Придуманая.....
Она великолепно играла на флейте.
Волшебные звуки зачаровывали и уносили куда-то очень далеко, где нет ни времени, ни обстоятельств, ни спешки, ни сомнений...
Он откидывал голову, уносясь в этот далекий несуществующий мир, и лишь изредка по телу его пробегала неудержимая судорога, прерывавшее его сладкое томление. Казалось, что ее губы затрагивали какую-то струну внутри него, и она начинала звучать в ответ, разливая вокруг сладостное волнение.
Все вокруг непередаваемо преображалось: стены вдруг расплывались в дымке, и весь мир вокруг переливался невероятной красками, воздух наполнялся ароматом неведомых цветов, а душа... Душа млела и расплавлялась, подобно воску под ласковым солнцем.
Весь мир был преисполнен счастьем и умиротворением.
Иногда он ненадолго возвращался в этот мир, осматривался вокруг, недоумевая, как он мог здесь оказаться, замечал мелкие капельки пота на ее лице. Но тут же вихрь новых ощущений уносил его прочь, в плаванье по миру грез и нескончаемых наслаждений.
В эти мгновения сознание подсказывало ему, что так не бывает, что наслаждения не вечны, что все неизбежно кончится.
И он, вначале гнавший эти мысли прочь, наслаждавшийся каждым мгновением этого наслаждения, больше всего не желавший неотвратимого приближения конца, вдруг сам начинал к нему стремиться. Радостное томление его души и тела, переполняя его существо, искало выхода и рано или поздно находило его.
Она как будто чувствовала это, неуловимыми движениями направляя его путешествие и ускоряя развязку.
Судороги нетерпения заканчивались вспышкой света в глазах, выплеском всего накопленного за время плавания по миру грез и... возвращением в мир реальности.
И лишь одно обстоятельство оставляло какой-то необъяснимый осадок.
После всего этого великолепного исполнения, она, деловито вытерев и продув мундштук, шла в ванную комнату и долго там отплевывалась и полоскалась, как будто было в ее исполнении что-то грязное и недозволенное, что по своей воле она никогда бы не сделала.
Волшебные звуки зачаровывали и уносили куда-то очень далеко, где нет ни времени, ни обстоятельств, ни спешки, ни сомнений...
Он откидывал голову, уносясь в этот далекий несуществующий мир, и лишь изредка по телу его пробегала неудержимая судорога, прерывавшее его сладкое томление. Казалось, что ее губы затрагивали какую-то струну внутри него, и она начинала звучать в ответ, разливая вокруг сладостное волнение.
Все вокруг непередаваемо преображалось: стены вдруг расплывались в дымке, и весь мир вокруг переливался невероятной красками, воздух наполнялся ароматом неведомых цветов, а душа... Душа млела и расплавлялась, подобно воску под ласковым солнцем.
Весь мир был преисполнен счастьем и умиротворением.
Иногда он ненадолго возвращался в этот мир, осматривался вокруг, недоумевая, как он мог здесь оказаться, замечал мелкие капельки пота на ее лице. Но тут же вихрь новых ощущений уносил его прочь, в плаванье по миру грез и нескончаемых наслаждений.
В эти мгновения сознание подсказывало ему, что так не бывает, что наслаждения не вечны, что все неизбежно кончится.
И он, вначале гнавший эти мысли прочь, наслаждавшийся каждым мгновением этого наслаждения, больше всего не желавший неотвратимого приближения конца, вдруг сам начинал к нему стремиться. Радостное томление его души и тела, переполняя его существо, искало выхода и рано или поздно находило его.
Она как будто чувствовала это, неуловимыми движениями направляя его путешествие и ускоряя развязку.
Судороги нетерпения заканчивались вспышкой света в глазах, выплеском всего накопленного за время плавания по миру грез и... возвращением в мир реальности.
И лишь одно обстоятельство оставляло какой-то необъяснимый осадок.
После всего этого великолепного исполнения, она, деловито вытерев и продув мундштук, шла в ванную комнату и долго там отплевывалась и полоскалась, как будто было в ее исполнении что-то грязное и недозволенное, что по своей воле она никогда бы не сделала.
