.....
Какое-то внутреннее чувство подсказало Пупкову, что про увиденное нельзя болтать ни в коем случае. Придя на следующее утро в столовую, он лишь мельком увидел повариху. Вне всякого сомнения, она поняла, что за ней и её молодым любовником кто-то подсматривал. Видимо, до конца своего дежурства она не осталась, так как после завтрака куда-то исчезла и её подменила другая повариха. Пупок во время приёма пищи украдкой поглядывал на столы, где принимали пищу второкурсники: по лицу курсанта-ингуша вообще нельзя было определить, что он чувствует, многие кавказцы обладают природным даром изображать показное спокойствие даже в непростых ситуациях... Тётя Маша вообще больше не появилась в училищной столовой, после той ночи она сразу уволилась. Постепенно повседневные заботы заслонили случившееся, но даже по прошествию времени Пупков не решился ничего рассказать.
Оценить своё молчание в полной мере Пупков смог только когда учился уже на последнем курсе, когда осознал, что такое кавказские нравы. Он понял, что рисковал очень сильно, если в детстве за подобное его всего лишь пороли, то здесь запросто могли лишить жизни. Позже, когда в девяностых Кавказ забузил, это стало проявляться часто, но тогда в семидесятых, о тех нравах мало кто из приезжих догадывался. Всё было скрыто под толщей внешнего спокойствия и показной лояльности к советской власти, к русским.
Если бы тот факт, что молодой ингушский парень является любовником немолодой русской бабы получил огласку, то есть если бы Пупков где-нибудь проболтался об увиденном в душе, более того выступил бы как очевидец, свидетель их плотского совокупления в такой по местным канонам постыдной обстановке... На лицо не только грех, что правоверный осквернился... Нет, если даже кавказский мужчина насилует неверную, русскую - это не позор, не осквернение, это унижение неверной, её народа. За это не осудит свой народ, свой род, даже если осудит советский суд. Ведь унижая другой народ он возвеличивает свой - так всегда мыслили на Кавказе. Но здесь совсем другой расклад, здесь не было насилия - это была настоящая взаимная страсть между юношей и зрелой женщиной. Но на языке местных понятий, учитывая, что он много моложе, получалось, что не он её, а она его... совратила, использовала, унизила. Это обида всему роду, племени. За это её... Но скорее всего, чтобы дело не получило широкой огласки, сначала бы "зарэзали" свидетеля, потом уже её. Таким образом обида была бы смыта кровью неверных. Ну а джигит... у горцев каждый джигит на учёте, его бы пожурили, но не тронули, ведь ему надо создавать семью, плодить детей, укреплять нацию, увеличивать её численность...
Оценить своё молчание в полной мере Пупков смог только когда учился уже на последнем курсе, когда осознал, что такое кавказские нравы. Он понял, что рисковал очень сильно, если в детстве за подобное его всего лишь пороли, то здесь запросто могли лишить жизни. Позже, когда в девяностых Кавказ забузил, это стало проявляться часто, но тогда в семидесятых, о тех нравах мало кто из приезжих догадывался. Всё было скрыто под толщей внешнего спокойствия и показной лояльности к советской власти, к русским.
Если бы тот факт, что молодой ингушский парень является любовником немолодой русской бабы получил огласку, то есть если бы Пупков где-нибудь проболтался об увиденном в душе, более того выступил бы как очевидец, свидетель их плотского совокупления в такой по местным канонам постыдной обстановке... На лицо не только грех, что правоверный осквернился... Нет, если даже кавказский мужчина насилует неверную, русскую - это не позор, не осквернение, это унижение неверной, её народа. За это не осудит свой народ, свой род, даже если осудит советский суд. Ведь унижая другой народ он возвеличивает свой - так всегда мыслили на Кавказе. Но здесь совсем другой расклад, здесь не было насилия - это была настоящая взаимная страсть между юношей и зрелой женщиной. Но на языке местных понятий, учитывая, что он много моложе, получалось, что не он её, а она его... совратила, использовала, унизила. Это обида всему роду, племени. За это её... Но скорее всего, чтобы дело не получило широкой огласки, сначала бы "зарэзали" свидетеля, потом уже её. Таким образом обида была бы смыта кровью неверных. Ну а джигит... у горцев каждый джигит на учёте, его бы пожурили, но не тронули, ведь ему надо создавать семью, плодить детей, укреплять нацию, увеличивать её численность...
