СВАХА...

Разговор тут пойдет вот о чем. Мне теперь кажется, что мадам Гоменбашен занималась еще и сватовством. Просто так вспоминается. Когда мне было лет шесть-семь, мамины друзья да подруги как-то кучно, что ли, переженились между собой. И на всех свадьбах присутствовала мадам в неизменном коричневом платье, с неизменным же гребнем в прямых коротких и седых волосах. За нее даже пили…

На эти свадьбы родители были вынуждены брать меня с собой. Просто не на кого оставить. Бабушки уже не было. А я… Ну, в общем, оставлять меня одного было делом опасным… Особенно после того, как я вытащил из ящика буфета – естественно, запертого - но для кого это преграда? – папин наградной ТТ и пошел разбираться с одним вредным до чрезвычайности стариком из нашего двора. Вы его, наверное, знаете.

Нет еще? Но это же потеря квалификации!

Придется вставить «свои двадцать копеек».

Так вот…

- На войне стреляют? – как-то спросил я отца.

- Бывает! – засмеялся папа.

- Значит, и сейчас война! – убедился, причем довольно громко, я.

- С чего ты это взял?

- Так стреляют же! Каждый день…

- Кто?

Тут я прикусил язык. Не стану же рассказывать, что старшие ребята прорыли лаз в развалке напротив. Прямо в подвалы. А там оружия… Короче, в парке Шевченко такие стрельбы устраивали. А меня не брали. Мал. Обидно же!

Впрочем, у меня были виды на отцовский пистолет, запертый в ящике буфета. Я часто ходил, если можно так сказать, кругами, соображая, как туда пробраться. И сообразил! Нужда заставила!

В тот день, вернее, вечер, Межбижер больно-больно отодрал меня за ухо. Ни за что. Это не я кинул дымучку-вонючку в кабинку уборной, где он задержался. Поэтому и не убегал. Гулял себе неподалеку, предвкушая удовольствие. И получил… Вцепился ошалевший гад мне в ухо.

- За что? – орал я.

- Будешь знать! – тупо отвечал он.

Вырвавшись наконец, я произнес одно слово:

- Убью!

И побежал домой. Дома я выгреб из нижней части буфета посуду и какие-то коробки, залез туда сам и просунул руку в зазор между верхней кромкой ящика и столешницей.

Есть!

Схватив оружие, понесся во двор. Враг еще не ушел. И он был один.

- Ну что, гад, - молвил я совсем по-книжному, - рассчитаемся?

Это, наверное, было смешно: шестилетний пацан с пистолетом в руке.

- Убивают! – завопил Межбижер.

Пришлось нажать на курок. А он не нажался. А Межбижер удрал.

Я поплелся домой положить оружие на место. Это, конечно, было бесполезно, но я глупо надеялся, что все обойдется.

Не обошлось!

Совсем поздно к отцу, уже когда я во всем сознался, наревелся и пошел спать, пришел участковый. Они долго сидели на кухне, пили далеко не чай, вспоминали фронт и всякие нехорошие слова.

- Пойми! Я сделаю, что могу! – говорил участковый. - Но эта старая сволочь…

- Сам его пристрелю! Вместо сына! – ярился папа.

В общем, мадам Гоменбашен была призвана и отправлена на переговоры. Кончились они моим домашним арестом, стрижкой наголо и огромной взяткой Межбижеру.

Пистолет тоже исчез. Навсегда!

Пришлось мне вести подконвойную жизнь. Аж до тех пор, пока в доме не появилась домработница. Это было отдельное горе, но не о том речь.

Единственным преимуществом такой тяжелой жизни было то, что родители были вынуждены таскать меня за собой. В гости, в кино, просто гулять…

Так вот о свадьбах. Я помню штук шесть. В войну многие остались без семей. Кто-то потерял мужа, кто-то жену… В мамипапиной компании воевали все мужчины – понимаете – все! – и частично женщины. Тетя Верочка, которую я никогда не видел, но часто навещал с родителями ее маму, была снайпером и погибла… А тетя Соня Кушнир - военврачом, и орденов у нее было даже больше, чем у папы. Тетя Соня тоже как-то быстро умерла. Странно, но я ее и посейчас помню. И лицо, и голос тихий-тихий.

Увы, было много одиноких мужчин и женщин. И когда я их вспоминаю… Да-да, только вспоминаю, рядом сразу вспоминается мадам Гоменбашен.

Была ли она бескорыстна? Не знаю. Думаю, что да. Конечно, ей дарили какие-то вещи, подкармливали… Но много ли надо одинокой старухе. Наверное, чтоб рядом были люди, понятные и понимающие.

Я старше почти всех детей друзей моих родителей на пять-семь-восемь лет. И в том, что они появились на свет, заслуга старой старухи мадам Гоменбашен.

Я.С.