Уроки жизни
Вот уже месяц я наблюдаю за этой девушкой. Она не слишком красива, и, видимо, одинока. Пару раз я уходил из зала раньше нее и издалека видел, как она выходит одна со своим рюкзачком и идет на остановку. Хотя это, конечно, не гарантия того, что у нее никого нет. На вид ей лет 20, максимум 25. Натуральная блондинка, очень легкий макияж, одета откровенно недорого, но экипировка подбиралась с умом, и это видно любому, кто прозанимался хотя бы полгода.
На меня она смотрит как на мебель точно так же, как я смотрю на тех лентяев, которые ходят в наш зал бессистемно и которые до сих пор не умеют ничего. А я стараюсь смотреть на нее как можно реже, потому что она отвлекает своим телом. Не думаю, что у нее потрясающий генетический потенциал, но то, что у нее есть, она использует на полную катушку. Вот уж не предполагал, что когда-нибудь это скажу, но у нее идеальная техника. Один знакомый тренер предлагал мне заниматься серьезно, потому что, по его мнению, человек с таким упорством и настойчивостью, как у меня, может далеко пойти. А помимо этого он сказал, что у меня есть чутье, что я чувствую свое тело, а значит, у меня есть шансы. Но когда я вижу ее, мне кажется, что я немощный дурачок с ДЦП, что штанга идет криво, что движения зажаты и амплитуда недостаточна, я начинаю нервничать, и моя техника действительно нарушается, а там и до травмы недалеко. Мне приходится отворачиваться, успокаиваться и начинать подход снова.
Ее тело это лучшее, что я видел в жизни. Естественно, ее комплекция не идеальна, но у меня есть некоторый опыт, и я знаю, чего стоило прийти к тому, что она имеет сейчас. Как минимум, три-четыре года тяжелого труда, очень медленный прогресс, поиски своей схемы, штудирование всех книг, которые только можно достать, ненавистная диета, обезжиренная еда, от которой уже хочется лезть на стену, витаминно-минеральные комплексы, половина из которых не работает... Теперь при собственном весе около 60 килограммов, она жмет стоя 92, 5 так, что хочется аплодировать.
Вот и сегодня. Я отдыхаю и смотрю на то, как она приседает. Как описать это? Я не думаю, что меня легко поймут те, кто далек от железа. Сочетание артистической легкости гимнастки на ковре и мощи профессионального тяжелоатлета, уверенность в своей силе и предельное напряжение всего тела в последних повторениях... При по-настоящему мощных мышцах она не напоминают соревнующихся женщин-бодибилдеров, от которых хочется убежать, скорее это фитнесс, но необычный... Она занимается так же, как и я: она хочет иметь красивое тело и подстраивается под свое телосложение и свой вкус. Как бы она ни прорабатывала тончайшие детали, ее тело остается женским, не покрывается вздутыми венами, и походка у нее плавная, парящая...
Она отходит от стойки и вытирает лоб полотенцем, затем подпрыгивает и висит на турнике, чтобы вытянуть позвоночник, чуть волнообразно извиваясь. Делает она это спиной ко мне, и я прекрасно вижу все детали позвонки под тонкой кожей, словно звенья цепочки, забытой на краю стола, откуда она соскальзывает, упругие мышцы спины, светлые волосы, стянутые в хвост, капли прозрачного пота на слегка загорелой коже... Наверное, она ходит в солярий сложно назвать это подвигом, если не учитывать, что месяц занятий в нашем зале стоит меньше, чем два часа ультрафиолета в самом несерьезном салоне красоты. Она поставила себе ясную цель и работает в этом направлении, отказывая себе в мелких слабостях, столь свойственных женщинам. Это не одна из мелочей, таких как макияж или бритье, а образ жизни.
Я только что сделал очередной подход упражнения на пресс и восстанавливаю дыхание, а она направляется ко мне и просит подстраховать ее, поскольку она переходит к новому весу. Если это действительно новый вес, то она просто молодец абсолютно уверенные движения, правильное дыхание, и только под конец она делает дополнительный вдох и мощно выталкивает штангу. Отходя, я говорю что-то о том, что никогда не видел таких девушек...
Сегодня около пятнадцати градусов, сухо и светло. Мы договорились встретиться в парке в полседьмого для того, чтобы побегать и поговорить. Не сказал бы, что этот парк меня радует, но я сам предложил ей выбрать место, и, по-моему, ей это понравилось, по крайней мере ее улыбка стала мягче. Оказалось, что ее зовут Настя, и она работает в магазине бытовой техники.
Вот сзади раздается шорох упругих шагов, и она подбегает ко мне. На ней короткие эластичные шорты, серые кроссовки и специальный беговой топ с поддерживающим эффектом, а в руке бутылка со специальным напитком, восстанавливающим солевой баланс, и я опять поражаюсь ее предусмотрительности и профессионализму.
- Побежали, - говорит она весело и направляется в глубину парка, где все дорожки давно заросли травой по щиколотку. Я бегу вслед за ней, и после пяти минут неторопливой трусцы мы оказываемся перед старой лестницей с выщербленными ступеньками. Уж не знаю, сколько там ступенек, но точно не меньше двух сотен.
- Наверх, - командует Настя и первой легко, словно ровную дорогу, преодолевает лестницу. Я отстаю ровно настолько, чтобы рассмотреть все то, что можно рассмотреть, когда бежишь за девушкой по лестнице, и замечаю, что на ней нет трусиков. Меня это ничуть не удивляет лишние тряпки на теле во время физических нагрузок только мешают но мысли мои начинают сворачивать к теме случайного секса, которым я уже довольно давно не занимался. Чтобы отвлечься, считаю ступеньки, и наверху спрашиваю:
- И как вниз? Опять по лестнице?
- Нет она бежит дальше, и я вижу, что растрескавшаяся асфальтовая дорожка где-то далеко впереди спустится к площади посреди парка, от которой мы опять прибежим к подножию лестницы. После двух кругов она слегка прибавляет темп и неожиданно спрашивает:
- Ну как, разглядел?
- Что? Я начинаю догадываться, что эта Настя не столь проста, как показалось.
- Мою задницу, когда мы взбегали по лестнице? Мне кажется, я слышу усмешку в ее словах.
- Поверь мне, я ее давно разглядел, еще в спортзале отвечаю я, решив играть по ее правилам, а сейчас я любовался твоими движениями. Давно гоняешься-то?
- Давно. С шестнадцати лет. Мало-помалу на ее коже начинает выступать пот, и она делает мелкий глоток из бутылки, после чего облизывает губы. Ее язык очень нежный и розовый, и меня начинают одолевать непристойные видения.
- А сейчас тебе сколько?
- Двадцать два. Почти двадцать три Ее ноги отсчитывают шаги, словно механизм, и мне кажется, что я вижу калории, сгорающие в ее упругом задике.
- Однако, - говорю я, - семь лет непрерывных тренировок не каждый вынесет.
- У меня были причины Настя быстро поворачивает голову и на мгновение заглядывает мне в глаза, - когда мне было пятнадцать, во мне было килограмм девяносто, если не больше, а когда мне было плохо, я жрала сладкое, и мое лицо оккупировали прыщи. Помимо этого, у меня плохо росла грудь по крайней мере, медленнее, чем мой вес. Я думаю, не стоит уточнять, как я себя чувствовала в это время. Я еле закончила девятый класс у меня просто ноги в школу не шли, потому что там было полно милых мальчиков и особенно девочек. Я не дура, я понимала пацанов им было просто неприятно смотреть на меня, и они не особо и смотрели. Ну смеялись, да любой нормальный человек тогда должен был смеяться надо мной, но вот девчонки это были такие суки!!! Ее свежий рот на миг искажается в гримасе, - они просто доставали меня на каждой перемене. Если бы я тогда знала, что в уголовном кодексе есть статья за доведение до самоубийства, я бы вскрыла себе вены только для того, чтобы посадить этих тварей!
- Ээээ... - Я не нахожу что ответить. И что?
- После девятого я поняла, что мне в этой школе делать нечего, и поступила в коллеж она произносит это с французским выговором, проглотив "д", и ударением на последний слог, - а за лето скинула 20 кэгэ и наконец-то нашла грудь, которая перестала сливаться с пузом, забыла вкус сахара, и мне пришлось переклеивать фотку на студенческом, потому что наш вечно пьяный вахтер в первый же день выдал мне дословно следующее: " Это шо такое? Ты меня обмануть хочешь? Шо за срань у тебя тут сфотографирована?" После того как я ему сказала, что это я, он вытаращил на меня глаза и сказал: "Ну вы, девушка, как хочете, а то, что у вас на карточке, я бы в жизни не забыл не ходило у нас таких." После этого я готова была плакать от счастья и поняла, что я на правильном пути. Вот и все.
- Ннда... - Я снова не знаю, что сказать. Ну что ж, ну теперь-то все в порядке?
- Типа того улыбается Настя. А ты знаешь, я думала, что ты педик.
- Я? Я спотыкаюсь. Моя футболка уже мокра насквозь где-то половина тренировки позади. Почему это я педик?
- Очень просто. Во-первых, я видела, как ты отшил ту рыжую в прошлом месяце, а во-вторых, у тебя проэпилировано все тело. Я подумала, что вряд ли ты женатый стриптизер, скорее голубой.
- Ну и ну... - Я делаю паузу. На самом деле я знаю таких сучек они шляются по залам, чтобы подцепить себе мужиков. Эта дура попросила помочь поставить ей присед, а сама нарочно ломала технику, чтобы я лучше видел ее жопу. Может быть, я слишком принципиальничаю, но качалка и дом свиданий это разные вещи; а у меня еще тогда не работе был завал, ну я и не сдержался... Невозможно же заниматься, когда не можешь следить за движением...
- А что тут такого? задает неожиданный вопрос Настя. Назначил бы ей встречу после тренировки, она же вроде красивая или не в твоем вкусе?
- Ты знаешь, - тут уже начинаю откровенничать я, - классу к одиннадцатому я понял, что мне нужно три "Д": друзья, деньги и девки. Поэтому с первого курса я начал заниматься собой, а с третьего работать. После третьего я съездил на пару семинаров по НЛП, и следующие два месяца были земным раем: днем я работал, а вечером снимал баб и жестоко драл их, сразу предупреждая, что возможно, больше они меня не увидят. За неполные два месяца я обработал 20 вполне симпатичных телок, и мне это, откровенно говоря, поднадоело. Помимо этого, с появлением второго и третьего "Д" стали пропадать друзья. Одним не понравились мои амурные подвиги, другие стали брать в долг и не отдавать, на третьих не стало хватать времени из-за работы. Постепенно то, что было средством, стало целью. И теперь я просто работаю и качаюсь. Вот и все...
- Ну что ж, тоже неплохо говорит она. Не самое худшее, что можно делать в жизни. Но и не лучшее.
- Согласен. Это так же бессмысленно, как и все остальное, на что люди тратят свою жизнь. У меня на работе есть тип, который фанатеет от игровых приставок. Человеку уже за сорок, а он вкалывает на работе только чтобы купить какую-то легендарную Нинтендо за несколько тысяч долларов. У него нет ни жены, ни детей, ни даже друзей, кроме других коллекционеров, с которыми он общается через Нет. Мы его спросили, чего он не женится, так он сказал: "Да был я женат, и, по-моему, фуфло все это. Вот нравятся мне приставки, я их и собираю. А вы не лезьте не в свое дело". И вполне этим доволен. Даже больше того, я никогда не видел столь довольного своим положением человека...
- Да уж, неплохо. Смешок. Но, мне кажется, хватит у меня бутылка кончается. До встречи в зале. И она так же легко и непринужденно убегает через парк, оставив меня у подножия лестницы...
Через месяц мы уже бегали вместе два-три утра в неделю в зависимости от наших расписаний. Раньше я делал это дома на кеттлеровской бегущей дорожке, но я предпочел свежий воздух и симпатичную девушку кондиционеру и телевизору и нисколько не жалею. Оказалось, она любит хорошую музыку и чтение, только времени не всегда хватает. Слишком много приходиться работать в магазине и над телом...
И вот, однажды я спросил, где же она живет. Настя спокойно назвала адрес.
- Это где? Я растерян - Я даже и улицы такой не знаю.
- Неудивительно. Там семь домов и мусорка. Она смеется. И все заросло сорняками. Если бы я была террористом и захотела залечь на дно, то я бы не нашла лучшего места.
- Хорошо, что ты не террорист. А то б ты точно развязала гражданскую войну или чем они там занимаются. Никогда не видел такого упорства.
Настя улыбается и советует не дразнить дураков. Ее зубы блестят на солнце, словно в рекламе зубной пасты.
После этой пробежки она предложила зайти посмотреть на ее квартирку. Я не стал возражать, поскольку знал, чем обычно заканчиваются такие предложения. Названная ей улица и вправду напоминала просеку посреди леса, утыканную неказистыми типовыми пятиэтажками; Настя жила в третьем доме на четвертом этаже. Пока мы поднимались, я аккуратненько положил руку ей на талию, надеясь впоследствии переместить ее пониже, а там уж и квартира с кроватью... Но как только я дотронулся до ее тела, я просто обалдел: ощущения были очень необычными. Мне доводилось страховать пауэрлифтеров, придерживая их во время приседа за бока, но чувствовать такие столбы мышц под тонкой кожей девушки, ощущать их перемещения при ходьбе и понимать, что это все очень скоро может стать полностью твоим... Восхитительно, но передать это словами мне не удастся. Мы вошли в неплохую однокомнатную квартирку, но в прихожей Настя сразу мягко сняла мою руку и сказала:
- Знаешь, Егор, ты мне действительно очень нравишься, ты милый и замечательный, но...
- Что но? Ты занята? Или ты до сих пор девственница и до свадьбы ни-ни? Я не настаиваю, я просто подумал... - Мне неловко.
- Да нет, именно потому, что я уже не девственница. Когда мне было девятнадцать, ко мне стал клеиться один тип, который тоже был милым и замечательным около месяца. Потом он решил, что предвариловки хватит, и уговорил меня. Настя делает длинную паузу. Распластал, как лягушку для опытов, потыкал в меня членом, не обращая внимания на мои крики, а потом кончил мне на лицо и, одеваясь, сказал: "Хреново трахаешься, ты слишком зажата. Чаще надо, авось выйдет толк. Ну пока, до скорого". И ушел. А у меня потом все еще почти неделю болело. Это было хуже, чем в девятом классе. Хуже, чем все, что мне доводилось испытывать. Так что я не хочу нового облома. Лучше будь милым и замечательным. Потому что если что-нибудь подобное повторится, мне кажется, я этого не перенесу.
- ... - Я стою с довольно идиотским выражением лица. А что, крови он не заметил? Ничего лучшего я спросить не смог.
- А ее не было. Было только очень больно.
- Ну ладно, ладно, - я поспешно думаю, что сказать. Что было, то прошло. Лучше уж покажи свое гнездышко. Жилье хорошо отражает характер человека. Интересно мне, как тут у тебя.
Настя потерла лоб рукой:
- Извини, что я так резко, ну ты понимаешь... Проходи.
Я прошел и остолбенел от неожиданности. Небольшая светлая комнатка была обставлена по минимуму. Напротив окна одежный шкаф с зеркальными дверцами, под окном узкая кровать, явно на одного, вдоль стены пара ажурных стеллажей с книгами, напротив, на полу дорогой стационарный CD-плеер и стойка дисков. Наушники лежали на кровати. Я подошел поближе: "Сенхайзеры", и явно не бюджетная модель. На полу бежевый ковролин, обои такого же цвета... Мило, но не уютно. Словно дизайнер нарисовал все это на листе бумаги, забыв людей.
- Ты никуда не торопишься? Спрашиваю я ее.
- Да нет вроде, а что?
- Я думаю, тебе стоит взглянуть кое на что. Минут двадцать пять бегом отсюда. Позавтракать успеешь, обещаю.
Настя не поняла, но согласилась.
Не переодеваясь, она добежала со мной до новой девятиэтажки, и мы взлетели на самый верх по лестнице. Я достал ключи и открыл тяжелую дверь, обитую светлым кожзамом.
- Прошу вас, - я галантно прогибаюсь и подталкиваю девушку внутрь.
Она застыла в дверях, и мне пришлось еще пихнуть ее в спину, чтобы она зашла в комнату. В просторную комнату со светло-бежевыми обоями и чуть более темным ковролином. В комнату, где под большим пластиковым окном стоял низенький диван-кровать, слева от него компьютер на кажущемся невесомым столе, справа одежный шкаф с зеркальными дверцами, а в торце комнаты, напротив окна, стояли плеер, ламповый усилитель и высокие, в человеческий рост, колонки светлого дерева. Диски на металлических полочках над аппаратурой.
Денег потрачено в разы больше, но дизайнер явно тот же.
Всегдашнее позитивное спокойствие изменило Насте. Она хотела что-то сказать, но у нее не получалось.
- Ты здесь живешь? Наконец выдавливает она эти слова.
- Да, - я взял пульт. Звук заполнил комнату. Крис Ри снова хотел покрасить свой джукбокс в синий цвет, и это стало последней каплей. Да, я здесь живу.
Я вовремя спохватился, потому что Настя тотчас же упала мне на грудь. Я всегда думал, что подобные фразы красиво звучащий бред, но она в прямом смысле слова упала на меня. Кажется, я услышал посторонний звон, словно лопнула гитарная струна, и я понял, что одна из струн действительно лопнула струна, которая заставляла ту толстую девятиклассницу бегать до одурения, струна, которая не давала ей есть досыта, струна, которая с каждым одиноким бессмысленным годом затягивалась на ее горле туже и туже. Она никуда не ушла из того отвратительного девятого класса, просто менялись декорации, менялись формы и размеры, менялись люди вокруг, но эта жирная школьница продолжала мучить себя кроссами и мышечной болью, не позволяла себе съесть конфетку даже в день рождения, закрываясь в такой же комнатке, как и я. А после того случая, о котором она говорила полчаса назад, она заперлась на засов и задернула шторы, не думая о том, что вне этих стен может быть что-нибудь или кто-нибудь, кроме работы, тренировок и всех тех, кто делал ей больно, не слушая криков. Что там могу быть я. И что когда-нибудь все ее тренированные килограммы будут содрогаться в рыданиях, размазывая слезы по моей потной футболке.
Она пыталась произнести что-то еще, но единственным, что я разобрал, было "Так не бывает". Вообще-то я не люблю плачущих девушек, но эта плакала не потому, что я разбил ей сердце и насрал в душу, а потому что она не могла сказать "Спасибо тебе за то, что ты есть" по-другому. А ведь по большому счету мне не за что было говорить это. Если бы все мои слезы не вымерзли давным-давно, то я бы сам разревелся, и мы бы оба упали на пол в слезах и соплях никто бы не смог держать другого. Но я стоял и нежно гладил ее упругие мышцы под тонкой кожей, чувствуя то тепло, которое не может быть описано словами, которое заполняет тебя целиком, и я боялся, что оно разорвет меня на части, и пытался поделиться им с ней, чтобы она больше никогда не возвращалась туда, откуда она вышла, перешагнув порог моей квартиры.
Наконец, она затихла и молча прижималась ко мне. В этом не было ничего возбуждающего, но я вдруг наклонился и слизнул слезу с ее щеки. Потом вторую. И третью. А потом все остальные. И Настя вдруг вцепилась в меня, словно клещ, и принялась яростно целовать в губы, словно боялась, что я сейчас растворюсь в воздухе, а она останется одна у подножия той выщербленной лестницы, которую она никак не могла преодолеть. Опыта у нее не было в этом деле никакого, но избыток энтузиазма успешно компенсировал его отсутствие. И вот я уже начинаю мять ее зад, словно глину, чувствуя все ее тончайшие мускулы и сухожилия, как они скользят под моими пальцами в то время, когда она переминается с ноги на ногу, а потом моя ладонь спускается ниже я уже упоминал, что она не надевает трусики на пробежку и начинает ласково дотрагиваться до чего-то обжигающе горячего, отчего мои пальцы становятся маслянистыми, а Настино дыхание сбивается, и она начинает сильно тереться об меня мускулистым животом и моментально набухшей грудью. Ее соски, словно пара пуговичек на рубашке, цепляются за складки моей футболки и упираются в меня, отчего у меня встает. Я с трудом отцепляюсь от ее рта и начинаю облизывать ее щеку возле уха, само ухо, забираясь языком в завитки этой раковинки в этот момент она выдыхает так, что будь я чуть менее опытен, я тотчас же кончил бы шею за ухом, спускаюсь к ключицам, покусывая по дороге ее musculus sternocleidomastoideus и лезу языком в межключичную впадинку, отчего Настя вся прогибается и хватает меня за жопу сильными пальцами. Она начинает тереться лобком об мой член, и я чувствую, что она там совершенно голенькая и гладкая, без уже ставшей привычной пушистой полоски, а моя ладонь совсем мокрая. Я снова поднимаюсь к ее лицу и прихватываю зубами ее пухлую нижнюю губу, а ее горячие груди прижимаю поплотнее к себе и начинаю поигрывать своими грудными мышцами (одна из моих бывших могла кончить от одного этого приема), отчего Настя издает такой звук, что все порноактрисы могут смело уходить на пенсию. Это хриплый грудной стон самки, которая уже настолько хочет, что ей наплевать на все. Она толкает меня к дверному косяку и закидывает на меня накачанную ногу, обвивая ее вокруг моей, мускулы ее бедра скользят под кожей, словно любовники под мокрой от пота простыней, и я чувствую своей ногой ее набухший клитор. Ну что ж, чем мышцы хуже языка и члена? думаю я, прижимаю ее промежность поплотнее к своей ноге и начинаю напрягать квадрицепс так, что клубок моего сокращающегося мяса задевает ее налитую кровью вишенку, заставляя ее хватать ртом воздух и напрягать пресс, который кажется в эти моменты куском дерева. Настя хватает мой возбужденный член сквозь шорты, опускает руку пониже и начинает играть моими подтягивающимися к животу яичками, в отместку за что я хватаю ее свободной рукой за грудь и тереблю сосок, тяну и выкручиваю его. Настя стонет, что больше не может это терпеть, и начинает стягивать с меня футболку, а я стаскиваю с нее шорты и хватаю ее всей ладонью за промежность, сходя с ума от контраста - ее мышцы горячие, упругие и твердые, а писька еще горячее, но мокрая, мягкая и набухшая. Она лезет своей сильной сухой ладонью под резинку к моему члену, дерзко смотрит мне в глаза и сжимает его изо всех сил, а я играю средним и указательным пальцами с ее анусом, засунув безымянный и мизинец в пылающую щель, и натираю большим пальцем клитор, отчего ее ноги подгибаются, внутренние мышцы стискивают мои пальцы, судорожно сжатые бедра угрожают поломать мне запястье, и она около минуты вся содрогается и вскрикивает, прижатая ко мне, на ее глазах показываются слезы, изо рта тянется тонкая ниточка слюны, и девушка вся обмякает, словно плавленый сыр в микроволновке. Я вынимаю ладонь, наполненную ее горячей жидкостью, из ее промежности, засовываю под топ и хватаю этой мокрой, скользкой, чуть липкой рукой упругую грудь ее снова начинает колотить сильнейший оргазм, она просто орет от дикого удовольствия, а я начинаю бояться, что она оторвет мне член. Спустя пару минут Настя начинает приходить в себя, заглядывать мутными глазами мне в лицо, повторяя, что так не бывает и что она умерла и попала в рай. Я так и не кончил, но не думаю, что это будет проблемой. Я предлагаю пойти в душ и смыть все, что покрывает нас, и она с радостью соглашается.
Мы стряхиваем мокрые тряпки, бросая их прямо на пол в душевой, и я вношу ее под горячие струи чистой воды, которая смывает остатки прошлого, оставляя нас здесь и сейчас. Я видел в своей жизни девушек, более красивых от природы, но Настя сейчас не оставляет им никаких шансов своим идеально проработанным телом, горящими глазами и тем выражением лица, которое появляется у женщины, когда она понимает, что она действительно женщина, не только де-юре, но и де-факто. Немного начиная осознавать, где она находится и что с ней происходит, она начинает шутя позировать передо мной, словно модель перед художником, и я могу оценить результаты ее тяжкого труда по достоинству. Я действительно восхищен, и Настя видит это.
- Он хочет еще, смеется она, глядя на мой член, который и не думает успокаиваться.
- А ты? улыбаюсь я в ответ. Ты хочешь?
- Хочу. Я не верю своим ушам. Да, видать, девочка созрела, вовремя я ее сорвал. Я хочу как обычно, как все нормальные люди.
- Эээ... Ты уверена, что нам стоит это делать? спрашиваю я, - а то я так завелся, что могу не сдержаться. Не думаю, что ты мечтала залететь от первого нормального секса в жизни...
- Уверена, - она ласково, но настойчиво тянет меня за самое дорогое, - я на таблетках. Недели две уже. Я поняла, к чему идет дело, с первой пробежки... Мне просто срывает башню в твоем присутствии. И с этими словами она насаживается на меня, совсем чуть-чуть. Я сомневалась, но, черт возьми, я была готова мастурбировать прямо на бегу. И она надвигается на меня до упора.
И вот я, слегка ошалевший от такого признания, уже полностью в ней. Настя явно торчит уже от этого ощущения, а когда я делаю первое медленное движение, ее глаза становятся просто безумными, и я прекрасно ее понимаю она такая тесная и нежная, что я сам начинаю терять связь с реальностью. Я понимаю, что долго не продержусь, и начинаю атаку по полной, всасываю ее грудь, играю пальцем с ее попкой и сильными толчками долблю ее киску, а Настя запрокидывает голову и кричит в голос от каждого моего движения. Уже менее чем через минуту она начинает делать волнообразные движения всем телом, откровенно стремясь поглотить меня целиком, сжимать меня своими тугими шелковистыми стенками, и во мне начинает подкатывать то неотвратимое, за которым всегда следует неизбежный финал.
- Я сейчас кончу, - хрипло шепчу я, безуспешно стараясь чуть-чуть отдалить взрыв, - черт возьми, я сейчас кончу... Ты хочешь, чтобы я кончил в тебя?
- Дааааа... - слышу я в ответ, - яяааа тааак... я... тааак хочу ээээ то - гоооо! Настя начинает насаживаться на меня, рискуя порваться пополам, а я помогаю ей в этом, проникая так глубоко и быстро, насколько можно и даже чуть больше.
Тотчас же я чувствую первый выстрел, и мой огонь, проникший внутрь, заставляет девушку биться в конвульсиях и выть от счастья, за ним сразу следует второй, третий... Я рычу и сопровождаю каждый разряд такими ударами члена, что они отдаются во всем теле, а Настя получает каждый раз по оргазму и, по-моему, забывает слова, но ее вопли в эти моменты намного красноречивее любых слов...
Потом мы обессиленные сидим на полу душевой, на нас сверху льется горячая вода, а мы просто гладим тела друг друга и любуемся ими. В принципе, я бы смог еще пару раз, но просто не хочется. Хочется вот так сидеть под упругими струями и просто наслаждаться влажным усталым телом партнера.
- Как сраные школьники, - усмехаюсь я. Каксексные сраные школьники.
- Какие школьники? удивляется Настя.
- Ну представь себе, - говорю я, - влюбленных восьми- или десятиклассников, которым уже давно хочется, но только сейчас представился случай, и они наконец-то оторвались по полной. И вот теперь они, очленвшие от такого счастья, валяются на кровати. Ничего уже не хочется и не можется, первый шок и первый восторг прошли, остались только нежность и упоение моментом, это, блинь, самый счастливый момент в их жизни. От обилия эмоций я обильно усыпаю свою речь матерщиной, не замечая этого. А мы-то взрослые, блинь, люди, у которых уже все было. А чувствуем мы стопудово то же самое, что и эти сраные только что сексвшиеся школьники. Наверное, мы оба просралисексть какой важный кусок жизни, и только теперь нам досталось это чувство. Наверное, если бы это случилось с нами в том возрасте, это было бы стократ круче...
- Ты плачешь говорит Настя, внимательно глядя мне в лицо.
- Я плачу? Ни член себе, - должно быть, я действительно разволновался. Я, мать твою, не плакал с тринадцати лет, когда моего котенка переехали машиной. И вот я плачу после ебли, сидя с голой девкой в душе. Я изо всех сил бью кулаком по кафелю, и рука мгновенно немеет. Я чувствую, что и в самом деле плачу, но начинаю смеяться.
- Ну тогда ты значишь для меня больше, чем все, что у меня было с тринадцати лет. С ума сойти...
Я утомленно смотрю в потолок. Вода бьет мне в лицо, заставляя жмуриться. Вдруг я слышу плеск воды, и чувствую, как Настя молча прижимается ко мне всем телом. Мы еще долго так сидим, и я снова плачу.
- Знаешь что, - говорю я, ощупывая ее рельефную спину.
-Что?
- Мы с тобой скульпторы.
- Кто?
- Скульпторы. Которые скульптуры делают. Но те работают по мрамору или там по бронзе. А мы по телам. По своимсексным телам.
- Пожалуй. Ее мокрые волосы липнут к моей коже.
- По своимсексным телам. И это здорово. Потому что иначе мы бы встретились через хренову тучу лет. А то и вовсе не встретились бы.
- Это было бы плохо.
- Да, это было бы плохо.
- Но мы встретились. Мы встретились?
- Да, мы встретились.
Вода течет по нашим телам. По-моему, мы счастливы.
На меня она смотрит как на мебель точно так же, как я смотрю на тех лентяев, которые ходят в наш зал бессистемно и которые до сих пор не умеют ничего. А я стараюсь смотреть на нее как можно реже, потому что она отвлекает своим телом. Не думаю, что у нее потрясающий генетический потенциал, но то, что у нее есть, она использует на полную катушку. Вот уж не предполагал, что когда-нибудь это скажу, но у нее идеальная техника. Один знакомый тренер предлагал мне заниматься серьезно, потому что, по его мнению, человек с таким упорством и настойчивостью, как у меня, может далеко пойти. А помимо этого он сказал, что у меня есть чутье, что я чувствую свое тело, а значит, у меня есть шансы. Но когда я вижу ее, мне кажется, что я немощный дурачок с ДЦП, что штанга идет криво, что движения зажаты и амплитуда недостаточна, я начинаю нервничать, и моя техника действительно нарушается, а там и до травмы недалеко. Мне приходится отворачиваться, успокаиваться и начинать подход снова.
Ее тело это лучшее, что я видел в жизни. Естественно, ее комплекция не идеальна, но у меня есть некоторый опыт, и я знаю, чего стоило прийти к тому, что она имеет сейчас. Как минимум, три-четыре года тяжелого труда, очень медленный прогресс, поиски своей схемы, штудирование всех книг, которые только можно достать, ненавистная диета, обезжиренная еда, от которой уже хочется лезть на стену, витаминно-минеральные комплексы, половина из которых не работает... Теперь при собственном весе около 60 килограммов, она жмет стоя 92, 5 так, что хочется аплодировать.
Вот и сегодня. Я отдыхаю и смотрю на то, как она приседает. Как описать это? Я не думаю, что меня легко поймут те, кто далек от железа. Сочетание артистической легкости гимнастки на ковре и мощи профессионального тяжелоатлета, уверенность в своей силе и предельное напряжение всего тела в последних повторениях... При по-настоящему мощных мышцах она не напоминают соревнующихся женщин-бодибилдеров, от которых хочется убежать, скорее это фитнесс, но необычный... Она занимается так же, как и я: она хочет иметь красивое тело и подстраивается под свое телосложение и свой вкус. Как бы она ни прорабатывала тончайшие детали, ее тело остается женским, не покрывается вздутыми венами, и походка у нее плавная, парящая...
Она отходит от стойки и вытирает лоб полотенцем, затем подпрыгивает и висит на турнике, чтобы вытянуть позвоночник, чуть волнообразно извиваясь. Делает она это спиной ко мне, и я прекрасно вижу все детали позвонки под тонкой кожей, словно звенья цепочки, забытой на краю стола, откуда она соскальзывает, упругие мышцы спины, светлые волосы, стянутые в хвост, капли прозрачного пота на слегка загорелой коже... Наверное, она ходит в солярий сложно назвать это подвигом, если не учитывать, что месяц занятий в нашем зале стоит меньше, чем два часа ультрафиолета в самом несерьезном салоне красоты. Она поставила себе ясную цель и работает в этом направлении, отказывая себе в мелких слабостях, столь свойственных женщинам. Это не одна из мелочей, таких как макияж или бритье, а образ жизни.
Я только что сделал очередной подход упражнения на пресс и восстанавливаю дыхание, а она направляется ко мне и просит подстраховать ее, поскольку она переходит к новому весу. Если это действительно новый вес, то она просто молодец абсолютно уверенные движения, правильное дыхание, и только под конец она делает дополнительный вдох и мощно выталкивает штангу. Отходя, я говорю что-то о том, что никогда не видел таких девушек...
Сегодня около пятнадцати градусов, сухо и светло. Мы договорились встретиться в парке в полседьмого для того, чтобы побегать и поговорить. Не сказал бы, что этот парк меня радует, но я сам предложил ей выбрать место, и, по-моему, ей это понравилось, по крайней мере ее улыбка стала мягче. Оказалось, что ее зовут Настя, и она работает в магазине бытовой техники.
Вот сзади раздается шорох упругих шагов, и она подбегает ко мне. На ней короткие эластичные шорты, серые кроссовки и специальный беговой топ с поддерживающим эффектом, а в руке бутылка со специальным напитком, восстанавливающим солевой баланс, и я опять поражаюсь ее предусмотрительности и профессионализму.
- Побежали, - говорит она весело и направляется в глубину парка, где все дорожки давно заросли травой по щиколотку. Я бегу вслед за ней, и после пяти минут неторопливой трусцы мы оказываемся перед старой лестницей с выщербленными ступеньками. Уж не знаю, сколько там ступенек, но точно не меньше двух сотен.
- Наверх, - командует Настя и первой легко, словно ровную дорогу, преодолевает лестницу. Я отстаю ровно настолько, чтобы рассмотреть все то, что можно рассмотреть, когда бежишь за девушкой по лестнице, и замечаю, что на ней нет трусиков. Меня это ничуть не удивляет лишние тряпки на теле во время физических нагрузок только мешают но мысли мои начинают сворачивать к теме случайного секса, которым я уже довольно давно не занимался. Чтобы отвлечься, считаю ступеньки, и наверху спрашиваю:
- И как вниз? Опять по лестнице?
- Нет она бежит дальше, и я вижу, что растрескавшаяся асфальтовая дорожка где-то далеко впереди спустится к площади посреди парка, от которой мы опять прибежим к подножию лестницы. После двух кругов она слегка прибавляет темп и неожиданно спрашивает:
- Ну как, разглядел?
- Что? Я начинаю догадываться, что эта Настя не столь проста, как показалось.
- Мою задницу, когда мы взбегали по лестнице? Мне кажется, я слышу усмешку в ее словах.
- Поверь мне, я ее давно разглядел, еще в спортзале отвечаю я, решив играть по ее правилам, а сейчас я любовался твоими движениями. Давно гоняешься-то?
- Давно. С шестнадцати лет. Мало-помалу на ее коже начинает выступать пот, и она делает мелкий глоток из бутылки, после чего облизывает губы. Ее язык очень нежный и розовый, и меня начинают одолевать непристойные видения.
- А сейчас тебе сколько?
- Двадцать два. Почти двадцать три Ее ноги отсчитывают шаги, словно механизм, и мне кажется, что я вижу калории, сгорающие в ее упругом задике.
- Однако, - говорю я, - семь лет непрерывных тренировок не каждый вынесет.
- У меня были причины Настя быстро поворачивает голову и на мгновение заглядывает мне в глаза, - когда мне было пятнадцать, во мне было килограмм девяносто, если не больше, а когда мне было плохо, я жрала сладкое, и мое лицо оккупировали прыщи. Помимо этого, у меня плохо росла грудь по крайней мере, медленнее, чем мой вес. Я думаю, не стоит уточнять, как я себя чувствовала в это время. Я еле закончила девятый класс у меня просто ноги в школу не шли, потому что там было полно милых мальчиков и особенно девочек. Я не дура, я понимала пацанов им было просто неприятно смотреть на меня, и они не особо и смотрели. Ну смеялись, да любой нормальный человек тогда должен был смеяться надо мной, но вот девчонки это были такие суки!!! Ее свежий рот на миг искажается в гримасе, - они просто доставали меня на каждой перемене. Если бы я тогда знала, что в уголовном кодексе есть статья за доведение до самоубийства, я бы вскрыла себе вены только для того, чтобы посадить этих тварей!
- Ээээ... - Я не нахожу что ответить. И что?
- После девятого я поняла, что мне в этой школе делать нечего, и поступила в коллеж она произносит это с французским выговором, проглотив "д", и ударением на последний слог, - а за лето скинула 20 кэгэ и наконец-то нашла грудь, которая перестала сливаться с пузом, забыла вкус сахара, и мне пришлось переклеивать фотку на студенческом, потому что наш вечно пьяный вахтер в первый же день выдал мне дословно следующее: " Это шо такое? Ты меня обмануть хочешь? Шо за срань у тебя тут сфотографирована?" После того как я ему сказала, что это я, он вытаращил на меня глаза и сказал: "Ну вы, девушка, как хочете, а то, что у вас на карточке, я бы в жизни не забыл не ходило у нас таких." После этого я готова была плакать от счастья и поняла, что я на правильном пути. Вот и все.
- Ннда... - Я снова не знаю, что сказать. Ну что ж, ну теперь-то все в порядке?
- Типа того улыбается Настя. А ты знаешь, я думала, что ты педик.
- Я? Я спотыкаюсь. Моя футболка уже мокра насквозь где-то половина тренировки позади. Почему это я педик?
- Очень просто. Во-первых, я видела, как ты отшил ту рыжую в прошлом месяце, а во-вторых, у тебя проэпилировано все тело. Я подумала, что вряд ли ты женатый стриптизер, скорее голубой.
- Ну и ну... - Я делаю паузу. На самом деле я знаю таких сучек они шляются по залам, чтобы подцепить себе мужиков. Эта дура попросила помочь поставить ей присед, а сама нарочно ломала технику, чтобы я лучше видел ее жопу. Может быть, я слишком принципиальничаю, но качалка и дом свиданий это разные вещи; а у меня еще тогда не работе был завал, ну я и не сдержался... Невозможно же заниматься, когда не можешь следить за движением...
- А что тут такого? задает неожиданный вопрос Настя. Назначил бы ей встречу после тренировки, она же вроде красивая или не в твоем вкусе?
- Ты знаешь, - тут уже начинаю откровенничать я, - классу к одиннадцатому я понял, что мне нужно три "Д": друзья, деньги и девки. Поэтому с первого курса я начал заниматься собой, а с третьего работать. После третьего я съездил на пару семинаров по НЛП, и следующие два месяца были земным раем: днем я работал, а вечером снимал баб и жестоко драл их, сразу предупреждая, что возможно, больше они меня не увидят. За неполные два месяца я обработал 20 вполне симпатичных телок, и мне это, откровенно говоря, поднадоело. Помимо этого, с появлением второго и третьего "Д" стали пропадать друзья. Одним не понравились мои амурные подвиги, другие стали брать в долг и не отдавать, на третьих не стало хватать времени из-за работы. Постепенно то, что было средством, стало целью. И теперь я просто работаю и качаюсь. Вот и все...
- Ну что ж, тоже неплохо говорит она. Не самое худшее, что можно делать в жизни. Но и не лучшее.
- Согласен. Это так же бессмысленно, как и все остальное, на что люди тратят свою жизнь. У меня на работе есть тип, который фанатеет от игровых приставок. Человеку уже за сорок, а он вкалывает на работе только чтобы купить какую-то легендарную Нинтендо за несколько тысяч долларов. У него нет ни жены, ни детей, ни даже друзей, кроме других коллекционеров, с которыми он общается через Нет. Мы его спросили, чего он не женится, так он сказал: "Да был я женат, и, по-моему, фуфло все это. Вот нравятся мне приставки, я их и собираю. А вы не лезьте не в свое дело". И вполне этим доволен. Даже больше того, я никогда не видел столь довольного своим положением человека...
- Да уж, неплохо. Смешок. Но, мне кажется, хватит у меня бутылка кончается. До встречи в зале. И она так же легко и непринужденно убегает через парк, оставив меня у подножия лестницы...
Через месяц мы уже бегали вместе два-три утра в неделю в зависимости от наших расписаний. Раньше я делал это дома на кеттлеровской бегущей дорожке, но я предпочел свежий воздух и симпатичную девушку кондиционеру и телевизору и нисколько не жалею. Оказалось, она любит хорошую музыку и чтение, только времени не всегда хватает. Слишком много приходиться работать в магазине и над телом...
И вот, однажды я спросил, где же она живет. Настя спокойно назвала адрес.
- Это где? Я растерян - Я даже и улицы такой не знаю.
- Неудивительно. Там семь домов и мусорка. Она смеется. И все заросло сорняками. Если бы я была террористом и захотела залечь на дно, то я бы не нашла лучшего места.
- Хорошо, что ты не террорист. А то б ты точно развязала гражданскую войну или чем они там занимаются. Никогда не видел такого упорства.
Настя улыбается и советует не дразнить дураков. Ее зубы блестят на солнце, словно в рекламе зубной пасты.
После этой пробежки она предложила зайти посмотреть на ее квартирку. Я не стал возражать, поскольку знал, чем обычно заканчиваются такие предложения. Названная ей улица и вправду напоминала просеку посреди леса, утыканную неказистыми типовыми пятиэтажками; Настя жила в третьем доме на четвертом этаже. Пока мы поднимались, я аккуратненько положил руку ей на талию, надеясь впоследствии переместить ее пониже, а там уж и квартира с кроватью... Но как только я дотронулся до ее тела, я просто обалдел: ощущения были очень необычными. Мне доводилось страховать пауэрлифтеров, придерживая их во время приседа за бока, но чувствовать такие столбы мышц под тонкой кожей девушки, ощущать их перемещения при ходьбе и понимать, что это все очень скоро может стать полностью твоим... Восхитительно, но передать это словами мне не удастся. Мы вошли в неплохую однокомнатную квартирку, но в прихожей Настя сразу мягко сняла мою руку и сказала:
- Знаешь, Егор, ты мне действительно очень нравишься, ты милый и замечательный, но...
- Что но? Ты занята? Или ты до сих пор девственница и до свадьбы ни-ни? Я не настаиваю, я просто подумал... - Мне неловко.
- Да нет, именно потому, что я уже не девственница. Когда мне было девятнадцать, ко мне стал клеиться один тип, который тоже был милым и замечательным около месяца. Потом он решил, что предвариловки хватит, и уговорил меня. Настя делает длинную паузу. Распластал, как лягушку для опытов, потыкал в меня членом, не обращая внимания на мои крики, а потом кончил мне на лицо и, одеваясь, сказал: "Хреново трахаешься, ты слишком зажата. Чаще надо, авось выйдет толк. Ну пока, до скорого". И ушел. А у меня потом все еще почти неделю болело. Это было хуже, чем в девятом классе. Хуже, чем все, что мне доводилось испытывать. Так что я не хочу нового облома. Лучше будь милым и замечательным. Потому что если что-нибудь подобное повторится, мне кажется, я этого не перенесу.
- ... - Я стою с довольно идиотским выражением лица. А что, крови он не заметил? Ничего лучшего я спросить не смог.
- А ее не было. Было только очень больно.
- Ну ладно, ладно, - я поспешно думаю, что сказать. Что было, то прошло. Лучше уж покажи свое гнездышко. Жилье хорошо отражает характер человека. Интересно мне, как тут у тебя.
Настя потерла лоб рукой:
- Извини, что я так резко, ну ты понимаешь... Проходи.
Я прошел и остолбенел от неожиданности. Небольшая светлая комнатка была обставлена по минимуму. Напротив окна одежный шкаф с зеркальными дверцами, под окном узкая кровать, явно на одного, вдоль стены пара ажурных стеллажей с книгами, напротив, на полу дорогой стационарный CD-плеер и стойка дисков. Наушники лежали на кровати. Я подошел поближе: "Сенхайзеры", и явно не бюджетная модель. На полу бежевый ковролин, обои такого же цвета... Мило, но не уютно. Словно дизайнер нарисовал все это на листе бумаги, забыв людей.
- Ты никуда не торопишься? Спрашиваю я ее.
- Да нет вроде, а что?
- Я думаю, тебе стоит взглянуть кое на что. Минут двадцать пять бегом отсюда. Позавтракать успеешь, обещаю.
Настя не поняла, но согласилась.
Не переодеваясь, она добежала со мной до новой девятиэтажки, и мы взлетели на самый верх по лестнице. Я достал ключи и открыл тяжелую дверь, обитую светлым кожзамом.
- Прошу вас, - я галантно прогибаюсь и подталкиваю девушку внутрь.
Она застыла в дверях, и мне пришлось еще пихнуть ее в спину, чтобы она зашла в комнату. В просторную комнату со светло-бежевыми обоями и чуть более темным ковролином. В комнату, где под большим пластиковым окном стоял низенький диван-кровать, слева от него компьютер на кажущемся невесомым столе, справа одежный шкаф с зеркальными дверцами, а в торце комнаты, напротив окна, стояли плеер, ламповый усилитель и высокие, в человеческий рост, колонки светлого дерева. Диски на металлических полочках над аппаратурой.
Денег потрачено в разы больше, но дизайнер явно тот же.
Всегдашнее позитивное спокойствие изменило Насте. Она хотела что-то сказать, но у нее не получалось.
- Ты здесь живешь? Наконец выдавливает она эти слова.
- Да, - я взял пульт. Звук заполнил комнату. Крис Ри снова хотел покрасить свой джукбокс в синий цвет, и это стало последней каплей. Да, я здесь живу.
Я вовремя спохватился, потому что Настя тотчас же упала мне на грудь. Я всегда думал, что подобные фразы красиво звучащий бред, но она в прямом смысле слова упала на меня. Кажется, я услышал посторонний звон, словно лопнула гитарная струна, и я понял, что одна из струн действительно лопнула струна, которая заставляла ту толстую девятиклассницу бегать до одурения, струна, которая не давала ей есть досыта, струна, которая с каждым одиноким бессмысленным годом затягивалась на ее горле туже и туже. Она никуда не ушла из того отвратительного девятого класса, просто менялись декорации, менялись формы и размеры, менялись люди вокруг, но эта жирная школьница продолжала мучить себя кроссами и мышечной болью, не позволяла себе съесть конфетку даже в день рождения, закрываясь в такой же комнатке, как и я. А после того случая, о котором она говорила полчаса назад, она заперлась на засов и задернула шторы, не думая о том, что вне этих стен может быть что-нибудь или кто-нибудь, кроме работы, тренировок и всех тех, кто делал ей больно, не слушая криков. Что там могу быть я. И что когда-нибудь все ее тренированные килограммы будут содрогаться в рыданиях, размазывая слезы по моей потной футболке.
Она пыталась произнести что-то еще, но единственным, что я разобрал, было "Так не бывает". Вообще-то я не люблю плачущих девушек, но эта плакала не потому, что я разбил ей сердце и насрал в душу, а потому что она не могла сказать "Спасибо тебе за то, что ты есть" по-другому. А ведь по большому счету мне не за что было говорить это. Если бы все мои слезы не вымерзли давным-давно, то я бы сам разревелся, и мы бы оба упали на пол в слезах и соплях никто бы не смог держать другого. Но я стоял и нежно гладил ее упругие мышцы под тонкой кожей, чувствуя то тепло, которое не может быть описано словами, которое заполняет тебя целиком, и я боялся, что оно разорвет меня на части, и пытался поделиться им с ней, чтобы она больше никогда не возвращалась туда, откуда она вышла, перешагнув порог моей квартиры.
Наконец, она затихла и молча прижималась ко мне. В этом не было ничего возбуждающего, но я вдруг наклонился и слизнул слезу с ее щеки. Потом вторую. И третью. А потом все остальные. И Настя вдруг вцепилась в меня, словно клещ, и принялась яростно целовать в губы, словно боялась, что я сейчас растворюсь в воздухе, а она останется одна у подножия той выщербленной лестницы, которую она никак не могла преодолеть. Опыта у нее не было в этом деле никакого, но избыток энтузиазма успешно компенсировал его отсутствие. И вот я уже начинаю мять ее зад, словно глину, чувствуя все ее тончайшие мускулы и сухожилия, как они скользят под моими пальцами в то время, когда она переминается с ноги на ногу, а потом моя ладонь спускается ниже я уже упоминал, что она не надевает трусики на пробежку и начинает ласково дотрагиваться до чего-то обжигающе горячего, отчего мои пальцы становятся маслянистыми, а Настино дыхание сбивается, и она начинает сильно тереться об меня мускулистым животом и моментально набухшей грудью. Ее соски, словно пара пуговичек на рубашке, цепляются за складки моей футболки и упираются в меня, отчего у меня встает. Я с трудом отцепляюсь от ее рта и начинаю облизывать ее щеку возле уха, само ухо, забираясь языком в завитки этой раковинки в этот момент она выдыхает так, что будь я чуть менее опытен, я тотчас же кончил бы шею за ухом, спускаюсь к ключицам, покусывая по дороге ее musculus sternocleidomastoideus и лезу языком в межключичную впадинку, отчего Настя вся прогибается и хватает меня за жопу сильными пальцами. Она начинает тереться лобком об мой член, и я чувствую, что она там совершенно голенькая и гладкая, без уже ставшей привычной пушистой полоски, а моя ладонь совсем мокрая. Я снова поднимаюсь к ее лицу и прихватываю зубами ее пухлую нижнюю губу, а ее горячие груди прижимаю поплотнее к себе и начинаю поигрывать своими грудными мышцами (одна из моих бывших могла кончить от одного этого приема), отчего Настя издает такой звук, что все порноактрисы могут смело уходить на пенсию. Это хриплый грудной стон самки, которая уже настолько хочет, что ей наплевать на все. Она толкает меня к дверному косяку и закидывает на меня накачанную ногу, обвивая ее вокруг моей, мускулы ее бедра скользят под кожей, словно любовники под мокрой от пота простыней, и я чувствую своей ногой ее набухший клитор. Ну что ж, чем мышцы хуже языка и члена? думаю я, прижимаю ее промежность поплотнее к своей ноге и начинаю напрягать квадрицепс так, что клубок моего сокращающегося мяса задевает ее налитую кровью вишенку, заставляя ее хватать ртом воздух и напрягать пресс, который кажется в эти моменты куском дерева. Настя хватает мой возбужденный член сквозь шорты, опускает руку пониже и начинает играть моими подтягивающимися к животу яичками, в отместку за что я хватаю ее свободной рукой за грудь и тереблю сосок, тяну и выкручиваю его. Настя стонет, что больше не может это терпеть, и начинает стягивать с меня футболку, а я стаскиваю с нее шорты и хватаю ее всей ладонью за промежность, сходя с ума от контраста - ее мышцы горячие, упругие и твердые, а писька еще горячее, но мокрая, мягкая и набухшая. Она лезет своей сильной сухой ладонью под резинку к моему члену, дерзко смотрит мне в глаза и сжимает его изо всех сил, а я играю средним и указательным пальцами с ее анусом, засунув безымянный и мизинец в пылающую щель, и натираю большим пальцем клитор, отчего ее ноги подгибаются, внутренние мышцы стискивают мои пальцы, судорожно сжатые бедра угрожают поломать мне запястье, и она около минуты вся содрогается и вскрикивает, прижатая ко мне, на ее глазах показываются слезы, изо рта тянется тонкая ниточка слюны, и девушка вся обмякает, словно плавленый сыр в микроволновке. Я вынимаю ладонь, наполненную ее горячей жидкостью, из ее промежности, засовываю под топ и хватаю этой мокрой, скользкой, чуть липкой рукой упругую грудь ее снова начинает колотить сильнейший оргазм, она просто орет от дикого удовольствия, а я начинаю бояться, что она оторвет мне член. Спустя пару минут Настя начинает приходить в себя, заглядывать мутными глазами мне в лицо, повторяя, что так не бывает и что она умерла и попала в рай. Я так и не кончил, но не думаю, что это будет проблемой. Я предлагаю пойти в душ и смыть все, что покрывает нас, и она с радостью соглашается.
Мы стряхиваем мокрые тряпки, бросая их прямо на пол в душевой, и я вношу ее под горячие струи чистой воды, которая смывает остатки прошлого, оставляя нас здесь и сейчас. Я видел в своей жизни девушек, более красивых от природы, но Настя сейчас не оставляет им никаких шансов своим идеально проработанным телом, горящими глазами и тем выражением лица, которое появляется у женщины, когда она понимает, что она действительно женщина, не только де-юре, но и де-факто. Немного начиная осознавать, где она находится и что с ней происходит, она начинает шутя позировать передо мной, словно модель перед художником, и я могу оценить результаты ее тяжкого труда по достоинству. Я действительно восхищен, и Настя видит это.
- Он хочет еще, смеется она, глядя на мой член, который и не думает успокаиваться.
- А ты? улыбаюсь я в ответ. Ты хочешь?
- Хочу. Я не верю своим ушам. Да, видать, девочка созрела, вовремя я ее сорвал. Я хочу как обычно, как все нормальные люди.
- Эээ... Ты уверена, что нам стоит это делать? спрашиваю я, - а то я так завелся, что могу не сдержаться. Не думаю, что ты мечтала залететь от первого нормального секса в жизни...
- Уверена, - она ласково, но настойчиво тянет меня за самое дорогое, - я на таблетках. Недели две уже. Я поняла, к чему идет дело, с первой пробежки... Мне просто срывает башню в твоем присутствии. И с этими словами она насаживается на меня, совсем чуть-чуть. Я сомневалась, но, черт возьми, я была готова мастурбировать прямо на бегу. И она надвигается на меня до упора.
И вот я, слегка ошалевший от такого признания, уже полностью в ней. Настя явно торчит уже от этого ощущения, а когда я делаю первое медленное движение, ее глаза становятся просто безумными, и я прекрасно ее понимаю она такая тесная и нежная, что я сам начинаю терять связь с реальностью. Я понимаю, что долго не продержусь, и начинаю атаку по полной, всасываю ее грудь, играю пальцем с ее попкой и сильными толчками долблю ее киску, а Настя запрокидывает голову и кричит в голос от каждого моего движения. Уже менее чем через минуту она начинает делать волнообразные движения всем телом, откровенно стремясь поглотить меня целиком, сжимать меня своими тугими шелковистыми стенками, и во мне начинает подкатывать то неотвратимое, за которым всегда следует неизбежный финал.
- Я сейчас кончу, - хрипло шепчу я, безуспешно стараясь чуть-чуть отдалить взрыв, - черт возьми, я сейчас кончу... Ты хочешь, чтобы я кончил в тебя?
- Дааааа... - слышу я в ответ, - яяааа тааак... я... тааак хочу ээээ то - гоооо! Настя начинает насаживаться на меня, рискуя порваться пополам, а я помогаю ей в этом, проникая так глубоко и быстро, насколько можно и даже чуть больше.
Тотчас же я чувствую первый выстрел, и мой огонь, проникший внутрь, заставляет девушку биться в конвульсиях и выть от счастья, за ним сразу следует второй, третий... Я рычу и сопровождаю каждый разряд такими ударами члена, что они отдаются во всем теле, а Настя получает каждый раз по оргазму и, по-моему, забывает слова, но ее вопли в эти моменты намного красноречивее любых слов...
Потом мы обессиленные сидим на полу душевой, на нас сверху льется горячая вода, а мы просто гладим тела друг друга и любуемся ими. В принципе, я бы смог еще пару раз, но просто не хочется. Хочется вот так сидеть под упругими струями и просто наслаждаться влажным усталым телом партнера.
- Как сраные школьники, - усмехаюсь я. Каксексные сраные школьники.
- Какие школьники? удивляется Настя.
- Ну представь себе, - говорю я, - влюбленных восьми- или десятиклассников, которым уже давно хочется, но только сейчас представился случай, и они наконец-то оторвались по полной. И вот теперь они, очленвшие от такого счастья, валяются на кровати. Ничего уже не хочется и не можется, первый шок и первый восторг прошли, остались только нежность и упоение моментом, это, блинь, самый счастливый момент в их жизни. От обилия эмоций я обильно усыпаю свою речь матерщиной, не замечая этого. А мы-то взрослые, блинь, люди, у которых уже все было. А чувствуем мы стопудово то же самое, что и эти сраные только что сексвшиеся школьники. Наверное, мы оба просралисексть какой важный кусок жизни, и только теперь нам досталось это чувство. Наверное, если бы это случилось с нами в том возрасте, это было бы стократ круче...
- Ты плачешь говорит Настя, внимательно глядя мне в лицо.
- Я плачу? Ни член себе, - должно быть, я действительно разволновался. Я, мать твою, не плакал с тринадцати лет, когда моего котенка переехали машиной. И вот я плачу после ебли, сидя с голой девкой в душе. Я изо всех сил бью кулаком по кафелю, и рука мгновенно немеет. Я чувствую, что и в самом деле плачу, но начинаю смеяться.
- Ну тогда ты значишь для меня больше, чем все, что у меня было с тринадцати лет. С ума сойти...
Я утомленно смотрю в потолок. Вода бьет мне в лицо, заставляя жмуриться. Вдруг я слышу плеск воды, и чувствую, как Настя молча прижимается ко мне всем телом. Мы еще долго так сидим, и я снова плачу.
- Знаешь что, - говорю я, ощупывая ее рельефную спину.
-Что?
- Мы с тобой скульпторы.
- Кто?
- Скульпторы. Которые скульптуры делают. Но те работают по мрамору или там по бронзе. А мы по телам. По своимсексным телам.
- Пожалуй. Ее мокрые волосы липнут к моей коже.
- По своимсексным телам. И это здорово. Потому что иначе мы бы встретились через хренову тучу лет. А то и вовсе не встретились бы.
- Это было бы плохо.
- Да, это было бы плохо.
- Но мы встретились. Мы встретились?
- Да, мы встретились.
Вода течет по нашим телам. По-моему, мы счастливы.