Аве, Цезарь! Зарисовка.
…Милосердие для слабых
Сильным - яда из флакона
Мне бы слабость, я б тогда-бы
Не стоял у Рубикона..
- Аве, Цезарь!
- Брут? Ты чего так поздно? Я уже допил кувшин! Принести приказать еще?
- Да, мой Цезарь. Я тоже тебе принес…
- О! Подарок на ночь! Я люблю подарки! Эй, вы там! Принесите еще два кувшина мне и другу!
- Другу…Может все таки – сыну? Цезарь, у меня есть две новости, и, кажется, обе не слишком подарочные. Ты готов выслушать от друга - плохие?
- Брут, ты меня расстраиваешь! Такой замечательный день! Львы сегодня были в ударе! Никто из них не умер! Жалко. Что рабы так быстро закончились, жаль…
- Садись, Цезарь и слушай. Тебя хотят убить. Завтра.
- О, Брут, что опять? Давай мы казним этих недоношенных сынов гиены прямо сейчас! Как хорошо, что ты это сказал сегодня, а то завтра у меня другие планы. В Македонию нужно, сам знаешь. Да еще выступать перед этими... Убийцами моими! Может лучше их в жертву принести? Цезарь ухмыльнулся.
- Отец. Я помню, ты меня простил. Я тебе должен. Ты отказался от почетной стражи, возьми ее завтра! Кони, которых ты отпустил на Рубиконе – не едят ничего и плачут, это знак Богов! Завтра ты умрешь!
В соседней комнате послышались сдавленные рыдания. Кальпурия снова плакала. Во сне.
Цезарь поморщился.
- Знаю я все, Брут. И про тебя знаю! Но ты не лишился мужества, придя ко мне сегодня! Неужели ты меня считаешь ниже себя – трусом?!??!? Неужели ты хочешь, чтобы я сбежал или показал, что боюсь? Да! Я догадываюсь, что ты принес! Давай яд сюда.
Цезарь протянул руку.
Брут медленно подал ему каменный флакон. Отступил, уронил голову.
Повисло молчание. Цезарь рассматривал серые грани емкости. Грани плясали в свете факелов, превращаясь в завитки. И ничего не говорили. Ничего.
- Знаю я, почему меня хотят убить, сын мой. Власть. Все эти рассказы о том, что Сенат вечен в своем правлении – не более, чем желание вкусно доить провинции.
Я не помню, чтобы они пеклись о государстве, только о своем брюхе! Моя жизнь дорога этому государству, которое я, слышишь – я создаю! Эти глупцы не понимают, что без меня они скоро будут резать друг друга, выхватывая жирные куски из рук упавших!
- Отец, но их много! Больше пяти дюжин!
- Молчи! Меня все равно больше! Со мной не только народ, но и Боги! Иначе они не стали бы мне указывать на всех заговорщиков!
Завтра я поговорю со всеми вами. Ваши мечи против моих слов – посмотрим, кто сильнее. Ты встанешь за моей спиной, Брут?
- Да, Цезарь. Я сделаю, как ты хочешь.
- Я не боюсь. Я ничего не боюсь. Достигнув почти всего, что было задумано, неужели я остановлюсь в шаге от величия? Неужели горстка негодяев сможет мне помешать?
Брут ушел.
Цезарь снова долго смотрел на флакон. Потом резко отставил его в сторону.
- Ну что же. Мечта стоит, чтобы за нее сражаться. Мечем, словами, верой. Большой мир, большое государство, десятки провинций, и над всем миром – Рим! Вечность! Но это – Цезарь потряс флаконом – только для малодушных! Не для Цезаря. Слабые долго не живут!
А долго ли живут сильные?
…Что, пора уже, светает?
Заходи, мы будем рады.
Сильным - яда из флакона
Мне бы слабость, я б тогда-бы
Не стоял у Рубикона..
- Аве, Цезарь!
- Брут? Ты чего так поздно? Я уже допил кувшин! Принести приказать еще?
- Да, мой Цезарь. Я тоже тебе принес…
- О! Подарок на ночь! Я люблю подарки! Эй, вы там! Принесите еще два кувшина мне и другу!
- Другу…Может все таки – сыну? Цезарь, у меня есть две новости, и, кажется, обе не слишком подарочные. Ты готов выслушать от друга - плохие?
- Брут, ты меня расстраиваешь! Такой замечательный день! Львы сегодня были в ударе! Никто из них не умер! Жалко. Что рабы так быстро закончились, жаль…
- Садись, Цезарь и слушай. Тебя хотят убить. Завтра.
- О, Брут, что опять? Давай мы казним этих недоношенных сынов гиены прямо сейчас! Как хорошо, что ты это сказал сегодня, а то завтра у меня другие планы. В Македонию нужно, сам знаешь. Да еще выступать перед этими... Убийцами моими! Может лучше их в жертву принести? Цезарь ухмыльнулся.
- Отец. Я помню, ты меня простил. Я тебе должен. Ты отказался от почетной стражи, возьми ее завтра! Кони, которых ты отпустил на Рубиконе – не едят ничего и плачут, это знак Богов! Завтра ты умрешь!
В соседней комнате послышались сдавленные рыдания. Кальпурия снова плакала. Во сне.
Цезарь поморщился.
- Знаю я все, Брут. И про тебя знаю! Но ты не лишился мужества, придя ко мне сегодня! Неужели ты меня считаешь ниже себя – трусом?!??!? Неужели ты хочешь, чтобы я сбежал или показал, что боюсь? Да! Я догадываюсь, что ты принес! Давай яд сюда.
Цезарь протянул руку.
Брут медленно подал ему каменный флакон. Отступил, уронил голову.
Повисло молчание. Цезарь рассматривал серые грани емкости. Грани плясали в свете факелов, превращаясь в завитки. И ничего не говорили. Ничего.
- Знаю я, почему меня хотят убить, сын мой. Власть. Все эти рассказы о том, что Сенат вечен в своем правлении – не более, чем желание вкусно доить провинции.
Я не помню, чтобы они пеклись о государстве, только о своем брюхе! Моя жизнь дорога этому государству, которое я, слышишь – я создаю! Эти глупцы не понимают, что без меня они скоро будут резать друг друга, выхватывая жирные куски из рук упавших!
- Отец, но их много! Больше пяти дюжин!
- Молчи! Меня все равно больше! Со мной не только народ, но и Боги! Иначе они не стали бы мне указывать на всех заговорщиков!
Завтра я поговорю со всеми вами. Ваши мечи против моих слов – посмотрим, кто сильнее. Ты встанешь за моей спиной, Брут?
- Да, Цезарь. Я сделаю, как ты хочешь.
- Я не боюсь. Я ничего не боюсь. Достигнув почти всего, что было задумано, неужели я остановлюсь в шаге от величия? Неужели горстка негодяев сможет мне помешать?
Брут ушел.
Цезарь снова долго смотрел на флакон. Потом резко отставил его в сторону.
- Ну что же. Мечта стоит, чтобы за нее сражаться. Мечем, словами, верой. Большой мир, большое государство, десятки провинций, и над всем миром – Рим! Вечность! Но это – Цезарь потряс флаконом – только для малодушных! Не для Цезаря. Слабые долго не живут!
А долго ли живут сильные?
…Что, пора уже, светает?
Заходи, мы будем рады.
