Боялся.....
Вспоминая сейчас случай, происшедший год назад, я могу лишь сожалеть о чрезмерной поспешности, с которой оказался его невольным участником. Невольным ли? Тогда мне казалось именно так. Тогда... поздним вечером позднего июня в пустом вагоне метро, на долгом перегоне от "Университета" до "Спортивной". В остывающем, постепенно приходящем в себя после изнурительной жары, городе.
Я зашел в пустой вагон на конечной, сел с краю, у окна, выходящего на платформу. И до "Университета" ехал в полном одиночестве пока машинист не открыл двери, впуская запоздавшего пассажира. Вернее, пассажирку.
Ей было около тридцати: невыразительное лицо, простая одежда: белая блузка и бежевая юбка до колен; на ногах белые же "лодочки". Их цоканье и услышал я в мертвенной тиши станции, когда распахнулись двери. Женщина зашла, поправляя выбившиеся из пучка каштановые пряди волос, липнувшие к разгоряченному лицу. Двери захлопнулись тотчас, и нас понесло в темноту.
Я поднялся и подошел к ней: мне было скучно, вечеринка, с которой я возвращался, закончилась непозволительно быстро, я все еще был в том беззастенчивом весельи, не растраченном вовремя на друзей и подруг.
Позвольте предложить вам место, произнес я, приветливо улыбнувшись. Поезд дернулся, ускоряясь, и меня бросило к женщине. Мгновение я схватился за поручни, накрыв ее, лишенные колец, пальцы, ладонью. Электрический разряд прошел меж нами, поезд снова дернуло, рука сорвалась, я обнял, не схватился, а именно обнял спутницу и прижал к себе. Ошеломленная произошедшим, женщина молчала. Рука ее по-прежнему держалась за поручень, другая... не знаю, но оттолкнуть меня она не пыталась, лишь отвернула лицо. Не пыталась и отстраниться, впрочем, позади была стена, отстраняться некуда, некого и позвать. Хотя... кажется, она просто ждала.
Моя рука скользнула по бедру, вернулась, задирая юбку, сминая шелковые покровы. Поползли вниз белые колготы с широкой ластовицей женщина по-прежнему держалась за поручень, все так же отворачиваясь. Бледное прежде, ее лицо сейчас покрылось багровыми пятнами.
Трусиков на ней не было; я не удивился жарко. Колготы упали на пол, женщина расставила ноги, стараясь держаться устойчивей в мотавшемся вагоне, и я вошел в ее белый плен. В этот миг вагон дернуло, я покачнулся, и она вцепилась в мой пояс свободной рукой. И глубоко вздохнула, почувствовав в себе мое присутствие.
Прическу не трогай, это была единственная фраза, произнесенная ей за все время нашей встречи. Я отвел руки от лица. Поезд сильно трясло, я старался попасть в такт его движению, соизмерить его толчки со своими, удавалось это плохо, и тогда она, коснувшись свободной рукой волос, положила мою голову себе на грудь. Немедленно я почувствовал трепет ее сердца под тонкой тканью блузки, коснулся прохладной кожи губами. Груди отвердели, целуя их, я наклонялся ниже; треснула и оторвалась пуговица, и в этот миг я коснулся языком соска. Женщина всхлипнула, изогнувшись еще сильнее; ее рука по-прежнему держалась за поручень, удерживая наши соединившиеся тела в дергавшемся составе, содрогавшиеся от моего едва сдерживаемого желания. Еще немного... ее кожа пахла лавандой... и я впитывал этот запах, покусывал соски, чувствуя как ее колени трутся о мои брюки, как она плотнее сжимает губы: глаза были закрыты, лицо обращено вверх, а сердце трепетало, ожидая совсем скорой развязки, сливаясь с тарахтением поезда, пот заливал лицо, капал на ее грудь. И когда состав замедлил бег, мое желание выхлестнулось, женщина вскрикнула следом за мной, ее рука, державшаяся за поручень, соскользнула, мы едва не упали на сиденье....
А потом... она оттолкнула меня, выгоняя из белого плена, нагнулась, натягивая колготы. Я наклонился следом, но она отвернулась, стремительно поднялась, лицом уткнувшись в стекло, и не оборачивалась боле. А едва двери открылись, быстро покинула вагон, затерялась среди массивных колонн. Двери тотчас захлопнулись. И тут я заметил отсутствие в кармане брюк бумажника.
Через два дня она позвонила мне, по номеру указанному в визитке, напомнила о моей потере. Я не решился встретиться с ней снова, оборвал разговор на середине. Назавтра она перезвонила мне, а затем еще раз. Я внес номер ее телефона в "черный список", тогда она стала звонить мне из таксофонов, напоминая о себе и, я всякий раз вздрагивал, с искренним желанием о нашей встрече. Последний раз она сказала, что непременно должна встретится со мной там, внизу; трубка выпала из разжавшихся пальцев и загудела коротко.
Вскоре я переехал в другой конец города. И хотя прошел год с того единственного в моей жизни случая в позднем метро, я по-прежнему опасаюсь спускаться под землю. Боюсь опять встретиться с ней, но еще больше боюсь с ней снова расстаться.
Я зашел в пустой вагон на конечной, сел с краю, у окна, выходящего на платформу. И до "Университета" ехал в полном одиночестве пока машинист не открыл двери, впуская запоздавшего пассажира. Вернее, пассажирку.
Ей было около тридцати: невыразительное лицо, простая одежда: белая блузка и бежевая юбка до колен; на ногах белые же "лодочки". Их цоканье и услышал я в мертвенной тиши станции, когда распахнулись двери. Женщина зашла, поправляя выбившиеся из пучка каштановые пряди волос, липнувшие к разгоряченному лицу. Двери захлопнулись тотчас, и нас понесло в темноту.
Я поднялся и подошел к ней: мне было скучно, вечеринка, с которой я возвращался, закончилась непозволительно быстро, я все еще был в том беззастенчивом весельи, не растраченном вовремя на друзей и подруг.
Позвольте предложить вам место, произнес я, приветливо улыбнувшись. Поезд дернулся, ускоряясь, и меня бросило к женщине. Мгновение я схватился за поручни, накрыв ее, лишенные колец, пальцы, ладонью. Электрический разряд прошел меж нами, поезд снова дернуло, рука сорвалась, я обнял, не схватился, а именно обнял спутницу и прижал к себе. Ошеломленная произошедшим, женщина молчала. Рука ее по-прежнему держалась за поручень, другая... не знаю, но оттолкнуть меня она не пыталась, лишь отвернула лицо. Не пыталась и отстраниться, впрочем, позади была стена, отстраняться некуда, некого и позвать. Хотя... кажется, она просто ждала.
Моя рука скользнула по бедру, вернулась, задирая юбку, сминая шелковые покровы. Поползли вниз белые колготы с широкой ластовицей женщина по-прежнему держалась за поручень, все так же отворачиваясь. Бледное прежде, ее лицо сейчас покрылось багровыми пятнами.
Трусиков на ней не было; я не удивился жарко. Колготы упали на пол, женщина расставила ноги, стараясь держаться устойчивей в мотавшемся вагоне, и я вошел в ее белый плен. В этот миг вагон дернуло, я покачнулся, и она вцепилась в мой пояс свободной рукой. И глубоко вздохнула, почувствовав в себе мое присутствие.
Прическу не трогай, это была единственная фраза, произнесенная ей за все время нашей встречи. Я отвел руки от лица. Поезд сильно трясло, я старался попасть в такт его движению, соизмерить его толчки со своими, удавалось это плохо, и тогда она, коснувшись свободной рукой волос, положила мою голову себе на грудь. Немедленно я почувствовал трепет ее сердца под тонкой тканью блузки, коснулся прохладной кожи губами. Груди отвердели, целуя их, я наклонялся ниже; треснула и оторвалась пуговица, и в этот миг я коснулся языком соска. Женщина всхлипнула, изогнувшись еще сильнее; ее рука по-прежнему держалась за поручень, удерживая наши соединившиеся тела в дергавшемся составе, содрогавшиеся от моего едва сдерживаемого желания. Еще немного... ее кожа пахла лавандой... и я впитывал этот запах, покусывал соски, чувствуя как ее колени трутся о мои брюки, как она плотнее сжимает губы: глаза были закрыты, лицо обращено вверх, а сердце трепетало, ожидая совсем скорой развязки, сливаясь с тарахтением поезда, пот заливал лицо, капал на ее грудь. И когда состав замедлил бег, мое желание выхлестнулось, женщина вскрикнула следом за мной, ее рука, державшаяся за поручень, соскользнула, мы едва не упали на сиденье....
А потом... она оттолкнула меня, выгоняя из белого плена, нагнулась, натягивая колготы. Я наклонился следом, но она отвернулась, стремительно поднялась, лицом уткнувшись в стекло, и не оборачивалась боле. А едва двери открылись, быстро покинула вагон, затерялась среди массивных колонн. Двери тотчас захлопнулись. И тут я заметил отсутствие в кармане брюк бумажника.
Через два дня она позвонила мне, по номеру указанному в визитке, напомнила о моей потере. Я не решился встретиться с ней снова, оборвал разговор на середине. Назавтра она перезвонила мне, а затем еще раз. Я внес номер ее телефона в "черный список", тогда она стала звонить мне из таксофонов, напоминая о себе и, я всякий раз вздрагивал, с искренним желанием о нашей встрече. Последний раз она сказала, что непременно должна встретится со мной там, внизу; трубка выпала из разжавшихся пальцев и загудела коротко.
Вскоре я переехал в другой конец города. И хотя прошел год с того единственного в моей жизни случая в позднем метро, я по-прежнему опасаюсь спускаться под землю. Боюсь опять встретиться с ней, но еще больше боюсь с ней снова расстаться.
