Всякая белиберда
Слоны, поднявшись на крыло,
Барахтались во льду,
Джигиты прыгали в седло
на дизельном ходу,
вторым дыханием согрет,
раскрылся Третий Глаз,
и в мире грешном горний свет
увидел в тот же час,
Змей Искусительный страдал
И зыркал из ветвей,
Как Наблюдателя катал
По пляжу Суховей,
В себя закутывался Йог
На обувных гвоздях,
Во храме Милосердный Бог
Имел нужду в рублях,
Потенциального Врага
На утренней заре
Великий Воин устрашал
Прогулкой во дворе,
Атлет коленями сучил,
взрывался Телефон,
а Телевизор им грозил
стрельбой со всех сторон,
с навозной кучи Крокодил
сползал в тот самый низ,
где шпагу об кирпич точил
Пространственный Маркиз,
и Лама Северных Долин
был сам совсем не свой,
Психоделических Малин
воспринимая вой.
И Слоны, поднявшись на крыло,
Барахтались во льду,
Джигиты прыгали в седло
на дизельном ходу,
вторым дыханием согрет,
раскрылся Третий Глаз,
и в мире грешном горний свет
увидел в тот же час,
Змей Искусительный страдал
И зыркал из ветвей,
Как Наблюдателя катал
По пляжу Суховей,
В себя закутывался Йог
На обувных гвоздях,
Во храме Милосердный Бог
Имел нужду в рублях,
Потенциального Врага
На утренней заре
Великий Воин устрашал
Прогулкой во дворе,
Атлет коленями сучил,
взрывался Телефон,
а Телевизор им грозил
стрельбой со всех сторон,
с навозной кучи Крокодил
сползал в тот самый низ,
где шпагу об кирпич точил
Пространственный Маркиз,
и Лама Северных Долин
был сам совсем не свой,
Психоделических Малин
воспринимая вой.
И Слоны, поднявшись на крыло,
Барахтались во льду,
Джигиты прыгали в седло
на дизельном ходу,
вторым дыханием согрет,
раскрылся Третий Глаз,
и в мире грешном горний свет
увидел в тот же час,
Змей Искусительный страдал
И зыркал из ветвей,
Как Наблюдателя катал
По пляжу Суховей,
В себя закутывался Йог
На обувных гвоздях,
Во храме Милосердный Бог
Имел нужду в рублях,
Потенциального Врага
На утренней заре
Великий Воин устрашал
Прогулкой во дворе,
Атлет коленями сучил,
взрывался Телефон,
а Телевизор им грозил
стрельбой со всех сторон,
с навозной кучи Крокодил
сползал в тот самый низ,
где шпагу об кирпич точил
Пространственный Маркиз,
и Лама Северных Долин
был сам совсем не свой,
Психоделических Малин
воспринимая вой.
И Тот, Кто Спал Среди Травы,
Не помнил о Тебе
Под шорох свежей крапивы
На заводской трубе.
А сверх всего была Печаль,
что, под дождем дрожа,
струилась чередою вдаль
по лезвию ножа...,
Не помнил о Тебе
Под шорох свежей крапивы
На заводской трубе.
А сверх всего была Печаль,
что, под дождем дрожа,
струилась чередою вдаль
по лезвию ножа... Не помнил о Тебе
Под шорох свежей крапивы
На заводской трубе.
А сверх всего была Печаль,
что, под дождем дрожа,
струилась чередою вдаль
по лезвию ножа...
Андрей Сидерский.
Барахтались во льду,
Джигиты прыгали в седло
на дизельном ходу,
вторым дыханием согрет,
раскрылся Третий Глаз,
и в мире грешном горний свет
увидел в тот же час,
Змей Искусительный страдал
И зыркал из ветвей,
Как Наблюдателя катал
По пляжу Суховей,
В себя закутывался Йог
На обувных гвоздях,
Во храме Милосердный Бог
Имел нужду в рублях,
Потенциального Врага
На утренней заре
Великий Воин устрашал
Прогулкой во дворе,
Атлет коленями сучил,
взрывался Телефон,
а Телевизор им грозил
стрельбой со всех сторон,
с навозной кучи Крокодил
сползал в тот самый низ,
где шпагу об кирпич точил
Пространственный Маркиз,
и Лама Северных Долин
был сам совсем не свой,
Психоделических Малин
воспринимая вой.
И Слоны, поднявшись на крыло,
Барахтались во льду,
Джигиты прыгали в седло
на дизельном ходу,
вторым дыханием согрет,
раскрылся Третий Глаз,
и в мире грешном горний свет
увидел в тот же час,
Змей Искусительный страдал
И зыркал из ветвей,
Как Наблюдателя катал
По пляжу Суховей,
В себя закутывался Йог
На обувных гвоздях,
Во храме Милосердный Бог
Имел нужду в рублях,
Потенциального Врага
На утренней заре
Великий Воин устрашал
Прогулкой во дворе,
Атлет коленями сучил,
взрывался Телефон,
а Телевизор им грозил
стрельбой со всех сторон,
с навозной кучи Крокодил
сползал в тот самый низ,
где шпагу об кирпич точил
Пространственный Маркиз,
и Лама Северных Долин
был сам совсем не свой,
Психоделических Малин
воспринимая вой.
И Слоны, поднявшись на крыло,
Барахтались во льду,
Джигиты прыгали в седло
на дизельном ходу,
вторым дыханием согрет,
раскрылся Третий Глаз,
и в мире грешном горний свет
увидел в тот же час,
Змей Искусительный страдал
И зыркал из ветвей,
Как Наблюдателя катал
По пляжу Суховей,
В себя закутывался Йог
На обувных гвоздях,
Во храме Милосердный Бог
Имел нужду в рублях,
Потенциального Врага
На утренней заре
Великий Воин устрашал
Прогулкой во дворе,
Атлет коленями сучил,
взрывался Телефон,
а Телевизор им грозил
стрельбой со всех сторон,
с навозной кучи Крокодил
сползал в тот самый низ,
где шпагу об кирпич точил
Пространственный Маркиз,
и Лама Северных Долин
был сам совсем не свой,
Психоделических Малин
воспринимая вой.
И Тот, Кто Спал Среди Травы,
Не помнил о Тебе
Под шорох свежей крапивы
На заводской трубе.
А сверх всего была Печаль,
что, под дождем дрожа,
струилась чередою вдаль
по лезвию ножа...,
Не помнил о Тебе
Под шорох свежей крапивы
На заводской трубе.
А сверх всего была Печаль,
что, под дождем дрожа,
струилась чередою вдаль
по лезвию ножа... Не помнил о Тебе
Под шорох свежей крапивы
На заводской трубе.
А сверх всего была Печаль,
что, под дождем дрожа,
струилась чередою вдаль
по лезвию ножа...
Андрей Сидерский.