих чувств".
(И. А. Бунин)
Памятны мои первые прозрения и столкновения с таким земным чудом, как женское тело. Мне не стыдно говорить об этом, нет ни капли неловкости, потому что эти ощущения родились в пору, когда я был ничем не испорчен: ни кино с любовными сценами, ни соответствующей литературой, ни "опытом" старших товарищей. Эти ощущения посланы Богом, они природные, родниковые, и я благодарен судьбе за то, что они были.
Шла война. Мужчины на фронте. Меня, мальчишку, водили в женскую баню то бабушка Екатерина Алексеевна, то бабушка Анастасия Михайловна, то мать с подружками брали меня, несмышленыша, в заводской душ.
В общественной бане в два ряда на низких основаниях были установлены широченные платформы из бетона, которым трудно найти название: не диван, не скамья, пожалуй, ближе всего низкий "стол", на котором могли спокойно разместиться человек шесть с тазиками. И вот первое детское впечатление, которое прочно осело в моей памяти. В проходе между этими "столами" стоит девушка. Она ярко освещена весенним солнцем, бьющим в большие окна бани. Видны все детали ее тела, вплоть до мелких капелек на коже. Девушка улыбается, она радуется жизни, несмотря на трудное военное время. Она прекрасна, но поразительно и другое: у нее огненно-рыжие локоны и такого же яркого цвета волосы на лобке. Может, это ощущение счастья, полноты жизни, которое она излучала, и эта цветовая необычность выделили ее среди десятков других женских тел и как фотографический снимок отпечатались в моей памяти.
Где-то теперь эта рыжая красавица, жива ли, как сложилась ее судьба, и могло ли ей прийти в голову, что она явилась для мальчика первым потрясением, первой женщиной, красота и необычность которой запомнились ему на всю жизнь.
Однажды, в заводском душе тетя Зина, мамина подруга, молодая женщина лет двадцати пяти - двадцати шести, попросила, как обычно, потереть ей мочалкой спину.
Полумрак душевой кабинки, журчание воды, женщина повернулась ко мне спиной. Я мылю ей спину и зачарованно слежу за струйкой мыльной пены, которая скатывается вниз по желобку спины, течет между ягодицами и теряется где-то там, внизу. Никогда ранее не изведанная сладкая истома волной накатывается на меня, трудно дышать, сердце стучит и хочется бесконечно долго делать это: гладить мочалкой спину женщине, следить за струей мыльной пены и испытывать это сладкое волнение...
Видимо мое состояние не осталось незамеченным. Никто ничего не сказал и ничего не сделал. Только с тетей Зиной я уже никогда не был в душе. Да и мама стала отправлять меня в баню со знакомыми мужиками.
Состоялось мое непорочное чувственное крещение. Я впервые ощутил магнетизм женского тела на инстинктивном уровне, что-то спящее во мне проснулось и осветило мир новым, ярким светом.
