Если вы меня спросите...
Если вы меня спросите — за какого Владимира я: Путина или Зеленского, то я отвечу: я — за...
Просто вспомнилось:
Дело было во второй половине 80-х, горбачевская перестролка была в разгаре, и уже чувствовались некоторые свободы по сравнению с «застоем».
Кто-то уже имел возможность съездить в гости к заграничным родственникам, наличия которых уже можно было не бояться.
В какой-то день я тружусь себе спокойно на работе, как вдруг меня вызвали в кабинет начальника.
Но в кабинете вместо начальника меня ждал улыбающийся товарищ майор в штатском.
После дежурных фраз он спрашивает:
— А что вы можете рассказать про ваших соседей ХХХ ?
Да, рядом с нами жило многочисленное еврейское семейство ХХХ, состоящее из кучи народу четырех разных поколений. Я включаюсь в игру "дебильный вопрос - дебильный ответ".
— Ну, шумные все, неаккуратные, дети вечно сопливые бегают, орут...
— А что вы можете сказать про Григория?
Гриша, худощавый и бородатый, был очень похож на Теодора Герцля с израильских прочтовых марок, которые уже начали появляться в наших краях.
— Про Григория, — говорю, — только хорошее. Всегда аккуратный, вежливый, приветливый.
— А с кем он встречается, не замечали?
— Нет. Я не любопытный.
— А кто к нему в гости ходит, не обращали внимания?
— Нет. Мало ли кто к ним ходит, семья-то большая.
— А вы знаете, что Григорий... — он сделал мхатовскую паузу. Потом со значением так выдал: — СИОНИСТ?
«Ну и что, я тоже сионист» — чуть не ляпнул я, но вовремя сдержался. Свобода свободой, но резолюция ООН за номером 3379, которую отменили в 91-м, еще действовала. А с советскими органами играть в жмурки было себе дороже.
Беседа та закончилась для товарища майора ничем.
Так что если вы меня спросите — за какого Владимира я: Путина или Зеленского, то я отвечу: я — за Владимира Жаботинского, Владимира Высоцкого и еще одного Владимира - моего однофамильца.
А товарищи майоры для меня уже давно не товарищи.
Просто вспомнилось:
Дело было во второй половине 80-х, горбачевская перестролка была в разгаре, и уже чувствовались некоторые свободы по сравнению с «застоем».
Кто-то уже имел возможность съездить в гости к заграничным родственникам, наличия которых уже можно было не бояться.
В какой-то день я тружусь себе спокойно на работе, как вдруг меня вызвали в кабинет начальника.
Но в кабинете вместо начальника меня ждал улыбающийся товарищ майор в штатском.
После дежурных фраз он спрашивает:
— А что вы можете рассказать про ваших соседей ХХХ ?
Да, рядом с нами жило многочисленное еврейское семейство ХХХ, состоящее из кучи народу четырех разных поколений. Я включаюсь в игру "дебильный вопрос - дебильный ответ".
— Ну, шумные все, неаккуратные, дети вечно сопливые бегают, орут...
— А что вы можете сказать про Григория?
Гриша, худощавый и бородатый, был очень похож на Теодора Герцля с израильских прочтовых марок, которые уже начали появляться в наших краях.
— Про Григория, — говорю, — только хорошее. Всегда аккуратный, вежливый, приветливый.
— А с кем он встречается, не замечали?
— Нет. Я не любопытный.
— А кто к нему в гости ходит, не обращали внимания?
— Нет. Мало ли кто к ним ходит, семья-то большая.
— А вы знаете, что Григорий... — он сделал мхатовскую паузу. Потом со значением так выдал: — СИОНИСТ?
«Ну и что, я тоже сионист» — чуть не ляпнул я, но вовремя сдержался. Свобода свободой, но резолюция ООН за номером 3379, которую отменили в 91-м, еще действовала. А с советскими органами играть в жмурки было себе дороже.
Беседа та закончилась для товарища майора ничем.
Так что если вы меня спросите — за какого Владимира я: Путина или Зеленского, то я отвечу: я — за Владимира Жаботинского, Владимира Высоцкого и еще одного Владимира - моего однофамильца.
А товарищи майоры для меня уже давно не товарищи.
