Лепила бурятские позы после обеда. Мелкая сенсорика, голова в отключке. А вчера - японские пельмени гёнза. Ну как "в отключке", кое-какие ассоциации всё же рождались. Япошечки напомнили мне словечко из " Лолиты" Набокова. А пошаговка лепки поз - сказку Пушкина про Гвидошу и , ( внимание! ) - Мэри Поппинс.
В культур-мультурное пространство бурятские позы впервые нагрянули через посредство фильма Герасимова "У озера". Василий Шукшин отвёз юную Наталью Белохвостикову в Култук( у меня там много родни) и там учил её как употреблять позы что пальчики оближешь. Поза формируется в тридцать три защипа, отсюда ассоциация с пушкинскими морпехами и столькми же коровами в исполнении Стояна.
А гёдза из кальмаровой начинки я обычно готовлю в горшочке(томлю), замуровав лепёшкой, в помпейской печи.
А про слово из волшебного словарика Набокова я чот стесняюсь.)
Я раньше, как манты, в мантушнице на парУ готовила. С чем бы сравнить? Всё же есть разница, как в бане с "сухим" и "мокрым" паром. Сухой жар помпейской или русской печи мне предпочтительней. Ритуальнее что ли, Есть чайная церемония, а есть чайный пакетик и общепитовский "бочковой" кофе. Я могу себе позволить жить не спеша и не кувырком, а задумчиво, на третьей пониженной скорости. Ведь скорость как бы заштриховывает окружающий мир.
Бурятские позы ("буузы"на их языке)ещё готовили в фильме "Берегите женщину".
По форме символизируют юрту - бурятское жилище с отверстием - дымоходом вверху. Это отверстие защипывается по кругу тридцатью тремя складочками из теста для семейного счастья и благополучия. Фарш изготавливается таким образом, чтоб внутри буузы при готовке на пару образовался бульон.
Принцип поедания таков: откусить-выпить бульон - и потом есть.
Причём брать буузу необходимо руками.
Вкусно невероятно.
А ведь точно похожа поза на юрту-монголье, и такого же серо-пельменного цвета. А мене поза напомнила (вид сверху) спиральную копию Галлактики)).
А в юрте я ночувала, из грубого войлока карлыка(яка), тепло и уютно, как в огромном валенке.
А вот ниппонцкий Piльмешик гёдза напоминает мне нежное "устице" набоковской Лолиты. На этом слове великий писатель спалился, вынырнув на миг из личины скотины Гумберта.