блаженный дурак
Говорили ему — не ходи туда, не дыши. Там соломенный ветер, зачахшие
камыши, серо-бурая тина, хвостатая мелюзга. Там осока лихая и страшная
льнёт к ногам. Там лягушек раззявленный рёв, комаров каскад, и утопцы
гнилые ведут и ведут рассказ. Голоса как услышишь — запрячься под
лопушок. А чего дураку хорониться. Дурак пошёл. Дураки ведь — они дураки
и сейчас, и встарь.
Говорили — добычу-де ловит болотный царь. Ковыряет в зубах, и совсем никого кругом. Станешь серой плотвичкой, ныряющим поплавком. Извиваться начнёшь, как на остром крючке мотыль. Говорили ему, а его уже след простыл.
Умоляли же, ну — не твоё это, не твоё.
Примостился на кочке, болоту сидит-поёт.
— До чего же прекрасно лягушки твои трубят, а какие кувшинки красивые у тебя. Я бы тут поселился и жизнь бы с тобой связал.
Обернулась вода синевой дураку в глаза.
Говорили ему — не ходи в бурелом, не смей. Там голодные волки, полно ядовитых змей. Там огромный медведь, девки бают, что людоед. Земляники кровавая тьма, а души там нет. Филин ухает ночью, кричит вороньё беду. Огоньки над землёй — завлекут тебя, заведут. Чтоб не видеть проклятых — залезь целиком в мешок. А дурак — он рубаху как латы, и вновь пошёл. Дураки ведь — они дураки и тогда, и впредь. Говорили — по лесу гулять обожает смерть. У нее есть корзинка, в корзинке лежат сердца. Зинчик-зинчик, присядь на мизинчик, уважь творца.
Станешь хрустнувшим крылышком, кукольной головой. Говорили ему — а ему хоть кричи, хоть вой.
Вон стоит на горе, обнимает столетний дуб.
— Наконец-то нашёл, уже думал, что не найду. Как силён, как шершава кора, не сочти за лесть.
Я остался бы здесь, если примешь меня, мой лес, если сдался чудесным краям ненормальный тип.
Идёт дальше дурак и стрекочет, и шелестит.
Говорили ему — а на небо тебе никак. Там, на небе, один демиург отлежал бока. Отлежал облака, чуешь, дождь зарядил теперь. И прострел в пояснице как молния, верь-не-верь. А придёт кто к нему да и спросит, мол, чем богат, он без всяких чаёв и пиров отправляет в ад. Не по злобе, конечно, веками заведено. Если знаешь, что скоро гроза — закрывай окно. Лечат, лечат придурков, не вылечат до поры.
Улыбнулся дурак и пошире окно открыл, только пальцем худым по стеклу отбивает ритм. Говорили ему, а он сам уже говорит, прерываясь на смех, и смешинки его из льна.
И наполнился небом дурак от ушей до дна, и заполнился богом от маковки от плеча.
Люди ходят к нему и молчат ему, и молчат.
(СвирелЬ)
Говорили — добычу-де ловит болотный царь. Ковыряет в зубах, и совсем никого кругом. Станешь серой плотвичкой, ныряющим поплавком. Извиваться начнёшь, как на остром крючке мотыль. Говорили ему, а его уже след простыл.
Умоляли же, ну — не твоё это, не твоё.
Примостился на кочке, болоту сидит-поёт.
— До чего же прекрасно лягушки твои трубят, а какие кувшинки красивые у тебя. Я бы тут поселился и жизнь бы с тобой связал.
Обернулась вода синевой дураку в глаза.
Говорили ему — не ходи в бурелом, не смей. Там голодные волки, полно ядовитых змей. Там огромный медведь, девки бают, что людоед. Земляники кровавая тьма, а души там нет. Филин ухает ночью, кричит вороньё беду. Огоньки над землёй — завлекут тебя, заведут. Чтоб не видеть проклятых — залезь целиком в мешок. А дурак — он рубаху как латы, и вновь пошёл. Дураки ведь — они дураки и тогда, и впредь. Говорили — по лесу гулять обожает смерть. У нее есть корзинка, в корзинке лежат сердца. Зинчик-зинчик, присядь на мизинчик, уважь творца.
Станешь хрустнувшим крылышком, кукольной головой. Говорили ему — а ему хоть кричи, хоть вой.
Вон стоит на горе, обнимает столетний дуб.
— Наконец-то нашёл, уже думал, что не найду. Как силён, как шершава кора, не сочти за лесть.
Я остался бы здесь, если примешь меня, мой лес, если сдался чудесным краям ненормальный тип.
Идёт дальше дурак и стрекочет, и шелестит.
Говорили ему — а на небо тебе никак. Там, на небе, один демиург отлежал бока. Отлежал облака, чуешь, дождь зарядил теперь. И прострел в пояснице как молния, верь-не-верь. А придёт кто к нему да и спросит, мол, чем богат, он без всяких чаёв и пиров отправляет в ад. Не по злобе, конечно, веками заведено. Если знаешь, что скоро гроза — закрывай окно. Лечат, лечат придурков, не вылечат до поры.
Улыбнулся дурак и пошире окно открыл, только пальцем худым по стеклу отбивает ритм. Говорили ему, а он сам уже говорит, прерываясь на смех, и смешинки его из льна.
И наполнился небом дурак от ушей до дна, и заполнился богом от маковки от плеча.
Люди ходят к нему и молчат ему, и молчат.
(СвирелЬ)