Продолжение
В парилке я лег и думал о вечном. Вернее, пытался в душе соблюдать нейтралитет, чтобы не торопить плоть, но внутри зрел ужас от надвигающегося неизбежного. Я так ничего и не придумал. Таня заскочила тихо, как мышка. На ней было полотенце, но внутри у меня все затряслось. Она села ко мне лицом, положив подбородок на свои коленки. Своим бедром я ощущал ее, живое, бьющее нежным током.
- Кот, интересно, скольких теток ты перетрахал за это время?
- В этих стенах я должен был бы стыдливо помалкивать. Меньше, чем следовало бы, и гораздо меньше, чем ты думаешь.
- Ну, ну! Оставь эти сказки для жены.
- Если на одну ночь, это так, пар спустить. Как собачки, тык, тык, и разбежались, никакой радости. А я жадный, мне этого мало. Настоящее удовольствие можно получить, только доставив настоящее удовольствие. А это возможно, если знаешь, что нужно ей на самом деле, а она знает, что нужно тебе. И, главное, ты знаешь, что она это знает.
- Ага! Тебе мало просто переспать с женщиной, тебе надо залезть ей в печенки, разбередить там все, а потом бросить.
Она легонько облокотилась на меня. Рука легла... Так, невзначай... Просто легла, без какой-то определенной цели. С таким же успехом она могла оказаться где угодно, но именно в этом и было лисье волшебство, сводящее на нет всю твердость духа. А-член Пелевин, откуда ты это знал?..
- Я скучал по тебе. Очень... - выдавил я из себя.
- Конечно, конечно! О да, кто бы спорил!
Она улыбалась хитро и ласково. Ее лапки 34-го размера(!) были совсем рядом. Розовые аккуратные пальчики... Я схожу с ума!.. Я скрючился, чтобы не потревожить ее ручку, и поцеловал эти пальчики...
В чем в чем, а в женских ножках я разбираюсь. По телефону незнакомой женщине, которая просто ошиблась номером, могу назвать ее пол, возраст, цвет волос, глаз и размер ноги, не говоря уже о семейном положении. Прецедент был, я сам обалдел, когда выяснилось, что все совпало до мелочей, особенно пол. А уж на улице я определяю размер на расстоянии, с которого можно отличить женщину от троллейбуса. Конечно, это все мелочи, сплошной фетишизм, но именно эти крохотные детальки, трогательные нюансы заставляют сжиматься сердце. Из чего только сделаны девочки?..
Я по-разному фантазировал на тему нашей встречи. То, что это произойдет обязательно, было для меня вопросом решенным. Представлял, к примеру, как я, одетый спившимся бомжом, выслеживаю ее и, как бы случайно, попадаюсь навстречу и прошу копеечку на похмел. Она меня сразу узнает, в глазах сочувствие. Посмотри, до чего довела разлука с тобой! Но я не жалуюсь, наоборот, теперь я счастлив! Ведь с тобой все в порядке. А я всегда буду рядом. Буду лежать неподалеку от того места, где ты обычно проходишь, плакать, писать под себя и тихо радоваться тому, что ты счастлива, идешь где-то рядом, живая и здоровая. А потом, когда ее сердечко будет готово разорваться от жалости, я распахиваю дверцу заранее припаркованной крутой тачки и счастливую увожу на залив... Вот такая вот бредятина!
Но 20 лет срок немалый, десятки раз менялись ориентиры, и уже кралась старость. И реальность. И материализующееся ощущение конечности всего. Мерзейшее ощущение, доходившее до того, что временами я начинал сомневаться, что увижу ее хоть когда-нибудь...
В начале этого срока - бесшабашность. Какие наши годы! Она была тогда одной из многих. Интереснее других, чище, соблазнительнее - безусловно. И все-таки! Легко встретились, легко расстались. А впереди была очень длинная дорога... Я не задумывался о том, что было у нее на душе после этого. И было ли вообще что-нибудь. Кто я? Самый обычный, не хуже и не лучше других. Маскировал ехидством свою нерешительность и неготовность. Да я и сейчас не мог угадать, как она тогда отнеслась к тому, что я исчез как-то никак, не обязав и не обещав ждать. Будь здорова, пока! Знаю, что года через два вышла замуж и съехала, куда, спрашивать родителей было бы полнейшим идиотизмом. И я оставил все, как есть. Но потом, позже, я вдруг с удивлением заметил, что из всех своих прошлых пассий с такой теплотой я вспоминаю только ее...
И вдруг я подумал, а что было бы, если бы встретилась мне сейчас не та же Лисичка, только повзрослевшая, а другая, обабившаяся, пришибленная бытом дурочка, или спившаяся замарашка, или жена нувориша с понтами до небес, или ставшая толстой и страшной? Куда бы тогда делось все это, все 20 лет? Как бы я отреагировал? Я не знал... Но я знал другое, если бы у бабушки были яйца, то это уже был бы дедушка...
В парилку ввалились Марина с Ириной, к счастью, тоже в полотенцах.
- Стучаться надо. - Таня прикрыла меня получше и подвинулась.
- Не жадничай, подруга! В нашем возрасте это может иметь негативные последствия. - Марина села на нижнюю полку, широко разбросав свои длинные ноги.
Интересно, что это за последствия?
- Девчонки, не стоит так беспокоиться, - сказал я, чтобы что-нибудь сказать. - Я бы дал вам не больше тридцати шести.
- Не понЯла? - царственность Ирины тут же обернулась малоросской деревенской хамоватостью.
- Тридцать шесть раз!.. - мечтательно протянула Марина.
- Лет. На троих.
- Ой, ну вы прям такое наг'оворите! - продолжала дурачиться Ирина. - Вы, Вася, ну такой жентельмен!
Марина встала, потянулась. Багира, да и только!
- Вася, давай я тебя попарю. Хоть так согреюсь в этом дурдоме. Подвиньтесь, подруги!
Парила она хлестко, почти жестоко. Чувствовалась СМ-школа. Нет, не школа, аспирантура в универе. Не дай бог поиграть с ней в эти игры! На мой взгляд, садо-мазо это полнейший идиотизм, развлекуха для моральных уродов и скучающих педерастов. Что-то вроде зоо-, некро- и батареефилии.
Я быстро окунулся в бассейне. Как ни хотелось понежиться там подольше, но надо было выскочить из него до того, как эти ведьмы нырнут туда в полном составе. Тогда мне кранты.
Я пил пиво, курил и опять думал о вечном, т. е. ни о чем. Думать о чем-то не получалось. Все только началось, а башка уже пустая, как бочка, только эхо отдается. Мозги куда-то напрочь улетучились. Да и черт с ними! Нет мозгов, пусть будет пиво!
Тридцатишестилетние девчонки с визгом плескались в бассейне.
С Татьяной я познакомился 21 год назад. Ей - 15, мне - 20. В этом возрасте девчонки обычно полные дурочки. А с ней было удивительно легко и интересно, несмотря на то, что мне она позволяла немного. Гораздо больше себе... Освоившись, Лиса использовала любую возможность запустить свою бесподобную ручку туда, где по ее мнению было теплее, - мне в штаны. Змейкой скользила она внутрь и делала свое черное сладкое дело. А любая возможность была для нее практически всегда. Наверняка не припомню все ситуации, но скамейка в парке средь бела дня, кино (а залы тогда были полными), уголок в кафе, метро в час пик были полностью во власти этой ручки, не терпящей отказа. Но больше всего ей нравилось являть красоту миру и говорить с ней, так сказать, тет-а-тет. При этом я понимал и ощущал на своей шкуре, что истинное назначение и функциональные возможности сей красоты ей действительно неизвестны. Так, игрушка, приятная на ощупь...
Там, в кабачке, увидев ее ладошку, я едва владел собой, так крепко сидела во мне эта заноза. Все 20 лет...
Лишь однажды, когда дома не было ее родителей, она растревожила меня так, что не выдержала сама. Это был единственный момент, когда я мог хоть как-то оценить ее чудесные миниатюрные формы. Но к тому времени я был уже совершенно безумен и весь находился за гранью точки кипения, и... О, позор! Она так и осталась девочкой, имея все шансы отяжелеть непорочной... Вот было бы смеху! Да, это было бы очень смешно... Очень...
Если тогда, в том возрасте и целомудренном состоянии, в ее трепетном тельце крылось столько страсти и любви к мужским противоположностям, то я просто боялся представить, какой сладкой и божественно любящей она станет в зрелом возрасте! Когда действия мотивируются не просто интересом исследования чего-то нового для себя, а осознанной внутренней необходимостью дарить радость мужчине и получать назад сторицей. Сколько же любви в ней зарождалось тогда, и кому досталось это неземное счастье!..
20 лет я вычеркивал из памяти каждый год, не принесший встречи, копил нежность и страсть, не растрачивая налево-направо, обделял ближних и дальних, чтобы однажды излить на нее, маленькую и беззащитную, все накопленное с процентами...
Первой вошла Марина в простыне, завернутой наподобие римской тоги. Ну, конечно! Еще бы мы скрывали такую грудь! "Не рожавшая" - отметил я про себя. Небольшая и совсем недурная для женщины лет 35-ти. Она возлегла рядом со мной на диванчике.
- Сир, плесните даме пива.
Я подал ей стакан, но как-то неаккуратно, что было неудивительно, и чуть ли не полстакана пролилось на то, что она не пожелала скрывать. Марина вздрогнула и закрыла глаза.
- Ну, зачем же так буквально...
Таня хихикала напротив, а блонда проговорила:
- Исправляй оплошность. Вася!
Бесконечно изображать дурачка не выйдет, пришлось "понять", чего от меня ждут. Я наклонился и стал осторожно слизывать пиво с ее прохладной после бассейна кожи. Мелькнула дурацкая мысль, что надо было, как это делается в кино, поводить по ней чем-нибудь съедобным, например, куском воблы, но это была бы последняя шутка в моей жизни... Марина напряглась, что-то делая руками у меня за спиной. Сосок ее моментально съежился и вздыбился, стал цепляться за ноздрю. "Реактивная дамочка, - подумал я. - Впору пересмотреть все свои представления". Не соврала Багира, она действительно тяжело и неизлечимо больна... Я еще раз прошелся насухо вокруг соска и по нижнему контуру груди. Та даже застонала, но тут же расслабилась и легко оттолкнула мою голову. Еще некоторое время Марина лежала с закрытыми глазами, бедра ее напрягались толчками.
- Однако!.. Еще немного, и я бы за себя не отвечала... Она, наконец, поднялась и откинулась на спинку. - Вот уж точно кот! Надо было сметаной помазаться.
- Если честно, я думал про воблу...
- Ну, ты и гад!
Я согласно кивнул. Полотенце на мне уже не лежало просто так, и, самое главное, меня это уже не очень беспокоило.
- Кому еще пива, сударыни?
- Мне водочки, - Ирина, прищурившись, нецензурно смотрела в упор, - и массаж.
- Водочки без проблем, а вот массаж могу предложить только рабочее-крестьянский, как партия учила.
- Устраивает, но сначала - тайский. Выпьем, подруги, и я сделаю из Васи тайского императора.
- Ты для этого ничего не будешь ему укорачивать? - спросила Таня.
- Думаю, обойдемся без этого.
Я растянулся на жесткой медицинской кушетке лицом вниз.
- Ты бы еще штаны ватные надел, - сказала Ирина и сдернула с меня полотенце.
Руки у нее были сильными, и она действительно владела искусством тайского массажа. Однако, одно дело, когда по тебе ползает маленькая тайка и вытанцовывает цепкими пальцами и гладкими пятками комплекс упражнений за деньги, и совсем другое, когда то же самое делает русская женщина с широкой душой и бесплатно. Она прекрасно знала точки на голове и теле, те, что открывают неведомые энергетические каналы. Я почти впал в транс.
- Переворачивайся, - голос ее был неровным. - Ты уже почти император.
Я перевернулся нехотя. Потому что... Потому что!
- О-о! - Марина с Татьяной, оставшиеся без дела, но с пивом, внимательно наблюдали. - Дас ист фантастиш! Йа-Йа! Шнеллер! О-о! А-а!
А мне было не до смеха. Не привык я как-то свое возбуждение демонстрировать более чем одной женщине... Она размяла ступни, бедра. Дошла очередь и до самого главного, не выходя, впрочем, из концепции массажа, душащего, испепеляющего, стыдного, но массажа. Братан ликовал. Она включала какие-то кнопки, о наличии которых я даже не подозревал, направляя энергию по нужному маршруту. Та вспухала во мне и разворачивалась, как таинственная змея Кундалини, и мне уже было все равно, в бане я нахожусь или на Красной площади...
Под предлогом массажа грудных мышц и плеч она села сверху, но я пропустил этот момент, так как уже потерял рассудок. Только мелькнула сорванная простыня и мысль: "Точно, как у Мерилин..." И "Полет валькирии" торжественно и мощно грохотал в голове. А энергия уже достигла болезненного пика, и ты должен выбросить ее, отдать той пустоте впереди, для которой она и рождена. И вот волна маленьких локальных взрывов сливается в один единый мощный взрыв, который зарождается не где обычно, внизу, а в основании мозга, наконец, оглушает тебя и рушит весь окружающий мир...
Я приходил в себя. Что произошло, черт возьми? Я уже император?.. Я же не хотел!.. Не мог, не имел права... О, боже!
Я с трудом выбрался из-под тяжело обвисшего тела. Тело это тут же свернулось калачиком и будто спало, подрагивая. Не обращая внимания на доносившиеся откуда-то аплодисменты, я думал, как загладить неловкость ситуации. Придумал, - поднял свое полотенце и протер наиболее мокрые места на этом безжизненном теле. А ведь хороша, чертовка, со всех ракурсов!
Стараясь не смотреть на Татьяну, я налил себе водки на четыре пальца. А та чуть ли не с гордостью театрально пощупала пульс и торжественно объявила:
- Готова! Глубокий нокаут. Очень даже глубокий.
А я готов был провалиться от стыда, гордости и еще кучи всего разного.
- Да я как-то случайно... Она первая начала, пусть не лезет.
Детский сад, но обе, оставшиеся в живых, свалились на диван и хохотали, размазывая слезы. Да и я к ним присоединился.
Как-то все сразу устаканилось, встало на свои места, и я успокоился. Девчонки стали попроще, подомашнее. Только Лисичка ускользала. Я прихватил ее одну под душем, сжал ее плечики...
Еще в те, приснопамятные времена каждый раз, когда я обнимал ее в подъезде, меня оглушала волна невообразимой нежности. От того, насколько были податливыми ее худенькие плечики. Стоило слегка их сжать, они послушно поднимались вверх так, что Лисичка превращалась в воробушка, маленького и трепетного, которого хотелось обнять еще крепче, укрыть от всего мира...
И под душем я сжимал ее, тоненькую и послушную, но она прятала лицо и шептала что-то про потом, потом, все будет хорошо и про законы гостеприимства, которые в этом доме имеют свои особенности.
Я так и не рассмотрел ее, только мелькнула за занавеской по-девичьи ладная фигурка с маленькой попочкой. Сладкая моя девочка!
- Които, эрго сум! - провозгласила Марина, подняв бокал с пивом.
Да! По части окопных куртуазностей по сравнению с этими дамочками я - просто барышня-курсистка...
- Боюсь ввести вас в заблуждение, но мне кажется, фраза звучала как-то по-другому.
- Эх, Вася! Нет в тебе романтики! Ты слышал что-нибудь про коитус?
- Что-то в школе проходили. По тригонометрии, кажется...
- Вася, не путай гонорар с гонореей.
Мне всегда нравилось вникать в семантические взаимосвязи понятий из разных языков. Латинский "coitus", французский "coit" и русское "соитие". Связь безусловная! И эта безусловность, что самое интересное, распространяется на основополагающие архетипы: день, ночь, Солнце, числа и половой акт. Воистину, это те вещи, без которых наша жизнь немыслима!
- Когда ружье висит в первом акте, во втором оно уже не встанет.
- Ха! Точно! Потому что зрители разбегутся. Но это явно не про Васю.
- Вася! Давай мы будем звать тебя Дон Хуан. Та-ак звучи-ит!..
- Я понимаю всю гнусность ваших намеков и категорически возражаю. Этим вы сужаете мои рамки. Имя должно выражать сущность, а если мою сущность вы видите исключительно, как "хуан", то, извините, не соглашусь. Вот уши у меня, например. Ну, нормальные же уши, не лопухи и не пельмени! В Китае, кстати о птичках, такие уши ценятся.
- Под кисло-сладким соусом...
- Ирок, ты только вслушайся - Дон Ушан... Фу! Как это пошло!
- Вася! Дон Хуан это такой испанский мужчинка, который умел доставлять удовольствие женщинкам. А если бы он был португальцем, его бы звали Жуан. Но это неэстетично.
- Ах, этот. Тем более. Кто такой Дон Жуан-Хуан? Это есть мелкий закомплексованый типчик с чрезвычайно заниженной самооценкой. Научно доказанный факт!
- Научно доказанный фак...
- Его удовлетворяет не столько сам процесс, как всех здоровых людей, сколько результат, факт совершения невозможного для других кобелей. Поэтому его счастье не в качестве, а в количестве.
- Ой-ой-ой! Можно подумать, что в молодости ты не скакал с одной бабы на другую, чтобы успеть больше попробовать, пока тебя не прижали к стенке и не одели хомут. Или ты вообще пуританин?
- Покорнейше прошу впредь фильтровать базар. Скакал по необходимости, учет не вел и зарубки не ставил, - можете убедиться! Все равно, Дон Хуан это не я. И Казанова не я. Потому что он мальчиками не брезговал.
- А ты, Вася, себя любишь!
- Тогда пусть ты будешь... Дон Хуан! Старый, мудрый индейский колдун. Стармуд, сокращенно. Который глубоко-глубоко знает Вселенную, о-очень глубоко знает! И имеет он ее и в тональ и в нагваль, а потом перевернет и опять в тональ! По самые буритто.
- У редьки хрен не сладкий. Маринка, тебя что, Кастанеда вдохновляет? Пресный он какой-то, индифферентный, так никого и не трахнул.
- Должен вступиться за мужиков, может, у древних яков так не принято, только увидел, и сразу в бой.
- Нарываешься на комплементы, Вася?
- В таком случае, на фига вообще нужны древние яки со своей магией? Если их прикалывают только интимности неоргаников и вонючий пейот? В них-то они готовы ковыряться хоть до посинения. А бедные женщины страдают от недотраханности... А может быть Дон Хуан вообще глуп? С Хренаром на пару, а?
В парилке было уже довольно сносно, но меня бросило в жар. Марина, растянувшись на всю длину полки, выделывала ногой и руками замысловатые па, и сама любовалась плавными балетными движениями. Да, балерины - тайная страсть любого существа с яйцами! Несомненно, она раньше танцевала, но с ее ростом, где-то к 180-ти, дело это бесперспективное. Да, за такие вот ноги новые русские платят бешенные бабки и строят офигенные коттеджи. И загар... Явно искусственный, но зато везде.
- Не помешаю?
- О чем ты говоришь, сладкий!
- Ну, ты прямо Волочкова!
- Не гони пургу, Вася! Волочкова! - недовольству ее не было предела. - Волочкова - корова. Ты видел ее фигуру? Там хоть где-нибудь талия нарисована? А плечи!
- Пардон! Погорячился, вспылил.
- Ладно. Ты, Вася, дал сегодня! Со всей пролетарской ненавистью. Ирка до сих пор как обкуренная.
- Так я же не со зла. Она своим чертовым массажем и Владимиру Ильичу все поднимет...
- Не прибедняйся! - она легла на живот. - Лучше помнИ. Как обещал, по рабоче-крестьянски...
Я уже понял, что все это не к добру. Ах, какой же я догадливый! И брат мой тоже все понял, задышал, поднял голову и кивал, радостно соглашаясь: точно, точно! Не к добру!
Верхом, я как мог мял красивое тело балерины. Почти идеальное. Только в одном месте, пониже лопаток, был чуть выступающий позвонок и мышечные узелки по бокам. "Вдохни глубоко. Выдохни". Резким, но осторожным движением надавил ладонями, тот щелкнул и встал на место. Марина ойкнула.
Я, конечно, не специалист, но кое-какие тонкости знаю. В верхней части ягодиц, куда делают уколы, есть глубинные точки, которые расслабляют мышечный тонус и одновременно пробуждают все лучшее в душе. И в твоей тоже. Делать массаж такому телу - само по себе уже огромное удовольствие. Раньше я никак не мог представить себе массажиста в Большом театре или хотя бы в Мариинке. Кто он? Святой или просто педик? Прежде я ему жутко завидовал, а теперь пусть он мне завидует!
Марина, тяжело дыша, перевернулась. И мне стало страшно...
Вспомнился, почему-то, давний осознанный сон, ОС. Это когда спишь и понимаешь, что спишь, а, значит, можешь вытворять все, что угодно, оставив моралистику реальности.
Попрыгав с крыши, я вышел во двор. Там стояла женщина в белом платке-покрывале, наброшенном на голову. Собственно, это все, что на ней было. Я прекрасно понимал, что все это - мой собственный глюк, моя собственность, которой я могу распоряжаться по своему усмотрению. Что-то библейское было в ее фигуре, полуприкрытом лице, исходивших от нее эманациях и моем восприятии ее. Кожа абсолютно гладкая, безволосая, очень упругая и какая-то неживая. Но зато какие формы у нее были Там! Смерть фашистам и, особенно, фашисткам! Я не мог сдержаться, чтобы не ощутить губами то, чего в реальности скорее всего просто не существует! Мы не упали, а плавно переместились из вертикального положения в горизонтальное. Но, когда я прижался губами к этому месту, нереально красивому и столь же ненастоящему, ее прекрасное лицо стало меняться не в лучшую сторону. Интересно, как я мог его видеть? Оно исказилось в жуткой гримасе, из уголков рта, ставшего жабьим, потянулись черно-зеленые щупальца. Лицо корчилось, мутируя на глазах, и, наконец, плюнуло в меня желтой слизью. В меня закралось подозрение, что в чем-то я был неправ и что-то сделал не так. На том тогда и порешили...
А здесь было чудо из чудес! Притом, живое, теплое и... очень мокрое... Мужика распаляет, наверное, не столько вид тщательной побритости того-то и того-то, сколько осознание факта исключительного внимания женщины к определенным своим местам, тем, что являются главными в отношениях с мужчиной. Внимание к себе - это, прежде всего, дань уважения мужскому началу... О, эти женские места! Меня-а-а плени-или-и! Апофеоз, средоточие и причинность всего, всех безумств, творящихся в мире! Инь, божественная половинка ВСЕГО. Квинтэссенция женственности! Манящий запах чистой женщины. Запах и вкус... Сладко-соленый, дурманящий, сводящий с ума...
... и это было сумасшествие! Единое тело, змея, кусающая собственный хвост, жгут плазмы в циклотроне... Бешеная энергия несется по живому кольцу, нарастая с каждым движением, которое поднимает ее на новую высоту, придает новый импульс совокупного вдохновения... эта кольцевая гонка за совершенством, и стоны через нос... Удары сладостной энергии становятся все мощнее, и торжествующий болезненный от переизбытка шквал, вспарывающий все нутро и потрясающий сущность, утверждается диким напряжением тел, достигших совершенства...
Но она обезумела! Ее вспышки следовали одна за другой, и я, уже опустошенный, подхватывал ее вдохновение, стремясь удержать состояние бесконечного резонанса...
Я опустел... Силы кончились, и кончилось все... Все было высосано из меня, и душа и сердце... Как быстро уходит наслаждение и приходит осознание!..
И на меня, опустошенного и разбитого, нахлынула вдруг волна ужаса, от мрачности и неизбывности которого перехватило дыхание...
Ты дурак!! Распоследний шлимазл! Если когда-нибудь тебе отрежут яйца, то благодари бога, ибо это самое меньшее, чего ты достоин. Эти ведьмы хорошо усвоили правило, когда член мягкий, душа твердый-твердый. И наоборот... Тебя, дурака, поймали за самое живое и дорогое. И это самое живое и дорогое сидит сейчас там одна в этом змеевище и проклинает тебя. Тебя развели и опустили. И ее вместе с тобой. Или это все она?.. Тогда, тем более дурак! Даже если у них нравы проще некуда, при чем здесь ты? Это их дело. И тебе самому придется отвечать за то, что согласился играть по их правилам. И это будет больно...
Внутри разливалась щемящая пустота. Липкая, противная. Она заполняла все клеточки мозга и там каменела застывая... Это конец, подумал Штирлиц, засунув руку в карман. Где же парабеллум?.. Это конец. Меня больше нет. Мне нечего сказать и нечего сделать. Осталась только крохотная надежда...
Со мной осталась крохотная надежда, но не сказала, на что она...
Я сел за стол и начал тупо напиваться.
Ты своей тушкой занимаешь ничтожную часть этого мира. А моральные законы... Их так много, и они такие разные, что вряд ли найдется хотя бы пара не противоречащих друг другу. Законы от людей, дела от Неба... А разве есть такое деяние, за которое тебя твой собственный внутренний прокурор не отправил бы в ад при определенной постановке задачи?..
У меня нет слюны, чтобы плевать. Так не надо слюны, плюй, чем есть. И я плюю, но не доплевываю. Доплеваться до себя самого целая проблема. Как плюнуть себе в душу так, чтобы разом смыть то, что ты наплевал туда раньше? Это вам не соленые рыжики! Тут проблема посерьезнее будет. Это очень важный вопрос глобальной эстетики и физико-теософии. Если плюнуть вверх, попадешь себе в рожу. Вниз, в стороны тоже бесполезно, пробовал. Чертова евклидова геометрия! Здесь слишком мало измерений! Здесь совершенно невозможно сделать так, как положено. А кем положено? Кто все это бросил без присмотра, а потом грузит за всю фигню? Все равно я хотел подумать о чем-то другом...
Они болтали о Турции. А я подумал, чего не встретишь в Турции, так это золотого Будду на горе... И в этом есть некий сакральный смысл, но какой, черт его знает! Веня, брат мой, где ты? Утри мою слезу комсомолки или поплачь вместе со мной. Веня!.. брат!..
Орал я что-то непотребное, стоя на столе. Вроде, "начинаем производственную гимнастику! Внимание! А теперь вынимание! Внимание вынимание!.."
... Клубок потных тел. Чавкающие звуки затягивающей трясины. Смешалось все в доме Облонских кони, люди, и залпы тысячи орудий... Какие тысячи!.. Бред какой-то. Все равно уже поздно... Слишком поздно...
Я тяжело выходил из небытия. Вчера я недоперепил, то есть, выпил больше, чем мог, но меньше, чем хотел. Мысли крошились под ударами молота в голове. Мне было хреново, брату было не лучше. Висел унылой табличкой "Do not disturb". Судя по всему, вчера было что-то ужасное и он перенес глубокое нервное потрясение. Что было вечером, убей, не помню. Только с ночи осталось моторное ощущение прижатости к чему-то маленькому, теплому, родному... И это все?.. Как хочется пива...
Рядом никого не было.
Лисичка стояла в гостиной у окна. Я осторожно обнял ее. Она повернулась.
- Тебе пора ехать. - Сказала она.
- Мы увидимся?
Ее руки лежали у меня на груди. И лицо. И я почувствовал горячую капельку, убегающую от нее ко мне. И увидел я глаза ее. Улыбающиеся и полные слез. И впервые все понял...
Я был взбешен и напуган...
"Почему?!! Почему ты это сделала?! Какого черта? Зачем ты притащила меня в этот вертеп!? Зачем скормила этим ведьмам? Зачем? Ради чего?"
"Все будет хорошо..."
"Почему я, идиот, не схватил тебя за шиворот, почему не оторвал от этих озабоченных кровопийц! Это же пустышки. Почему?"
"Не плачь, мой милый! Ты мне очень симпатичен, но это ничего не значит. Тогда было рано, а теперь поздно..."
"Но... я... люблю тебя! Я всегда боялся этих слов, боялся обмануть и быть обманутым. Боялся обязать и быть обязанным. Боялся привязать к себе. Но я люблю тебя... И это все. Что мне делать теперь? Мне нужна только ты! Пусть катится к чертям собачьим весь этот долбаный мир, если в нем нет места нам с тобой..."
"Мир уже катится, но это уже не тот мир..."
"Но я хочу тебя! Тебя, только тебя!"
Я упал, обнял ее колени, зарылся лицом, чтобы скрыть слезы.
За что?
Она гладила меня по голове, нежно, по-матерински нежно. Как ребенка, который вдруг понял, что любимый дедушка уже больше никогда не придет в гости.
Мир закончился. 20 лет я шел через него к горизонту, к непонятной, но обещавшей быть прекрасной, цели. Шел, спотыкался, разбивал в кровь нос и колени. Потом долго плыл по реке, зная, что рано или поздно я сойду на берег, и цель моя будет совсем близко. И все те неуловимые ориентиры, которые снились или придумывались мной, шептали многоголосо: терпение и надежда. Надежда и терпение. И вот я прошел насквозь весь мир, оказавшийся гораздо меньше, чем я думал, и цель, появившаяся внезапно, здесь, - у меня перед глазами. Смотрит таинственным космическим взглядом. А мира уже нет. Он закончился, сожранный лонгольерами. А цель висит в пустоте, и ей плевать на кончившийся мир, она ему не принадлежит. Она в тех, других пространствах и измерениях, куда мне, тщедушному смертному вход заказан. И любит ее другой мир, и она отвечает ему взаимностью. И здесь, на границе миров, моего, закончившегося, и ее недоступного, на осыпающейся кромке, я остался один. И только серь безвременья и тьма безмирья были со мной и душили меня в своих объятиях. И бесконечная энтропия.
Набатом в ушах:
"Тогда было рано, а теперь поздно. Ты любил меня тогда, хотя и не знал об этом, любишь сейчас. И между "тогда" и "сейчас" тоже любил. "Тогда" закончилось давно, и "сейчас" уже заканчивается. А после "поздно" уже нет ничего".
"Но пока не кончилось "сейчас", что мешает жить и любить?"
"Жизнь - дорожка из тонких паутинок, - это один мир. Ты должен легко пробежать по ним, не останавливаясь и не оглядываясь. Перепрыгивать с одной на другую, не дожидаясь, пока они порвутся. Но если остановился, - паутинка тонкая, легко рвется, - ты проваливаешься в другой мир. Точно такой же, с такими же паутинками, но совершенно другой. И там тоже надо не оплошать, надо жить. Бежать еще осторожнее и быстрее, ведь ты уже знаешь ужас падения. И обратно не запрыгнешь. Только бежать дальше. Придумать новую цель и бежать..."
Кто это сказал? Это она? Или, может быть, я опять говорю сам с собой? В одну реку нельзя войти дважды. Если уж тебя кастрировали, то расслабься и спи спокойно. Все, что ты мог не сделать в этой жизни, ты уже не сделал. Будь проклят тот, кто так устроил миры! Те, в которых, упустив мгновение, не сказав вовремя нужного слова, ты теряешь все. Беспощадный судия, о существовании которого ты даже не подозревал, на основании закона, о котором ты ничего не слышал, отправляет тебя в вечное изгнание в совершенно чужой мир. Точно такой же, но совершенно другой. НЕ ТВОЙ. И счастье в нем для тебя просто не предусмотрено.
И я замер в падении.
P. S. Быть может когда-нибудь бесконечная череда сменяющихся миров согласно теории вероятности приведет меня в тот единственный, МОЙ мир, где назначена и для меня толика счастья и любви. Хотя бы через следующие 20 лет.
- Кот, интересно, скольких теток ты перетрахал за это время?
- В этих стенах я должен был бы стыдливо помалкивать. Меньше, чем следовало бы, и гораздо меньше, чем ты думаешь.
- Ну, ну! Оставь эти сказки для жены.
- Если на одну ночь, это так, пар спустить. Как собачки, тык, тык, и разбежались, никакой радости. А я жадный, мне этого мало. Настоящее удовольствие можно получить, только доставив настоящее удовольствие. А это возможно, если знаешь, что нужно ей на самом деле, а она знает, что нужно тебе. И, главное, ты знаешь, что она это знает.
- Ага! Тебе мало просто переспать с женщиной, тебе надо залезть ей в печенки, разбередить там все, а потом бросить.
Она легонько облокотилась на меня. Рука легла... Так, невзначай... Просто легла, без какой-то определенной цели. С таким же успехом она могла оказаться где угодно, но именно в этом и было лисье волшебство, сводящее на нет всю твердость духа. А-член Пелевин, откуда ты это знал?..
- Я скучал по тебе. Очень... - выдавил я из себя.
- Конечно, конечно! О да, кто бы спорил!
Она улыбалась хитро и ласково. Ее лапки 34-го размера(!) были совсем рядом. Розовые аккуратные пальчики... Я схожу с ума!.. Я скрючился, чтобы не потревожить ее ручку, и поцеловал эти пальчики...
В чем в чем, а в женских ножках я разбираюсь. По телефону незнакомой женщине, которая просто ошиблась номером, могу назвать ее пол, возраст, цвет волос, глаз и размер ноги, не говоря уже о семейном положении. Прецедент был, я сам обалдел, когда выяснилось, что все совпало до мелочей, особенно пол. А уж на улице я определяю размер на расстоянии, с которого можно отличить женщину от троллейбуса. Конечно, это все мелочи, сплошной фетишизм, но именно эти крохотные детальки, трогательные нюансы заставляют сжиматься сердце. Из чего только сделаны девочки?..
Я по-разному фантазировал на тему нашей встречи. То, что это произойдет обязательно, было для меня вопросом решенным. Представлял, к примеру, как я, одетый спившимся бомжом, выслеживаю ее и, как бы случайно, попадаюсь навстречу и прошу копеечку на похмел. Она меня сразу узнает, в глазах сочувствие. Посмотри, до чего довела разлука с тобой! Но я не жалуюсь, наоборот, теперь я счастлив! Ведь с тобой все в порядке. А я всегда буду рядом. Буду лежать неподалеку от того места, где ты обычно проходишь, плакать, писать под себя и тихо радоваться тому, что ты счастлива, идешь где-то рядом, живая и здоровая. А потом, когда ее сердечко будет готово разорваться от жалости, я распахиваю дверцу заранее припаркованной крутой тачки и счастливую увожу на залив... Вот такая вот бредятина!
Но 20 лет срок немалый, десятки раз менялись ориентиры, и уже кралась старость. И реальность. И материализующееся ощущение конечности всего. Мерзейшее ощущение, доходившее до того, что временами я начинал сомневаться, что увижу ее хоть когда-нибудь...
В начале этого срока - бесшабашность. Какие наши годы! Она была тогда одной из многих. Интереснее других, чище, соблазнительнее - безусловно. И все-таки! Легко встретились, легко расстались. А впереди была очень длинная дорога... Я не задумывался о том, что было у нее на душе после этого. И было ли вообще что-нибудь. Кто я? Самый обычный, не хуже и не лучше других. Маскировал ехидством свою нерешительность и неготовность. Да я и сейчас не мог угадать, как она тогда отнеслась к тому, что я исчез как-то никак, не обязав и не обещав ждать. Будь здорова, пока! Знаю, что года через два вышла замуж и съехала, куда, спрашивать родителей было бы полнейшим идиотизмом. И я оставил все, как есть. Но потом, позже, я вдруг с удивлением заметил, что из всех своих прошлых пассий с такой теплотой я вспоминаю только ее...
И вдруг я подумал, а что было бы, если бы встретилась мне сейчас не та же Лисичка, только повзрослевшая, а другая, обабившаяся, пришибленная бытом дурочка, или спившаяся замарашка, или жена нувориша с понтами до небес, или ставшая толстой и страшной? Куда бы тогда делось все это, все 20 лет? Как бы я отреагировал? Я не знал... Но я знал другое, если бы у бабушки были яйца, то это уже был бы дедушка...
В парилку ввалились Марина с Ириной, к счастью, тоже в полотенцах.
- Стучаться надо. - Таня прикрыла меня получше и подвинулась.
- Не жадничай, подруга! В нашем возрасте это может иметь негативные последствия. - Марина села на нижнюю полку, широко разбросав свои длинные ноги.
Интересно, что это за последствия?
- Девчонки, не стоит так беспокоиться, - сказал я, чтобы что-нибудь сказать. - Я бы дал вам не больше тридцати шести.
- Не понЯла? - царственность Ирины тут же обернулась малоросской деревенской хамоватостью.
- Тридцать шесть раз!.. - мечтательно протянула Марина.
- Лет. На троих.
- Ой, ну вы прям такое наг'оворите! - продолжала дурачиться Ирина. - Вы, Вася, ну такой жентельмен!
Марина встала, потянулась. Багира, да и только!
- Вася, давай я тебя попарю. Хоть так согреюсь в этом дурдоме. Подвиньтесь, подруги!
Парила она хлестко, почти жестоко. Чувствовалась СМ-школа. Нет, не школа, аспирантура в универе. Не дай бог поиграть с ней в эти игры! На мой взгляд, садо-мазо это полнейший идиотизм, развлекуха для моральных уродов и скучающих педерастов. Что-то вроде зоо-, некро- и батареефилии.
Я быстро окунулся в бассейне. Как ни хотелось понежиться там подольше, но надо было выскочить из него до того, как эти ведьмы нырнут туда в полном составе. Тогда мне кранты.
Я пил пиво, курил и опять думал о вечном, т. е. ни о чем. Думать о чем-то не получалось. Все только началось, а башка уже пустая, как бочка, только эхо отдается. Мозги куда-то напрочь улетучились. Да и черт с ними! Нет мозгов, пусть будет пиво!
Тридцатишестилетние девчонки с визгом плескались в бассейне.
С Татьяной я познакомился 21 год назад. Ей - 15, мне - 20. В этом возрасте девчонки обычно полные дурочки. А с ней было удивительно легко и интересно, несмотря на то, что мне она позволяла немного. Гораздо больше себе... Освоившись, Лиса использовала любую возможность запустить свою бесподобную ручку туда, где по ее мнению было теплее, - мне в штаны. Змейкой скользила она внутрь и делала свое черное сладкое дело. А любая возможность была для нее практически всегда. Наверняка не припомню все ситуации, но скамейка в парке средь бела дня, кино (а залы тогда были полными), уголок в кафе, метро в час пик были полностью во власти этой ручки, не терпящей отказа. Но больше всего ей нравилось являть красоту миру и говорить с ней, так сказать, тет-а-тет. При этом я понимал и ощущал на своей шкуре, что истинное назначение и функциональные возможности сей красоты ей действительно неизвестны. Так, игрушка, приятная на ощупь...
Там, в кабачке, увидев ее ладошку, я едва владел собой, так крепко сидела во мне эта заноза. Все 20 лет...
Лишь однажды, когда дома не было ее родителей, она растревожила меня так, что не выдержала сама. Это был единственный момент, когда я мог хоть как-то оценить ее чудесные миниатюрные формы. Но к тому времени я был уже совершенно безумен и весь находился за гранью точки кипения, и... О, позор! Она так и осталась девочкой, имея все шансы отяжелеть непорочной... Вот было бы смеху! Да, это было бы очень смешно... Очень...
Если тогда, в том возрасте и целомудренном состоянии, в ее трепетном тельце крылось столько страсти и любви к мужским противоположностям, то я просто боялся представить, какой сладкой и божественно любящей она станет в зрелом возрасте! Когда действия мотивируются не просто интересом исследования чего-то нового для себя, а осознанной внутренней необходимостью дарить радость мужчине и получать назад сторицей. Сколько же любви в ней зарождалось тогда, и кому досталось это неземное счастье!..
20 лет я вычеркивал из памяти каждый год, не принесший встречи, копил нежность и страсть, не растрачивая налево-направо, обделял ближних и дальних, чтобы однажды излить на нее, маленькую и беззащитную, все накопленное с процентами...
Первой вошла Марина в простыне, завернутой наподобие римской тоги. Ну, конечно! Еще бы мы скрывали такую грудь! "Не рожавшая" - отметил я про себя. Небольшая и совсем недурная для женщины лет 35-ти. Она возлегла рядом со мной на диванчике.
- Сир, плесните даме пива.
Я подал ей стакан, но как-то неаккуратно, что было неудивительно, и чуть ли не полстакана пролилось на то, что она не пожелала скрывать. Марина вздрогнула и закрыла глаза.
- Ну, зачем же так буквально...
Таня хихикала напротив, а блонда проговорила:
- Исправляй оплошность. Вася!
Бесконечно изображать дурачка не выйдет, пришлось "понять", чего от меня ждут. Я наклонился и стал осторожно слизывать пиво с ее прохладной после бассейна кожи. Мелькнула дурацкая мысль, что надо было, как это делается в кино, поводить по ней чем-нибудь съедобным, например, куском воблы, но это была бы последняя шутка в моей жизни... Марина напряглась, что-то делая руками у меня за спиной. Сосок ее моментально съежился и вздыбился, стал цепляться за ноздрю. "Реактивная дамочка, - подумал я. - Впору пересмотреть все свои представления". Не соврала Багира, она действительно тяжело и неизлечимо больна... Я еще раз прошелся насухо вокруг соска и по нижнему контуру груди. Та даже застонала, но тут же расслабилась и легко оттолкнула мою голову. Еще некоторое время Марина лежала с закрытыми глазами, бедра ее напрягались толчками.
- Однако!.. Еще немного, и я бы за себя не отвечала... Она, наконец, поднялась и откинулась на спинку. - Вот уж точно кот! Надо было сметаной помазаться.
- Если честно, я думал про воблу...
- Ну, ты и гад!
Я согласно кивнул. Полотенце на мне уже не лежало просто так, и, самое главное, меня это уже не очень беспокоило.
- Кому еще пива, сударыни?
- Мне водочки, - Ирина, прищурившись, нецензурно смотрела в упор, - и массаж.
- Водочки без проблем, а вот массаж могу предложить только рабочее-крестьянский, как партия учила.
- Устраивает, но сначала - тайский. Выпьем, подруги, и я сделаю из Васи тайского императора.
- Ты для этого ничего не будешь ему укорачивать? - спросила Таня.
- Думаю, обойдемся без этого.
Я растянулся на жесткой медицинской кушетке лицом вниз.
- Ты бы еще штаны ватные надел, - сказала Ирина и сдернула с меня полотенце.
Руки у нее были сильными, и она действительно владела искусством тайского массажа. Однако, одно дело, когда по тебе ползает маленькая тайка и вытанцовывает цепкими пальцами и гладкими пятками комплекс упражнений за деньги, и совсем другое, когда то же самое делает русская женщина с широкой душой и бесплатно. Она прекрасно знала точки на голове и теле, те, что открывают неведомые энергетические каналы. Я почти впал в транс.
- Переворачивайся, - голос ее был неровным. - Ты уже почти император.
Я перевернулся нехотя. Потому что... Потому что!
- О-о! - Марина с Татьяной, оставшиеся без дела, но с пивом, внимательно наблюдали. - Дас ист фантастиш! Йа-Йа! Шнеллер! О-о! А-а!
А мне было не до смеха. Не привык я как-то свое возбуждение демонстрировать более чем одной женщине... Она размяла ступни, бедра. Дошла очередь и до самого главного, не выходя, впрочем, из концепции массажа, душащего, испепеляющего, стыдного, но массажа. Братан ликовал. Она включала какие-то кнопки, о наличии которых я даже не подозревал, направляя энергию по нужному маршруту. Та вспухала во мне и разворачивалась, как таинственная змея Кундалини, и мне уже было все равно, в бане я нахожусь или на Красной площади...
Под предлогом массажа грудных мышц и плеч она села сверху, но я пропустил этот момент, так как уже потерял рассудок. Только мелькнула сорванная простыня и мысль: "Точно, как у Мерилин..." И "Полет валькирии" торжественно и мощно грохотал в голове. А энергия уже достигла болезненного пика, и ты должен выбросить ее, отдать той пустоте впереди, для которой она и рождена. И вот волна маленьких локальных взрывов сливается в один единый мощный взрыв, который зарождается не где обычно, внизу, а в основании мозга, наконец, оглушает тебя и рушит весь окружающий мир...
Я приходил в себя. Что произошло, черт возьми? Я уже император?.. Я же не хотел!.. Не мог, не имел права... О, боже!
Я с трудом выбрался из-под тяжело обвисшего тела. Тело это тут же свернулось калачиком и будто спало, подрагивая. Не обращая внимания на доносившиеся откуда-то аплодисменты, я думал, как загладить неловкость ситуации. Придумал, - поднял свое полотенце и протер наиболее мокрые места на этом безжизненном теле. А ведь хороша, чертовка, со всех ракурсов!
Стараясь не смотреть на Татьяну, я налил себе водки на четыре пальца. А та чуть ли не с гордостью театрально пощупала пульс и торжественно объявила:
- Готова! Глубокий нокаут. Очень даже глубокий.
А я готов был провалиться от стыда, гордости и еще кучи всего разного.
- Да я как-то случайно... Она первая начала, пусть не лезет.
Детский сад, но обе, оставшиеся в живых, свалились на диван и хохотали, размазывая слезы. Да и я к ним присоединился.
Как-то все сразу устаканилось, встало на свои места, и я успокоился. Девчонки стали попроще, подомашнее. Только Лисичка ускользала. Я прихватил ее одну под душем, сжал ее плечики...
Еще в те, приснопамятные времена каждый раз, когда я обнимал ее в подъезде, меня оглушала волна невообразимой нежности. От того, насколько были податливыми ее худенькие плечики. Стоило слегка их сжать, они послушно поднимались вверх так, что Лисичка превращалась в воробушка, маленького и трепетного, которого хотелось обнять еще крепче, укрыть от всего мира...
И под душем я сжимал ее, тоненькую и послушную, но она прятала лицо и шептала что-то про потом, потом, все будет хорошо и про законы гостеприимства, которые в этом доме имеют свои особенности.
Я так и не рассмотрел ее, только мелькнула за занавеской по-девичьи ладная фигурка с маленькой попочкой. Сладкая моя девочка!
- Които, эрго сум! - провозгласила Марина, подняв бокал с пивом.
Да! По части окопных куртуазностей по сравнению с этими дамочками я - просто барышня-курсистка...
- Боюсь ввести вас в заблуждение, но мне кажется, фраза звучала как-то по-другому.
- Эх, Вася! Нет в тебе романтики! Ты слышал что-нибудь про коитус?
- Что-то в школе проходили. По тригонометрии, кажется...
- Вася, не путай гонорар с гонореей.
Мне всегда нравилось вникать в семантические взаимосвязи понятий из разных языков. Латинский "coitus", французский "coit" и русское "соитие". Связь безусловная! И эта безусловность, что самое интересное, распространяется на основополагающие архетипы: день, ночь, Солнце, числа и половой акт. Воистину, это те вещи, без которых наша жизнь немыслима!
- Когда ружье висит в первом акте, во втором оно уже не встанет.
- Ха! Точно! Потому что зрители разбегутся. Но это явно не про Васю.
- Вася! Давай мы будем звать тебя Дон Хуан. Та-ак звучи-ит!..
- Я понимаю всю гнусность ваших намеков и категорически возражаю. Этим вы сужаете мои рамки. Имя должно выражать сущность, а если мою сущность вы видите исключительно, как "хуан", то, извините, не соглашусь. Вот уши у меня, например. Ну, нормальные же уши, не лопухи и не пельмени! В Китае, кстати о птичках, такие уши ценятся.
- Под кисло-сладким соусом...
- Ирок, ты только вслушайся - Дон Ушан... Фу! Как это пошло!
- Вася! Дон Хуан это такой испанский мужчинка, который умел доставлять удовольствие женщинкам. А если бы он был португальцем, его бы звали Жуан. Но это неэстетично.
- Ах, этот. Тем более. Кто такой Дон Жуан-Хуан? Это есть мелкий закомплексованый типчик с чрезвычайно заниженной самооценкой. Научно доказанный факт!
- Научно доказанный фак...
- Его удовлетворяет не столько сам процесс, как всех здоровых людей, сколько результат, факт совершения невозможного для других кобелей. Поэтому его счастье не в качестве, а в количестве.
- Ой-ой-ой! Можно подумать, что в молодости ты не скакал с одной бабы на другую, чтобы успеть больше попробовать, пока тебя не прижали к стенке и не одели хомут. Или ты вообще пуританин?
- Покорнейше прошу впредь фильтровать базар. Скакал по необходимости, учет не вел и зарубки не ставил, - можете убедиться! Все равно, Дон Хуан это не я. И Казанова не я. Потому что он мальчиками не брезговал.
- А ты, Вася, себя любишь!
- Тогда пусть ты будешь... Дон Хуан! Старый, мудрый индейский колдун. Стармуд, сокращенно. Который глубоко-глубоко знает Вселенную, о-очень глубоко знает! И имеет он ее и в тональ и в нагваль, а потом перевернет и опять в тональ! По самые буритто.
- У редьки хрен не сладкий. Маринка, тебя что, Кастанеда вдохновляет? Пресный он какой-то, индифферентный, так никого и не трахнул.
- Должен вступиться за мужиков, может, у древних яков так не принято, только увидел, и сразу в бой.
- Нарываешься на комплементы, Вася?
- В таком случае, на фига вообще нужны древние яки со своей магией? Если их прикалывают только интимности неоргаников и вонючий пейот? В них-то они готовы ковыряться хоть до посинения. А бедные женщины страдают от недотраханности... А может быть Дон Хуан вообще глуп? С Хренаром на пару, а?
В парилке было уже довольно сносно, но меня бросило в жар. Марина, растянувшись на всю длину полки, выделывала ногой и руками замысловатые па, и сама любовалась плавными балетными движениями. Да, балерины - тайная страсть любого существа с яйцами! Несомненно, она раньше танцевала, но с ее ростом, где-то к 180-ти, дело это бесперспективное. Да, за такие вот ноги новые русские платят бешенные бабки и строят офигенные коттеджи. И загар... Явно искусственный, но зато везде.
- Не помешаю?
- О чем ты говоришь, сладкий!
- Ну, ты прямо Волочкова!
- Не гони пургу, Вася! Волочкова! - недовольству ее не было предела. - Волочкова - корова. Ты видел ее фигуру? Там хоть где-нибудь талия нарисована? А плечи!
- Пардон! Погорячился, вспылил.
- Ладно. Ты, Вася, дал сегодня! Со всей пролетарской ненавистью. Ирка до сих пор как обкуренная.
- Так я же не со зла. Она своим чертовым массажем и Владимиру Ильичу все поднимет...
- Не прибедняйся! - она легла на живот. - Лучше помнИ. Как обещал, по рабоче-крестьянски...
Я уже понял, что все это не к добру. Ах, какой же я догадливый! И брат мой тоже все понял, задышал, поднял голову и кивал, радостно соглашаясь: точно, точно! Не к добру!
Верхом, я как мог мял красивое тело балерины. Почти идеальное. Только в одном месте, пониже лопаток, был чуть выступающий позвонок и мышечные узелки по бокам. "Вдохни глубоко. Выдохни". Резким, но осторожным движением надавил ладонями, тот щелкнул и встал на место. Марина ойкнула.
Я, конечно, не специалист, но кое-какие тонкости знаю. В верхней части ягодиц, куда делают уколы, есть глубинные точки, которые расслабляют мышечный тонус и одновременно пробуждают все лучшее в душе. И в твоей тоже. Делать массаж такому телу - само по себе уже огромное удовольствие. Раньше я никак не мог представить себе массажиста в Большом театре или хотя бы в Мариинке. Кто он? Святой или просто педик? Прежде я ему жутко завидовал, а теперь пусть он мне завидует!
Марина, тяжело дыша, перевернулась. И мне стало страшно...
Вспомнился, почему-то, давний осознанный сон, ОС. Это когда спишь и понимаешь, что спишь, а, значит, можешь вытворять все, что угодно, оставив моралистику реальности.
Попрыгав с крыши, я вышел во двор. Там стояла женщина в белом платке-покрывале, наброшенном на голову. Собственно, это все, что на ней было. Я прекрасно понимал, что все это - мой собственный глюк, моя собственность, которой я могу распоряжаться по своему усмотрению. Что-то библейское было в ее фигуре, полуприкрытом лице, исходивших от нее эманациях и моем восприятии ее. Кожа абсолютно гладкая, безволосая, очень упругая и какая-то неживая. Но зато какие формы у нее были Там! Смерть фашистам и, особенно, фашисткам! Я не мог сдержаться, чтобы не ощутить губами то, чего в реальности скорее всего просто не существует! Мы не упали, а плавно переместились из вертикального положения в горизонтальное. Но, когда я прижался губами к этому месту, нереально красивому и столь же ненастоящему, ее прекрасное лицо стало меняться не в лучшую сторону. Интересно, как я мог его видеть? Оно исказилось в жуткой гримасе, из уголков рта, ставшего жабьим, потянулись черно-зеленые щупальца. Лицо корчилось, мутируя на глазах, и, наконец, плюнуло в меня желтой слизью. В меня закралось подозрение, что в чем-то я был неправ и что-то сделал не так. На том тогда и порешили...
А здесь было чудо из чудес! Притом, живое, теплое и... очень мокрое... Мужика распаляет, наверное, не столько вид тщательной побритости того-то и того-то, сколько осознание факта исключительного внимания женщины к определенным своим местам, тем, что являются главными в отношениях с мужчиной. Внимание к себе - это, прежде всего, дань уважения мужскому началу... О, эти женские места! Меня-а-а плени-или-и! Апофеоз, средоточие и причинность всего, всех безумств, творящихся в мире! Инь, божественная половинка ВСЕГО. Квинтэссенция женственности! Манящий запах чистой женщины. Запах и вкус... Сладко-соленый, дурманящий, сводящий с ума...
... и это было сумасшествие! Единое тело, змея, кусающая собственный хвост, жгут плазмы в циклотроне... Бешеная энергия несется по живому кольцу, нарастая с каждым движением, которое поднимает ее на новую высоту, придает новый импульс совокупного вдохновения... эта кольцевая гонка за совершенством, и стоны через нос... Удары сладостной энергии становятся все мощнее, и торжествующий болезненный от переизбытка шквал, вспарывающий все нутро и потрясающий сущность, утверждается диким напряжением тел, достигших совершенства...
Но она обезумела! Ее вспышки следовали одна за другой, и я, уже опустошенный, подхватывал ее вдохновение, стремясь удержать состояние бесконечного резонанса...
Я опустел... Силы кончились, и кончилось все... Все было высосано из меня, и душа и сердце... Как быстро уходит наслаждение и приходит осознание!..
И на меня, опустошенного и разбитого, нахлынула вдруг волна ужаса, от мрачности и неизбывности которого перехватило дыхание...
Ты дурак!! Распоследний шлимазл! Если когда-нибудь тебе отрежут яйца, то благодари бога, ибо это самое меньшее, чего ты достоин. Эти ведьмы хорошо усвоили правило, когда член мягкий, душа твердый-твердый. И наоборот... Тебя, дурака, поймали за самое живое и дорогое. И это самое живое и дорогое сидит сейчас там одна в этом змеевище и проклинает тебя. Тебя развели и опустили. И ее вместе с тобой. Или это все она?.. Тогда, тем более дурак! Даже если у них нравы проще некуда, при чем здесь ты? Это их дело. И тебе самому придется отвечать за то, что согласился играть по их правилам. И это будет больно...
Внутри разливалась щемящая пустота. Липкая, противная. Она заполняла все клеточки мозга и там каменела застывая... Это конец, подумал Штирлиц, засунув руку в карман. Где же парабеллум?.. Это конец. Меня больше нет. Мне нечего сказать и нечего сделать. Осталась только крохотная надежда...
Со мной осталась крохотная надежда, но не сказала, на что она...
Я сел за стол и начал тупо напиваться.
Ты своей тушкой занимаешь ничтожную часть этого мира. А моральные законы... Их так много, и они такие разные, что вряд ли найдется хотя бы пара не противоречащих друг другу. Законы от людей, дела от Неба... А разве есть такое деяние, за которое тебя твой собственный внутренний прокурор не отправил бы в ад при определенной постановке задачи?..
У меня нет слюны, чтобы плевать. Так не надо слюны, плюй, чем есть. И я плюю, но не доплевываю. Доплеваться до себя самого целая проблема. Как плюнуть себе в душу так, чтобы разом смыть то, что ты наплевал туда раньше? Это вам не соленые рыжики! Тут проблема посерьезнее будет. Это очень важный вопрос глобальной эстетики и физико-теософии. Если плюнуть вверх, попадешь себе в рожу. Вниз, в стороны тоже бесполезно, пробовал. Чертова евклидова геометрия! Здесь слишком мало измерений! Здесь совершенно невозможно сделать так, как положено. А кем положено? Кто все это бросил без присмотра, а потом грузит за всю фигню? Все равно я хотел подумать о чем-то другом...
Они болтали о Турции. А я подумал, чего не встретишь в Турции, так это золотого Будду на горе... И в этом есть некий сакральный смысл, но какой, черт его знает! Веня, брат мой, где ты? Утри мою слезу комсомолки или поплачь вместе со мной. Веня!.. брат!..
Орал я что-то непотребное, стоя на столе. Вроде, "начинаем производственную гимнастику! Внимание! А теперь вынимание! Внимание вынимание!.."
... Клубок потных тел. Чавкающие звуки затягивающей трясины. Смешалось все в доме Облонских кони, люди, и залпы тысячи орудий... Какие тысячи!.. Бред какой-то. Все равно уже поздно... Слишком поздно...
Я тяжело выходил из небытия. Вчера я недоперепил, то есть, выпил больше, чем мог, но меньше, чем хотел. Мысли крошились под ударами молота в голове. Мне было хреново, брату было не лучше. Висел унылой табличкой "Do not disturb". Судя по всему, вчера было что-то ужасное и он перенес глубокое нервное потрясение. Что было вечером, убей, не помню. Только с ночи осталось моторное ощущение прижатости к чему-то маленькому, теплому, родному... И это все?.. Как хочется пива...
Рядом никого не было.
Лисичка стояла в гостиной у окна. Я осторожно обнял ее. Она повернулась.
- Тебе пора ехать. - Сказала она.
- Мы увидимся?
Ее руки лежали у меня на груди. И лицо. И я почувствовал горячую капельку, убегающую от нее ко мне. И увидел я глаза ее. Улыбающиеся и полные слез. И впервые все понял...
Я был взбешен и напуган...
"Почему?!! Почему ты это сделала?! Какого черта? Зачем ты притащила меня в этот вертеп!? Зачем скормила этим ведьмам? Зачем? Ради чего?"
"Все будет хорошо..."
"Почему я, идиот, не схватил тебя за шиворот, почему не оторвал от этих озабоченных кровопийц! Это же пустышки. Почему?"
"Не плачь, мой милый! Ты мне очень симпатичен, но это ничего не значит. Тогда было рано, а теперь поздно..."
"Но... я... люблю тебя! Я всегда боялся этих слов, боялся обмануть и быть обманутым. Боялся обязать и быть обязанным. Боялся привязать к себе. Но я люблю тебя... И это все. Что мне делать теперь? Мне нужна только ты! Пусть катится к чертям собачьим весь этот долбаный мир, если в нем нет места нам с тобой..."
"Мир уже катится, но это уже не тот мир..."
"Но я хочу тебя! Тебя, только тебя!"
Я упал, обнял ее колени, зарылся лицом, чтобы скрыть слезы.
За что?
Она гладила меня по голове, нежно, по-матерински нежно. Как ребенка, который вдруг понял, что любимый дедушка уже больше никогда не придет в гости.
Мир закончился. 20 лет я шел через него к горизонту, к непонятной, но обещавшей быть прекрасной, цели. Шел, спотыкался, разбивал в кровь нос и колени. Потом долго плыл по реке, зная, что рано или поздно я сойду на берег, и цель моя будет совсем близко. И все те неуловимые ориентиры, которые снились или придумывались мной, шептали многоголосо: терпение и надежда. Надежда и терпение. И вот я прошел насквозь весь мир, оказавшийся гораздо меньше, чем я думал, и цель, появившаяся внезапно, здесь, - у меня перед глазами. Смотрит таинственным космическим взглядом. А мира уже нет. Он закончился, сожранный лонгольерами. А цель висит в пустоте, и ей плевать на кончившийся мир, она ему не принадлежит. Она в тех, других пространствах и измерениях, куда мне, тщедушному смертному вход заказан. И любит ее другой мир, и она отвечает ему взаимностью. И здесь, на границе миров, моего, закончившегося, и ее недоступного, на осыпающейся кромке, я остался один. И только серь безвременья и тьма безмирья были со мной и душили меня в своих объятиях. И бесконечная энтропия.
Набатом в ушах:
"Тогда было рано, а теперь поздно. Ты любил меня тогда, хотя и не знал об этом, любишь сейчас. И между "тогда" и "сейчас" тоже любил. "Тогда" закончилось давно, и "сейчас" уже заканчивается. А после "поздно" уже нет ничего".
"Но пока не кончилось "сейчас", что мешает жить и любить?"
"Жизнь - дорожка из тонких паутинок, - это один мир. Ты должен легко пробежать по ним, не останавливаясь и не оглядываясь. Перепрыгивать с одной на другую, не дожидаясь, пока они порвутся. Но если остановился, - паутинка тонкая, легко рвется, - ты проваливаешься в другой мир. Точно такой же, с такими же паутинками, но совершенно другой. И там тоже надо не оплошать, надо жить. Бежать еще осторожнее и быстрее, ведь ты уже знаешь ужас падения. И обратно не запрыгнешь. Только бежать дальше. Придумать новую цель и бежать..."
Кто это сказал? Это она? Или, может быть, я опять говорю сам с собой? В одну реку нельзя войти дважды. Если уж тебя кастрировали, то расслабься и спи спокойно. Все, что ты мог не сделать в этой жизни, ты уже не сделал. Будь проклят тот, кто так устроил миры! Те, в которых, упустив мгновение, не сказав вовремя нужного слова, ты теряешь все. Беспощадный судия, о существовании которого ты даже не подозревал, на основании закона, о котором ты ничего не слышал, отправляет тебя в вечное изгнание в совершенно чужой мир. Точно такой же, но совершенно другой. НЕ ТВОЙ. И счастье в нем для тебя просто не предусмотрено.
И я замер в падении.
P. S. Быть может когда-нибудь бесконечная череда сменяющихся миров согласно теории вероятности приведет меня в тот единственный, МОЙ мир, где назначена и для меня толика счастья и любви. Хотя бы через следующие 20 лет.
