Бубу. Ударение на 2-й слог.
:)
Сестру Бубу боялись все, но не показывали вида. Её преследовала свита: сварливый замшевый кисет, зубастый синий саквояж, ковер по имени Рикардо, в боях захваченная карта и пропуск на нудистский пляж. Когда она ломилась в дом, дом не по-детски напрягался. У сувенирного Пегаса с невдохновляюшим хвостом случалась лёгкая хандра, что отражалось на поэтах. Толкаясь, прятались в газетах междоусобные ветра. Сестра Бубу была проста и феерична, как премьера. Вот доказательство, к примеру: она глядела на кота — кот погружался в некий транс, жевал капусту, пах нектаром. За неимением гитары Бубу играла в преферанс.
Потом, со временем уже мы все освоили науку морзянки, кодового стука, таких чудес на вираже, таких затейливых тенет, такого хитрого прима, как будто нет хозяев дома. Чего уж там — и дома нет. А если угол, что с того: галлюцинация, вестимо. Любимый кот — отличный стимул. Но приближалось Рождество. Пока варили холодец, Бубу пришла. В её команде остались похититель мантий, два разбивателя сердец. Библиофил. Пускай один. Решил: Бубу, возможно, книга, в которой кроется интрига. Под щебетание гардин поели. Три-четыре дня.
Угомонив библиофила, Бубу нахально заявила: она нам типа не родня.
Кино и немцы, срам и стыд, война и мир, пером и шпагой. Мы с ней возились, с бедолагой, хотя немного жгли мосты. Короче, выразили "фу". Бубу сказала: вы поймите. Меня придумал дядя Митя (и поселил меня в шкафу). Жила в шкафу, смотрела моль, была нормальная галоша. Извлк наружу дядя Лша (свистит на грани си-бемоль). Ну, дальше, значит, понеслась. Примкнула целая колонна: тень короля одеколона, глубокомысленный карась, изобретатель лунных фаз, сюртук с худыми рукавами.
Давно придуманные вами. Давно забывшие о вас.
Теперь настала благодать. Сестру Бубу мы привечаем. Даем конфеты, поим чаем. Досадно — вкус не передать. На город снежную крупу роняет небо. Мы хохочем. Но дядя Митя, между прочим, признался — брат есть у Бубу.
(любимая ВедЬма Н.З.)
Сестру Бубу боялись все, но не показывали вида. Её преследовала свита: сварливый замшевый кисет, зубастый синий саквояж, ковер по имени Рикардо, в боях захваченная карта и пропуск на нудистский пляж. Когда она ломилась в дом, дом не по-детски напрягался. У сувенирного Пегаса с невдохновляюшим хвостом случалась лёгкая хандра, что отражалось на поэтах. Толкаясь, прятались в газетах междоусобные ветра. Сестра Бубу была проста и феерична, как премьера. Вот доказательство, к примеру: она глядела на кота — кот погружался в некий транс, жевал капусту, пах нектаром. За неимением гитары Бубу играла в преферанс.
Потом, со временем уже мы все освоили науку морзянки, кодового стука, таких чудес на вираже, таких затейливых тенет, такого хитрого прима, как будто нет хозяев дома. Чего уж там — и дома нет. А если угол, что с того: галлюцинация, вестимо. Любимый кот — отличный стимул. Но приближалось Рождество. Пока варили холодец, Бубу пришла. В её команде остались похититель мантий, два разбивателя сердец. Библиофил. Пускай один. Решил: Бубу, возможно, книга, в которой кроется интрига. Под щебетание гардин поели. Три-четыре дня.
Угомонив библиофила, Бубу нахально заявила: она нам типа не родня.
Кино и немцы, срам и стыд, война и мир, пером и шпагой. Мы с ней возились, с бедолагой, хотя немного жгли мосты. Короче, выразили "фу". Бубу сказала: вы поймите. Меня придумал дядя Митя (и поселил меня в шкафу). Жила в шкафу, смотрела моль, была нормальная галоша. Извлк наружу дядя Лша (свистит на грани си-бемоль). Ну, дальше, значит, понеслась. Примкнула целая колонна: тень короля одеколона, глубокомысленный карась, изобретатель лунных фаз, сюртук с худыми рукавами.
Давно придуманные вами. Давно забывшие о вас.
Теперь настала благодать. Сестру Бубу мы привечаем. Даем конфеты, поим чаем. Досадно — вкус не передать. На город снежную крупу роняет небо. Мы хохочем. Но дядя Митя, между прочим, признался — брат есть у Бубу.
(любимая ВедЬма Н.З.)