гидному отродью земля стекловатой...
извините за многобукафф, но короче не получается...
Матери плененных, пропавших без вести и погибших из-за самострелов бойцов украинской армии, с 25 мая пикетируют улицу Банковую и Администрацию президента. Они хотят знать правду о судьбе своих сыновей и не верят в версии их гибели, рассказанные командованием. Чиновники на требования убитых горем матерей реагируют довольно прохладно, пока отделываясь обещаниями разобраться и передавая их дела из рук в руки.
Валентине Ткаченко сообщили о гибели сына Вадима в июле 2015 года. В июне он успел побыть дома в отпуске, после чего вернулся в воинскую часть. Вадим сначала служил в 25-м батальоне территориальной обороны "Киевская Русь", потом их присоединили к 53-й бригаде, он оказался во 2-й роте. Служил в Калиново, (Попаснянский район, Луганской области). А 10 июля его матери
позвонил незнакомый человек.
"Он не представился и говорит: "Ваш сын - самоубийца, он себя застрелил". Это мне, матери! Я тогда была на работе, и он мне такое сказал. Позже я узнала, что это был военком нашего Яготинского РОВД, - вспоминает Ткаченко со слезами на глазах. - Привезли мне тело: у него только был выбит правый глаз, проломлен череп над правым глазом и П-образный удар над губой - прикладом ударили. Но ни входного, ни выходного отверстий не было. Сослуживцы сразу рассказали, что он якобы ругался с женой по телефону, нажал пальцем ноги на курок, потому что сидел босой, и выстрелил себе в подбородок".
Однако в документах судмедэкспертизы, которые получила семья, на фотографиях был другой
человек, уверена Ткаченко. "Там нигде нет лица, только затылок, я знаю, что это не мой сын был на фото. У него не было таких увечий, ни одного шва на голове не было (во время похорон, - "Апостроф"), какой это самострел!" - возмущена мать погибшего.
Вместе с Валентиной Ткаченко в течение этой недели пытались пробиться на прием к президенту более двух десятков родственников, которые уверены, что правду о том, что случилось с их сыновьями, фальсифицировали - одни не верят командованию, другие - судмедэкспертам и следствию.
Все эти скандалы, споры с "нацгвардейцами" и полицией, требования, слезы и нервы отчаявшихся добиться правды родственников до Администрации президента в эти дни так и не дошли.
Банковая была занята организацией возвращения в Украину Надежды Савченко.
Наталья Петрик, мать еще одного погибшего в АТО при странных обстоятельствах бойца, глядя на "нацгвардейцев", с обидой заявила "Апострофу": "Мы в следующий раз приедем и привезем внуков, я
посмотрю, эти хлопцы тоже будут стеной стоять против таких детей?"
Ее 27-летний сын Сергей служил ремонтником в первой отдельной гвардейской танковой бригаде в Гончаровске, погиб 22 февраля 2015 года на территории Златоустовки (Волновахский район, Донецкой области). Командование утверждает, что боец застрелился, якобы сидя в кабине КАМаЗа, водителем которого он был. Однако следователю эту машину сначала не хотели предоставлять. Семье пришлось обратиться к СМИ, один из центральных телеканалов решил снять об этой истории сюжет. "Мы приехали в Гончаровск (место дислокации военной части, Черниговская область, - "Апостроф"), и это было провидение какое-то, открылись ворота, и оттуда выехал КАМаЗ, на котором ездил боец. Мой Серега был патриотом, на машине был украинский флаг, я бы этот КАМаЗ из тысячи узнала", - рассказывает Петрик. Когда съемочная группа связалась с командиром воинской части, тот заявил, что машина находится в зоне АТО и был, по сути, пойман на вранье.
"Однако после этого сюжета нам разрешили следственный эксперимент, приехали черниговские следователи. Когда замеряли траекторию пули, то сказали, а там стояли все военные, которые
якобы давали показания, мол, ребята, вы такую кашу заварили, потому что пуля шла из двора, то есть стреляли за пределами машины. В него просто выстрелили и усадили в машину, а потом сказали, что это самострел, - говорит мать погибшего. - Пуля вылетела в КАМаЗе с правой стороны от водительского сиденья, вылетела над дверями. А офицеры утверждают, что он сидел на месте водителя и автомат был между ног. Как можно было выстрелить, чтобы пуля вышла с правой стороны?" Некоторые сослуживцы Сергея Петрика рассказали его матери, что возле КАМаЗа в день его гибели была драка, но свидетельствовать они боятся, пока не дослужили свое в
зоне АТО.
По ее словам, за месяц до своей гибели Сергей сказал ей такие слова: "Мам, это не наша война. Если бы ты знала, сколько тут бардака".
И Наталья Петрик, и Валентина Ткаченко говорят, что их сыновья на жестокое обращение в своих подразделениях раньше не жаловались, но в то же время матери бойцов неоднократно слышали о случаях продажи гуманитарки офицерами.
Ткаченко в подтверждение рассказывает историю, как однажды в Яготине на базаре купила смалец, а в банке была записка с пожеланиями здоровья (бойцам в зоне АТО, - "Апостроф") и 100 гривен.
Лидия Мисюренко, глава гражданской организации Союз матерей "Захист" в Полтаве и Полтавской области, жалуется, что за 38 дней пикета в прошлом году из Администрации президента к ним так никто и не вышел, разве что мелкие клерки, которые только и делали, что забирали очередную петицию матерей. Теперь они намерены стоять до конца и добиваться встречи с президентом. У Мисюренко сын Борис не служил, он был волонтером, еще в 2014 году вместе с коллегами неоднократно бывал на территории сепаратистов, вывозил детей, женщин, больных. И вот 20 июня их группу захватили под Ровеньками (Луганская область, - "Апостроф") казаки атамана Николая Козицына. Вместе с Борисом было еще три волонтера, двое мужчин и одна женщина - Ирина Бойко.
"Их пытали, издевались, с чужого телефона об этом сообщила Ирина Бойко, непонятно как, но она позвонила своей дочери Татьяне. В Полтаве открыли дело (по факту похищения, - "Апостроф")", - рассказывает Мисюренко. По этому делу поменяли четырех следователей, ведь тогда ни следственные органы, ни чиновники, не имели опыта ведения дел по пленным и похищенным.
Вскоре Бойко освободили, она сначала заявила, что Бориса расстреляли, затем изменила свои показания. "В то, что его убили, мое материнское сердце не поверило и не верит до сих пор, хотя она (Бойко) мне лично сообщила, что моего сына расстреляли. Потом она отказывалась встретиться, -
говорит Мисюренко. - Согласитесь, матерям сообщают о таких страшных вещах более толерантно".
Борису на момент пленения было 39 лет, его 19-летний сын Максим уже 11 месяцев служит под Славянском, ушел на фронт добровольцем. "Не хотела я его отпускать, не в такой армии и в такой стране воевать", - признается Мисюренко.
Она начинает плакать, когда рассказывает, сколько ей пришлось пережить за эти два года. Имя ее сына попало в Книгу памяти - ресурс, на котором собраны имена погибших на востоке, она долго добивалась, чтобы фамилию с сайта убрали. Затем боролась, чтобы его не включали в список погибших, когда в мае 2015 открывали стеллу в память о погибших воинах Полтавской области. Мисюренко возмущается, что в тот раз Борис оказался в списке из-за Ирины Бойко, которая первоначально утверждала, что его замучили казаки. А помощник одного из местных депутатов ей как-то заявил, что для выкупа из плена Бориса нужен миллион. "Я ему говорю - вы мне его найдите, а миллион я соберу, я мать, я по хатам похожу - соберу! И дадут. Я бы за день в Полтаве собрала миллион!" - говорит она.
Так и не добившись адекватного расследования от украинских правоохранительных органов, Мисюренко написала письмо главарю ДНР Александру Захарченко. Она была крайне удивлена, когда ей пришел ответ - матерей звали в Донецк. Инициативная группа из 11 человек, включая
Викторию Шилову из движения "Антивойна" (против которого, к слову, военная прокуратура Украины в январе 2015 года возбудила уголовное дело за распространение заявлений для военкоматов об отказе от мобилизации), отправились на подконтрольные сепаратистам территории.
После небольших приключений, когда их едва не выдворили из "республики" местные "спецслужбы", они все же попали к Захарченко. Разговаривали долго - с 12 дня до 19. 30 вечера. Мисюренко
в сердцах во время этой встречи назвала непризнанное псевдогосударство "Донецкой долбаной республикой". "Я при Захарченко это сказала, он на меня посмотрел, но ничего не ответил", - вспоминает Мисюренко. Ему передали список со 100 именами украинцев, пропавших без вести и плененных в разное время. Впрочем, сепаратист ограничился заявлением, что все зависит от украинской стороны и ее желания вести переговоры. Мисюренко отмечает, что Захарченко вел себя просто, как будто они были давно знакомы. "Мы не стали сепаратистами, он не отдал мне моего сына, и другим - их сыновей, он ничего для нас не сделал. Но я не чувствовала, что я у врага или у царя, страха не было, я вообще не боюсь начальников", - говорит она.
Приехавших к Захарченко гостей затем вывезли к руинам Донецкого аэропорта, показали разрушенное военными действиями Дебальцево. Чем бы ни руководствовались сепаратисты, устраивая "экскурсии" группе, но теперь Мисюренко рассуждает о том, как сильно пострадал город, и задает риторический вопрос - неужели нельзя воевать вдали от населенных пунктов?
И Лидия Мисюренко, и другие матери уверены, что в вопросе пленных и пропавших без вести все зависит от президента. Она приводит в пример освобождение Надежды Савченко.
"Надежда - герой, она на три дня раньше моего сына попала в плен. Но нельзя же одних идеализировать и при этом не искать наших сыновей!
Кого-то похоронили - и мать хоть знает, куда идти молиться, где поплакать, а мне что делать? А остальным?" - говорит Мисюренко.
Она вспоминает, как искала правды и у Виктора Медведчука, и у Петра Порошенко.
Последний приехал в Полтаву на торжественное открытие памятника гетману Ивану Мазепе в начале мая этого года. Мисюренко добилась короткой встречи с ним, хотя пока стояла в толпе в ожидании приезда президента, возмущалась его опозданию на 2, 5 часа и тому, что с площади не отпускали ни детей, ни стариков, несмотря на дождь.
"Я ему (Порошенко) все рассказала, выпалила: "Мне стыдно за вас, Петр Алексеевич". У него аж желваки заходили. Он говорит: "Мне жаль это слышать". Я ему: "Так действуйте! Делайте что-то для матерей, чтобы у нас сердце не разрывалось!" Он поручил Ирине Геращенко этим заняться. Ему не понравилось, как я с ним общаюсь.
Потом мне звонила ее (Геращенко) помощница, она - нет, у царицы же корона упадет самой позвонить! - с обидой говорит Мисюренко. - И все, кто мне звонил, просили рассказать мою историю. Я им говорю - я уже устала рассказывать вам всем одно и то же, это не сказка на ночь, не анекдот, это травма для меня. Мне каждое воспоминание о моем сыне - это часть душ, это не так просто".
Мисюренко уверена, что сейчас в армии стало очень много самострелов, потому что для государства это - экономия денег. "Их никто не хоронит (за счет государства, - "Апостроф"), статуса у матерей (погибших во время военных действий, - "Апостроф") нет, - подводит она итог. - Как такое может быть? Ведь мы отдали своих сыновей - самое дорогое, что у нас было". (с)
ЗЫ:
Смешанные чувства, конечно, но жалости к ним, почему-то, нет... когда отправляли своих сыновей убивать, о чём они думали? На "тыщу в день" повелись? Дык, "двумя руками черпайте..."(с)
Семь с половиной часов "главарь ДНР", вот этой "долбанной республики" нянькался с матерями тех, кого они сами, радостно платочками махая, провожали убивать. В это же самое время их "законно избранный, честный" президент не снизошел даже выслушать. Пипееец...
Кафку позовите, тут сюжетец для него вызрел.
сынка слал до хаты золоты цацькы, микровiлновки та кованы вiрота, а тут пропал без вести
кто мне тепер будэ слать цацькы?
Это из тех сучек, что требовали побольше и получше оружия и броников для своих парубков, чтобы им легче и безопаснее было убивать детей и женщин на Донбассе?
Как трогательно. Сейчас расплачусь.
Пока сыначки шли к успеху путём мародёрства и грабежа, попутно убивая и пытая "мирняк" - рагулих беспокоило лишь наличие хорошего броника и зброи.
А тут глядите - "а нас-то за шо"?
Не жалко этих свиноматок ни разу.
Было изменено: 21:52 30/05/2016.
Матери плененных, пропавших без вести и погибших из-за самострелов бойцов украинской армии, с 25 мая пикетируют улицу Банковую и Администрацию президента. Они хотят знать правду о судьбе своих сыновей и не верят в версии их гибели, рассказанные командованием. Чиновники на требования убитых горем матерей реагируют довольно прохладно, пока отделываясь обещаниями разобраться и передавая их дела из рук в руки.
Валентине Ткаченко сообщили о гибели сына Вадима в июле 2015 года. В июне он успел побыть дома в отпуске, после чего вернулся в воинскую часть. Вадим сначала служил в 25-м батальоне территориальной обороны "Киевская Русь", потом их присоединили к 53-й бригаде, он оказался во 2-й роте. Служил в Калиново, (Попаснянский район, Луганской области). А 10 июля его матери
позвонил незнакомый человек.
"Он не представился и говорит: "Ваш сын - самоубийца, он себя застрелил". Это мне, матери! Я тогда была на работе, и он мне такое сказал. Позже я узнала, что это был военком нашего Яготинского РОВД, - вспоминает Ткаченко со слезами на глазах. - Привезли мне тело: у него только был выбит правый глаз, проломлен череп над правым глазом и П-образный удар над губой - прикладом ударили. Но ни входного, ни выходного отверстий не было. Сослуживцы сразу рассказали, что он якобы ругался с женой по телефону, нажал пальцем ноги на курок, потому что сидел босой, и выстрелил себе в подбородок".
Однако в документах судмедэкспертизы, которые получила семья, на фотографиях был другой
человек, уверена Ткаченко. "Там нигде нет лица, только затылок, я знаю, что это не мой сын был на фото. У него не было таких увечий, ни одного шва на голове не было (во время похорон, - "Апостроф"), какой это самострел!" - возмущена мать погибшего.
Вместе с Валентиной Ткаченко в течение этой недели пытались пробиться на прием к президенту более двух десятков родственников, которые уверены, что правду о том, что случилось с их сыновьями, фальсифицировали - одни не верят командованию, другие - судмедэкспертам и следствию.
Все эти скандалы, споры с "нацгвардейцами" и полицией, требования, слезы и нервы отчаявшихся добиться правды родственников до Администрации президента в эти дни так и не дошли.
Банковая была занята организацией возвращения в Украину Надежды Савченко.
Наталья Петрик, мать еще одного погибшего в АТО при странных обстоятельствах бойца, глядя на "нацгвардейцев", с обидой заявила "Апострофу": "Мы в следующий раз приедем и привезем внуков, я
посмотрю, эти хлопцы тоже будут стеной стоять против таких детей?"
Ее 27-летний сын Сергей служил ремонтником в первой отдельной гвардейской танковой бригаде в Гончаровске, погиб 22 февраля 2015 года на территории Златоустовки (Волновахский район, Донецкой области). Командование утверждает, что боец застрелился, якобы сидя в кабине КАМаЗа, водителем которого он был. Однако следователю эту машину сначала не хотели предоставлять. Семье пришлось обратиться к СМИ, один из центральных телеканалов решил снять об этой истории сюжет. "Мы приехали в Гончаровск (место дислокации военной части, Черниговская область, - "Апостроф"), и это было провидение какое-то, открылись ворота, и оттуда выехал КАМаЗ, на котором ездил боец. Мой Серега был патриотом, на машине был украинский флаг, я бы этот КАМаЗ из тысячи узнала", - рассказывает Петрик. Когда съемочная группа связалась с командиром воинской части, тот заявил, что машина находится в зоне АТО и был, по сути, пойман на вранье.
"Однако после этого сюжета нам разрешили следственный эксперимент, приехали черниговские следователи. Когда замеряли траекторию пули, то сказали, а там стояли все военные, которые
якобы давали показания, мол, ребята, вы такую кашу заварили, потому что пуля шла из двора, то есть стреляли за пределами машины. В него просто выстрелили и усадили в машину, а потом сказали, что это самострел, - говорит мать погибшего. - Пуля вылетела в КАМаЗе с правой стороны от водительского сиденья, вылетела над дверями. А офицеры утверждают, что он сидел на месте водителя и автомат был между ног. Как можно было выстрелить, чтобы пуля вышла с правой стороны?" Некоторые сослуживцы Сергея Петрика рассказали его матери, что возле КАМаЗа в день его гибели была драка, но свидетельствовать они боятся, пока не дослужили свое в
зоне АТО.
По ее словам, за месяц до своей гибели Сергей сказал ей такие слова: "Мам, это не наша война. Если бы ты знала, сколько тут бардака".
И Наталья Петрик, и Валентина Ткаченко говорят, что их сыновья на жестокое обращение в своих подразделениях раньше не жаловались, но в то же время матери бойцов неоднократно слышали о случаях продажи гуманитарки офицерами.
Ткаченко в подтверждение рассказывает историю, как однажды в Яготине на базаре купила смалец, а в банке была записка с пожеланиями здоровья (бойцам в зоне АТО, - "Апостроф") и 100 гривен.
Лидия Мисюренко, глава гражданской организации Союз матерей "Захист" в Полтаве и Полтавской области, жалуется, что за 38 дней пикета в прошлом году из Администрации президента к ним так никто и не вышел, разве что мелкие клерки, которые только и делали, что забирали очередную петицию матерей. Теперь они намерены стоять до конца и добиваться встречи с президентом. У Мисюренко сын Борис не служил, он был волонтером, еще в 2014 году вместе с коллегами неоднократно бывал на территории сепаратистов, вывозил детей, женщин, больных. И вот 20 июня их группу захватили под Ровеньками (Луганская область, - "Апостроф") казаки атамана Николая Козицына. Вместе с Борисом было еще три волонтера, двое мужчин и одна женщина - Ирина Бойко.
"Их пытали, издевались, с чужого телефона об этом сообщила Ирина Бойко, непонятно как, но она позвонила своей дочери Татьяне. В Полтаве открыли дело (по факту похищения, - "Апостроф")", - рассказывает Мисюренко. По этому делу поменяли четырех следователей, ведь тогда ни следственные органы, ни чиновники, не имели опыта ведения дел по пленным и похищенным.
Вскоре Бойко освободили, она сначала заявила, что Бориса расстреляли, затем изменила свои показания. "В то, что его убили, мое материнское сердце не поверило и не верит до сих пор, хотя она (Бойко) мне лично сообщила, что моего сына расстреляли. Потом она отказывалась встретиться, -
говорит Мисюренко. - Согласитесь, матерям сообщают о таких страшных вещах более толерантно".
Борису на момент пленения было 39 лет, его 19-летний сын Максим уже 11 месяцев служит под Славянском, ушел на фронт добровольцем. "Не хотела я его отпускать, не в такой армии и в такой стране воевать", - признается Мисюренко.
Она начинает плакать, когда рассказывает, сколько ей пришлось пережить за эти два года. Имя ее сына попало в Книгу памяти - ресурс, на котором собраны имена погибших на востоке, она долго добивалась, чтобы фамилию с сайта убрали. Затем боролась, чтобы его не включали в список погибших, когда в мае 2015 открывали стеллу в память о погибших воинах Полтавской области. Мисюренко возмущается, что в тот раз Борис оказался в списке из-за Ирины Бойко, которая первоначально утверждала, что его замучили казаки. А помощник одного из местных депутатов ей как-то заявил, что для выкупа из плена Бориса нужен миллион. "Я ему говорю - вы мне его найдите, а миллион я соберу, я мать, я по хатам похожу - соберу! И дадут. Я бы за день в Полтаве собрала миллион!" - говорит она.
Так и не добившись адекватного расследования от украинских правоохранительных органов, Мисюренко написала письмо главарю ДНР Александру Захарченко. Она была крайне удивлена, когда ей пришел ответ - матерей звали в Донецк. Инициативная группа из 11 человек, включая
Викторию Шилову из движения "Антивойна" (против которого, к слову, военная прокуратура Украины в январе 2015 года возбудила уголовное дело за распространение заявлений для военкоматов об отказе от мобилизации), отправились на подконтрольные сепаратистам территории.
После небольших приключений, когда их едва не выдворили из "республики" местные "спецслужбы", они все же попали к Захарченко. Разговаривали долго - с 12 дня до 19. 30 вечера. Мисюренко
в сердцах во время этой встречи назвала непризнанное псевдогосударство "Донецкой долбаной республикой". "Я при Захарченко это сказала, он на меня посмотрел, но ничего не ответил", - вспоминает Мисюренко. Ему передали список со 100 именами украинцев, пропавших без вести и плененных в разное время. Впрочем, сепаратист ограничился заявлением, что все зависит от украинской стороны и ее желания вести переговоры. Мисюренко отмечает, что Захарченко вел себя просто, как будто они были давно знакомы. "Мы не стали сепаратистами, он не отдал мне моего сына, и другим - их сыновей, он ничего для нас не сделал. Но я не чувствовала, что я у врага или у царя, страха не было, я вообще не боюсь начальников", - говорит она.
Приехавших к Захарченко гостей затем вывезли к руинам Донецкого аэропорта, показали разрушенное военными действиями Дебальцево. Чем бы ни руководствовались сепаратисты, устраивая "экскурсии" группе, но теперь Мисюренко рассуждает о том, как сильно пострадал город, и задает риторический вопрос - неужели нельзя воевать вдали от населенных пунктов?
И Лидия Мисюренко, и другие матери уверены, что в вопросе пленных и пропавших без вести все зависит от президента. Она приводит в пример освобождение Надежды Савченко.
"Надежда - герой, она на три дня раньше моего сына попала в плен. Но нельзя же одних идеализировать и при этом не искать наших сыновей!
Кого-то похоронили - и мать хоть знает, куда идти молиться, где поплакать, а мне что делать? А остальным?" - говорит Мисюренко.
Она вспоминает, как искала правды и у Виктора Медведчука, и у Петра Порошенко.
Последний приехал в Полтаву на торжественное открытие памятника гетману Ивану Мазепе в начале мая этого года. Мисюренко добилась короткой встречи с ним, хотя пока стояла в толпе в ожидании приезда президента, возмущалась его опозданию на 2, 5 часа и тому, что с площади не отпускали ни детей, ни стариков, несмотря на дождь.
"Я ему (Порошенко) все рассказала, выпалила: "Мне стыдно за вас, Петр Алексеевич". У него аж желваки заходили. Он говорит: "Мне жаль это слышать". Я ему: "Так действуйте! Делайте что-то для матерей, чтобы у нас сердце не разрывалось!" Он поручил Ирине Геращенко этим заняться. Ему не понравилось, как я с ним общаюсь.
Потом мне звонила ее (Геращенко) помощница, она - нет, у царицы же корона упадет самой позвонить! - с обидой говорит Мисюренко. - И все, кто мне звонил, просили рассказать мою историю. Я им говорю - я уже устала рассказывать вам всем одно и то же, это не сказка на ночь, не анекдот, это травма для меня. Мне каждое воспоминание о моем сыне - это часть душ, это не так просто".
Мисюренко уверена, что сейчас в армии стало очень много самострелов, потому что для государства это - экономия денег. "Их никто не хоронит (за счет государства, - "Апостроф"), статуса у матерей (погибших во время военных действий, - "Апостроф") нет, - подводит она итог. - Как такое может быть? Ведь мы отдали своих сыновей - самое дорогое, что у нас было". (с)
ЗЫ:
Смешанные чувства, конечно, но жалости к ним, почему-то, нет... когда отправляли своих сыновей убивать, о чём они думали? На "тыщу в день" повелись? Дык, "двумя руками черпайте..."(с)
Семь с половиной часов "главарь ДНР", вот этой "долбанной республики" нянькался с матерями тех, кого они сами, радостно платочками махая, провожали убивать. В это же самое время их "законно избранный, честный" президент не снизошел даже выслушать. Пипееец...
Кафку позовите, тут сюжетец для него вызрел.
сынка слал до хаты золоты цацькы, микровiлновки та кованы вiрота, а тут пропал без вести
кто мне тепер будэ слать цацькы?
Это из тех сучек, что требовали побольше и получше оружия и броников для своих парубков, чтобы им легче и безопаснее было убивать детей и женщин на Донбассе?
Как трогательно. Сейчас расплачусь.
Пока сыначки шли к успеху путём мародёрства и грабежа, попутно убивая и пытая "мирняк" - рагулих беспокоило лишь наличие хорошего броника и зброи.
А тут глядите - "а нас-то за шо"?
Не жалко этих свиноматок ни разу.
Было изменено: 21:52 30/05/2016.
