Александр Хочинский
Есть люди, которые могут протянуть руку и просто взять чужое сердце. Легко. Вот, он такой.
Вот считают же, что бог создал человека по своему образу и подобию. Изначально так и было, наверное, но вот кажется, что Адам после Евы много, кого, перепробовал. Есть люди, смахивающие на кроликов или каких-то грызунов; есть тощие и злющие, словно насекомые; есть физически сильные, добродушные увальни флегматичного склада; есть, словно гиены, вечно доедающие за хищниками. В некоторых случаях вообще кажется, что прародитель и флорой не брезговал: попадается, что вроде как физически человек, но совсем деревянный, что ли: даже если плохо, будет страдать, терпеть, но вот выдрать корни из земли и пошагать - не судьба, не дано: растение оно. Нарастит разве что кору потолще...
Хочинский же именно того склада, который люблю особенно, преданно, с детства любя цыганские романсы, эту удаль, душу, открытую всему, и всё понимающую.
Нравятся его откровенные, жгучие глаза, тембр голоса. Всё в нем так, ни капли фальши. В такого невозможно влюбиться: можно лишь вдруг вспомнить, что любила его всегда. Мало таких людей, единицы. Но ведь есть. Всё-таки есть...
Он рано постарел, и рано умер, от остановки сердца. Скромное надгробие, могила на двоих с женой. Но помнить хочется его ещё молодым, красивым, весёлым, каким он был в Бумбараше: "- Ой, куда мне деться? Дайте оглядеться!"
Вот считают же, что бог создал человека по своему образу и подобию. Изначально так и было, наверное, но вот кажется, что Адам после Евы много, кого, перепробовал. Есть люди, смахивающие на кроликов или каких-то грызунов; есть тощие и злющие, словно насекомые; есть физически сильные, добродушные увальни флегматичного склада; есть, словно гиены, вечно доедающие за хищниками. В некоторых случаях вообще кажется, что прародитель и флорой не брезговал: попадается, что вроде как физически человек, но совсем деревянный, что ли: даже если плохо, будет страдать, терпеть, но вот выдрать корни из земли и пошагать - не судьба, не дано: растение оно. Нарастит разве что кору потолще...
Хочинский же именно того склада, который люблю особенно, преданно, с детства любя цыганские романсы, эту удаль, душу, открытую всему, и всё понимающую.
Нравятся его откровенные, жгучие глаза, тембр голоса. Всё в нем так, ни капли фальши. В такого невозможно влюбиться: можно лишь вдруг вспомнить, что любила его всегда. Мало таких людей, единицы. Но ведь есть. Всё-таки есть...
Он рано постарел, и рано умер, от остановки сердца. Скромное надгробие, могила на двоих с женой. Но помнить хочется его ещё молодым, красивым, весёлым, каким он был в Бумбараше: "- Ой, куда мне деться? Дайте оглядеться!"