Торсионные поля, торсионная тайга, торсионные торсы.
Как-то, листая старый численник с датами посева капусты, рецептами рыбы в кляре, датами восходов-закатов и прочими интересными фактами, Имитационный Словесник наткнулся на любопытную историю про привычку писателя Виктора Гюго сочинять голым.
Когда сроки сдачи материала поджимали, Гюго раздевался, отдавал одежду слугам и строго-настрого наказывал не возвращать одежду хозяину, пока он, Виктор, не закончит писательскую работу. Такие хитрые заморочки позволяли Виктору Гюго соблюдать приличия, не гулять смело, не доделав дело, хотя очень хотелось. Полностью исключался соблазн убежать на улицу, бросив рукописи, представляете, как все ловко придумано?
Поскольку наш Нейролептический Словесник тоже в некотором смысле Виктор, хоть и не Гюго, идея "обнаженного писательства" его страшно увлекла. Тем более, даже при всем желании побегать голым по тайге - это очень плохая затея. У нас есть всего два таежных режима: очень холодно и очень гнусно. Либо ты голый замерзнешь, либо тебя до костей обглодают гнус и комары с мошкой.
Роли слуг исполняли мы с Таей. Мне вручили снятую рубашку с петухами, Тае- кальсоны и таинство книгописания началось.
Я очень стеснялась смотреть на Аполлонистого Словесника, прикрывала глаза то руками, то ресницами, то отворачивалась в угол носом в паутину. Но потом как-то нечаянно взглянулось и я тут же вспомнила, что не вскопала грядку под морковку!
Тая же не стеснялась, задумчиво пожевывая губами разглядывала самый центр словесниковой экспозиции, там , где у гераклов и дионисов лепятся листики.
-Горох. - тихо и отчетливо произнесла Тая.
-Какой горох? -оторвалась я от морковных дум.
-Завтра сварю гороховый кисель. - пояснила Тая. -Давно не ели.
И тут в избу вбежали мишеньки.
Половина мишенек завопили "Деда!", а половина "Папа!", они облепили Феноменального Словесника, начали по нему карабкаться стаей обезьян. Мишеньки были липкими, цапучими. Кажется, у кого-то был хвост, им обвивали Корнеплодного Словесника, Папу Дили Тайгаловой, за шею.
Вмешаться в возмутительное происходящее мы с Таей не успели.
Чадолюбивый Словесник завизжал, упал, начал кататься по полу, сбрасывая шалунов-мишинек, вскочил и, схватив какую-то тряпку, выбежал в тайгу.
Тряпкой оказалось платье Таи, синее, в белый горошек, очень яркое и красивое.
Ну и вот.
Кто-то случайно увидел в тайге полуголого Нарядно-Горохового Словесника в платьюшке и разболтал всему околотку.
С тех пор и пошла молва о том, что наш Маскулинный Словесник - в некотором роде Керенский, а не Виктор Гюго.
А мы с Таей потом долго отдирали липких мишинек от пола. Потом кормили их гороховым киселем.
Вот так , с помощью Виктора Гюго , можно испортить репутацию и поиметь дурную славу.
Когда сроки сдачи материала поджимали, Гюго раздевался, отдавал одежду слугам и строго-настрого наказывал не возвращать одежду хозяину, пока он, Виктор, не закончит писательскую работу. Такие хитрые заморочки позволяли Виктору Гюго соблюдать приличия, не гулять смело, не доделав дело, хотя очень хотелось. Полностью исключался соблазн убежать на улицу, бросив рукописи, представляете, как все ловко придумано?
Поскольку наш Нейролептический Словесник тоже в некотором смысле Виктор, хоть и не Гюго, идея "обнаженного писательства" его страшно увлекла. Тем более, даже при всем желании побегать голым по тайге - это очень плохая затея. У нас есть всего два таежных режима: очень холодно и очень гнусно. Либо ты голый замерзнешь, либо тебя до костей обглодают гнус и комары с мошкой.
Роли слуг исполняли мы с Таей. Мне вручили снятую рубашку с петухами, Тае- кальсоны и таинство книгописания началось.
Я очень стеснялась смотреть на Аполлонистого Словесника, прикрывала глаза то руками, то ресницами, то отворачивалась в угол носом в паутину. Но потом как-то нечаянно взглянулось и я тут же вспомнила, что не вскопала грядку под морковку!
Тая же не стеснялась, задумчиво пожевывая губами разглядывала самый центр словесниковой экспозиции, там , где у гераклов и дионисов лепятся листики.
-Горох. - тихо и отчетливо произнесла Тая.
-Какой горох? -оторвалась я от морковных дум.
-Завтра сварю гороховый кисель. - пояснила Тая. -Давно не ели.
И тут в избу вбежали мишеньки.
Половина мишенек завопили "Деда!", а половина "Папа!", они облепили Феноменального Словесника, начали по нему карабкаться стаей обезьян. Мишеньки были липкими, цапучими. Кажется, у кого-то был хвост, им обвивали Корнеплодного Словесника, Папу Дили Тайгаловой, за шею.
Вмешаться в возмутительное происходящее мы с Таей не успели.
Чадолюбивый Словесник завизжал, упал, начал кататься по полу, сбрасывая шалунов-мишинек, вскочил и, схватив какую-то тряпку, выбежал в тайгу.
Тряпкой оказалось платье Таи, синее, в белый горошек, очень яркое и красивое.
Ну и вот.
Кто-то случайно увидел в тайге полуголого Нарядно-Горохового Словесника в платьюшке и разболтал всему околотку.
С тех пор и пошла молва о том, что наш Маскулинный Словесник - в некотором роде Керенский, а не Виктор Гюго.
А мы с Таей потом долго отдирали липких мишинек от пола. Потом кормили их гороховым киселем.
Вот так , с помощью Виктора Гюго , можно испортить репутацию и поиметь дурную славу.
