Профессор Кораблев
Бодро поднявшись по ступеням, профессор Кораблев толкнул дверь университета и, не обращая внимания на приветствия коллег и студентов, поспешил вперед. Он не собирался тормозить, но металлодетектор издал противный писк, и перед Кораблевым вмиг возник невысокий и серый, как плитка в университетском туалете, охранник и, нахмурив густые брови, медленно произнес:
— Телефон, ключи, ремень положите на стол, подготовьте пропуск или документы.
— Опять за свое? — вспыхнул Кораблев, словно пропитанная бензином тряпка.
Профессор уже с утра был на взводе. Сначала кофе на себя пролил, потом заметил под днищем машины черную масляную лужу, а еще куда-то подевалась его любимая фирменная ручка-перо, которой так приятно было выводить «неуд» в зачетках всяким лентяям и бездарям. Пришлось переодеваться, записываться на диагностику, ехать в канцелярский магазин…
— Пропуск или паспорт, можно водительское удостоверение, — не меняя интонации, монотонно произнес охранник.
— Ты совсем больной? Я тебе уже в тысячный раз говорю, что ничего показывать не буду. Вон туда свои глаза направь! — показал Кораблев на Доску почета, где его огромная фотография выделялась на фоне остальных прямо по центру. — Ничего не смущает?
Старик-охранник, словно не слыша истерических выкриков профессора, продолжал преграждать путь. Но и Кораблев не мог упустить случая козырнуть авторитетом.
— Не смог в жизни ничего добиться, нормальную специальность получить, устроился на три копейки и теперь пытаешься из себя что-то изображать?
Оскорбленный страж порядка продолжал стоять молча.
— Запомните, господа студенты! — громко обратился Кораблев ко всем, кто был в зоне голосовой досягаемости, и в шумном вестибюле тотчас повисла тишина. — Если вы на лекциях вместо того, чтоб на доску смотреть, будете в свои телефоны таращиться или в блузки заглядывать однокурсницам, станете вот таким же бесхребетным, бесполезным, бесперспективным увальнем, как этот вахтер, который уже год тут работает и никак не может запомнить профессора физики в лицо! — показал он рукой на охранника.
— Я три года работаю.
— Да ты тупее, чем я думал, — обрадовался такому ответу Кораблев.
— Ключи и телефон на стол. И предъявите документы.
— На, подавись! — профессор бросил на стол телефон и ключи, а затем ткнул охраннику прямо в нос своим паспортом. — Доволен?!
— Проходите, — сделал шаг в сторону мужчина.
— Ты здесь последний день, я тебе слово даю! — не поворачивая головы, голосил Кораблев, направляясь к лестнице.
Поднявшись на третий этаж, он первым делом зарулил на кафедру, где, как обычно, в это время пил чай декан Ноздрин.
— Григорич, ты же с ректором на короткой ноге? Можешь помочь удалить охранника? — налетел с порога Кораблев на товарища.
— Как это — удалить? — поинтересовался декан, отхлебывая чай и улыбаясь новенькой секретарше, что поедала его глазами, параллельно поедая кексы.
— Буквально: удалить, убрать, уволить! Задолбал этот идиот. Он же не работает, только кроссворды свои разгадывает или пишет что-то целыми днями в тетрадку. Тупой как пробка. Зачем он вообще нужен?
— Ну… для безопасности…
— Григорич, двадцать первый век! Давно придуманы камеры с распознаванием лиц, турникеты. Если надо, можно даже турель с автонаведением установить! Мы же университет — двигатель науки! У нас студенты роботов проектируют, зачем нам старый бестолковый охранник? Я сто раз говорил: пора всё автоматизировать.
— Иваныч, остынь. Если всё автоматизировать, то где простому человеку работать?
— Учиться надо, чтобы таких вопросов не возникало. Половину профессий вроде этого вахтера давно пора упразднить, они клещи на наших шеях.
— Нельзя так, — замотал головой декан.
— Льзя, Григорич, очень даже льзя! Прогресс не остановить. Еще немного, и, увидишь, пропадут эти вахтеры, контролёры и прочие старпёры.
— Хорошо-хорошо, я тебя услышал, поговорю с ректором. Ты лучше скажи, что там с теорией?
— Я близко, — гордо сказал Кораблев и, уставившись куда-то в окно, замолк.
Прошла пара минут, прежде чем Ноздрин снова спросил:
— И что? Думаешь, получится совместить мозг и процессор?
— Не мозг, Саш, лишь определенные участки. Этого достаточно, — произнес он тихо, почти шепотом.
— Ты же понимаешь, что это невозможно? — аккуратно спросил старый друг Кораблева.
— Всё возможно, Григорич. Мир не стоит на месте. Одна лишь переменная осталась в уравнении — и всё. И я найду ее.
— Может, пронесет, а? Ну бывает же, что наследственные болезни обходят стороной…
— Это неизбежно, — замотал головой профессор. — Я не хочу сидеть и ждать сложа руки. Короче, убери вахтера, мир должен автоматизироваться. А с меня ящик коньяка, — металлическим голосом подытожил Кораблев.
— Другой разговор! — расплылся в довольной улыбке декан. — Считай, его уже нет.
Этим же вечером старого охранника Петра Семеновича Рыбку уволили по какой-то высосанной из пальца причине. За ним приехал сын и помог загрузить в машину десять коробок с какими-то бумагами: то ли кроссворды, то ли какие-то тетради в крупную клетку, которые днями напролет заполнял старик, сидя на своем посту.
Через день Кораблев, как и обещал, принес в университет ящик коньяка, и в деканате случилась громкая пьянка, по итогу которой Кораблев и смог найти ту самую переменную для своего уравнения, после того как ударился виском о писсуар. Его словно осенило. Будучи еще в стельку пьяным, профессор ворвался в свою аудиторию и начал размашисто писать на доске уравнение, а когда закончил и был удовлетворен результатом, уснул прямо на одной из парт. Разбудил его чей-то незнакомый голос.
— Филипп Иванович, просыпайтесь. Филипп Иванови-и-и-ч!
Кораблев разомкнул больные с похмелья глаза и, откашлявшись желудочным соком вперемешку с проспиртованной мокротой, спросил:
— Ты кто?
— Моя фамилия Бочкин, зовут Сергей Константинович, я из отдела безопасности «Бюро судеб». У нас ЧП.
— Чё-ё-ё? — протянул Кораблев, поднимаясь на локте. Голова гудела, к горлу подступал коньяк и переваренное канапе, которое в него весь вечер пихала методистка. — Какое, к черту, бюро судеб? Какое еще ЧП?
— Ты — наше ЧП. Скажи, уравнение помнишь? — спросил серьезным голосом незнакомец, чей облик никак не мог сформироваться в мутном взгляде профессора.
— У-рав-не-ни-е? — промямлил Кораблев, взглянув на пустую доску. И тут его как током ударило. — Где оно?! Где уравнение?! Стерли? Зачем?!
— Ага! Забыл?
— Хрена с два! Всё помню! Вот тут оно, — постучал пальцем по лбу профессор. — Не дождетесь!
— Значит, придется память стирать, — тяжело вздохнул Бочкин.
— Чё-ё-ё? С какого это перепугу? Ты кто такой?! — трезвел на глазах Кораблев.
— Я из отдела безопасности, — строго повторил мужчина. — Ты вывел формулу, которую нельзя было выводить. Рано еще. Через пятьдесят лет только можно будет. А то весь мир в труху.
— Да чего ты мне тут лапшу на уши вешаешь! Я открыл формулу! Я! — профессор показал дулю. Хрен вам, а не пятьдесят лет!
— Увы, но такие правила. Судьба не дураками написана, а компьютерами, — пожал плечами Бочкин.
— Судьба? Компьютерами? — протер текущий нос Кораблев. — Компьютеры я уважаю. Слушай, не знаю, кто ты такой, но мне эта формула нужна, иначе… Иначе еще год-два, и я начну тупеть, пока не превращусь в овощ. У меня наследственное заболевание, и оно уже начинает проявляться. Понимаешь?
— Понимаю и сочувствую. Но чему быть, того не миновать, — с этими словами Бочкин выудил из кармана своего пиджака какое-то устройство, напоминающее мобильный телефон, только тонкий, как лист бумаги. — Слушай-ка, — загадочно улыбнулся он, — тебе, похоже, повезло.
— В каком смысле? — слез наконец с парты Кораблев.
— Судя по моим данным, у вас в университете работает один из наших ведущих и, я бы даже сказал, легендарных специалистов, который всё еще считает судьбы вручную.
— Ничего не понял, — поморщился Кораблев.
— Краткий экскурс, — прочистил горло Бочкин. — До автоматизации судьбы всегда высчитывались вручную. Раньше были специально обученные люди: профессора, академики и просто талантливые специалисты, которые, исходя из данных каждой вверенной им души, высчитывали судьбы. Эти расчеты влияли потом на общий фон мироздания. Короче говоря, вот встал ты с утра, а тебе на ногу стул упал, или там машина у сама собой сломалась за ночь, к примеру.
— Бывало такое, — подтвердил Кораблев.
— Это всё начало определенной цепочки в твоей судьбе. Стул на ногу упал, а вечером ты встретился с будущей женой или, наоборот, не встретился. Ну так вот, всё это не случайности, а результат работы нескольких человек: сборщика информации о каждом клиенте, мастера, который передает данные в бюро; потом идет расчет, а после в работу включается назначенный тебе техник, который и стул подкручивает, и машину ломает, пока ты спишь.
— Я тебе не верю!
Тут Бочкин заглянул в свой гаджет и, что-то там пролистав, сказал:
— Через пять секунд тебе придет сообщение от жены. Она спросит, где ты и почему не отвез в химчистку ковер?
— Да это всё херн… — начал было Кораблев, но тут его телефон пиликнул, и на экране появилось то самое сообщение. — Быть не может! — округлились его красные глаза.
— Может. Так о чем это я? Ах да! У вас работает один из немногих людей, кто высчитывает судьбы вручную. Представляешь, один человек считает судьбы целому университету!
— Не представляю, — признался Кораблев, — нереальный объем.
— Так и человек — легенда, — подмигнул Бочкин. — Можно попробовать уговорить его подкорректировать кое-что у тебя в судьбе. Умрешь в тот же год, что и должен был, но зато в своем уме. Вообще странно, что он допустил решение этой твоей формулы… — задумался Бочкин. — Это явная ошибка в расчетах и грубое нарушение. Его же теперь могут уволить. Эх, последних спецов на компьютеры заменят. Никаких больше корректировок…
— А кто этот человек? Я его знаю? — загорелись глаза у Кораблева. — Наверное, один из наших профессоров? Я же всех их… как облупленных! А тут такая тайна, оказывается. Любопытно теперь у него или у нее расспросить обо всем. Какой же мозг! Какой размах! Только не говори, что это Ноздрин, умоляю, я же ему не прощу!
— Нет, — замотал головой Бочкин, — фамилия у него Рыбка. Петр Сергеевич.
— Понятия не имею, кто это, — фыркнул Кораблев.
— Он у вас охранником числится.
— Что-о-о?! Вахтер?! Этот любитель кроссвордов и растворимого кофе? Этот хам?! Этот, этот…
— Этот великий человек, — закончил за него Бочкин. — Он тут уже три года работает. Раньше за ним целая область числилась. Стареет… Пойдем, познакомлю. Думаю, вам будет о чем поболтать.
— Не получится, — пожевал пересохшие губы Кораблев.
— Он на больничном, что ли?
— Уволили. С моей помощью, — траурно произнес, словно зачитал приговор самому себе, профессор.
— Да ну? Наверное, у меня данные не обновились, — тыкал без конца в свое устройство Бочкин. — Ну что я могу сказать. Только то, что говорю тысячу раз на дню: не судьба! Это вообще у нас фирменный слоган, — улыбнулся он. — Значит, у вас тут уже стоит компьютер, и он высчитывает судьбы. Боюсь, его мы не уговорим, — развел мужчина руками. — Прогресс дело такое, против него не попрешь. Ладно, мне пора. Завтра ты проснешься и ничего не вспомнишь, включая свою формулу. Аривидерчи.
Сказав это, он вышел в приоткрытое окно аудитории.
Кораблев решил, что всё это ему лишь привиделось. Белая горячка, и надо бы срочно ехать прокапываться, но в душе у профессора всё равно что-то не давало покоя. Он нутром чувствовал, что всё было взаправду. И если так, то он совершил самую серьезную ошибку в своей жизни. А ведь человек просто выполнял свою работу, следовал инструкциям, требуя пропуск или документы…
Выйдя из аудитории, профессор всё острее ощущал себя виноватым, а еще формула начинала потихоньку выветриваться из головы вместе с градусами. Кажется, он понимал, что печальный конец неизбежен.
На улице уже было темно, время близилось к двум часам ночи. Кораблев подошел к машине, чтобы бросить в нее свой портфель, и тут увидел недалеко под фонарем его — охранника.
Чувствуя себя на седьмом небе от счастья, Кораблев подскочил к пожилому мужчине и пустился с жаром извиняться и объяснять, что он всё знает: и про бюро судеб, и про то, что перед ним стоит настоящая легенда, и вообще он, Кораблев, идиот и хамло.
— Вы не идиот, вы умный. Очень умный, — произнес беззлобно охранник, когда профессор закончил исповедоваться. — А мне пора на покой. Я устал, хочу отдохнуть. Но у меня для вас предложение. Я могу вам помочь избежать болезни, а заодно узнать многое о судьбе.
— Я на всё готов! — твердо заявил Кораблев, не веря собственной удаче.
— Тогда завтра вы занимаете мою должность.
— Вахтера? — поморщился Кораблев.
— С официальной работой сами решайте, — махнул рукой старик, — я имел в виду работу с судьбами, расчеты.
— Я? Считать судьбы? — испугался профессор. — Да вы что… Да это же…
— Я вас отрекомендую, как серьезного кандидата. Не переживайте. После вашей формулы это покажется ерундой. Но это не ерунда, а очень достойная и важная должность. Самая важная должность! Я не хочу, чтобы всё заграбастали компьютеры. Не доверяю я машинам, судьбы — это не только нули и единицы.
— А если я не справлюсь? — голос Кораблева дрогнул.
— Тогда весь мир в труху, — пожал плечами Рыбка, — но так даже интереснее, бодрит, знаете ли, и не дает заскучать. Ну, что скажете?
— И я проживу в сознании?
— Иначе и быть не может.
— Тогда согласен.
— Вы только будьте готовы к тому, что жизнь круто изменится. Возможно, вы даже станете изгоем из-за того, что не сможете раскрыть свою истинную миссию близким и знакомым, да и времени она отнимает уйму, почти всегда нужно что-то считать.
— Но ведь это важная работа?
— Самая важная, — кивнул охранник, — а еще очень интересная, хотя порой и выглядит как обычное разгадывание кроссвордов.
Попрощавшись, довольный Кораблев поспешил домой.
***
— Петр Сергеевич, вы же не подстроили это всё, чтобы на пенсию пораньше уйти? — спросил Бочкин, появившись из тени, когда профессор пропал из виду.
— Нет-нет, как можно. Это судьба у него такая, — хитро улыбнулся охранник.
— Ну-ну, — усмехнулся Бочкин. — Ладно, пусть работает, я и сам против всех этих автоматизаций. А тебе хорошего отдыха на пенсии.
Александр Райн
— Телефон, ключи, ремень положите на стол, подготовьте пропуск или документы.
— Опять за свое? — вспыхнул Кораблев, словно пропитанная бензином тряпка.
Профессор уже с утра был на взводе. Сначала кофе на себя пролил, потом заметил под днищем машины черную масляную лужу, а еще куда-то подевалась его любимая фирменная ручка-перо, которой так приятно было выводить «неуд» в зачетках всяким лентяям и бездарям. Пришлось переодеваться, записываться на диагностику, ехать в канцелярский магазин…
— Пропуск или паспорт, можно водительское удостоверение, — не меняя интонации, монотонно произнес охранник.
— Ты совсем больной? Я тебе уже в тысячный раз говорю, что ничего показывать не буду. Вон туда свои глаза направь! — показал Кораблев на Доску почета, где его огромная фотография выделялась на фоне остальных прямо по центру. — Ничего не смущает?
Старик-охранник, словно не слыша истерических выкриков профессора, продолжал преграждать путь. Но и Кораблев не мог упустить случая козырнуть авторитетом.
— Не смог в жизни ничего добиться, нормальную специальность получить, устроился на три копейки и теперь пытаешься из себя что-то изображать?
Оскорбленный страж порядка продолжал стоять молча.
— Запомните, господа студенты! — громко обратился Кораблев ко всем, кто был в зоне голосовой досягаемости, и в шумном вестибюле тотчас повисла тишина. — Если вы на лекциях вместо того, чтоб на доску смотреть, будете в свои телефоны таращиться или в блузки заглядывать однокурсницам, станете вот таким же бесхребетным, бесполезным, бесперспективным увальнем, как этот вахтер, который уже год тут работает и никак не может запомнить профессора физики в лицо! — показал он рукой на охранника.
— Я три года работаю.
— Да ты тупее, чем я думал, — обрадовался такому ответу Кораблев.
— Ключи и телефон на стол. И предъявите документы.
— На, подавись! — профессор бросил на стол телефон и ключи, а затем ткнул охраннику прямо в нос своим паспортом. — Доволен?!
— Проходите, — сделал шаг в сторону мужчина.
— Ты здесь последний день, я тебе слово даю! — не поворачивая головы, голосил Кораблев, направляясь к лестнице.
Поднявшись на третий этаж, он первым делом зарулил на кафедру, где, как обычно, в это время пил чай декан Ноздрин.
— Григорич, ты же с ректором на короткой ноге? Можешь помочь удалить охранника? — налетел с порога Кораблев на товарища.
— Как это — удалить? — поинтересовался декан, отхлебывая чай и улыбаясь новенькой секретарше, что поедала его глазами, параллельно поедая кексы.
— Буквально: удалить, убрать, уволить! Задолбал этот идиот. Он же не работает, только кроссворды свои разгадывает или пишет что-то целыми днями в тетрадку. Тупой как пробка. Зачем он вообще нужен?
— Ну… для безопасности…
— Григорич, двадцать первый век! Давно придуманы камеры с распознаванием лиц, турникеты. Если надо, можно даже турель с автонаведением установить! Мы же университет — двигатель науки! У нас студенты роботов проектируют, зачем нам старый бестолковый охранник? Я сто раз говорил: пора всё автоматизировать.
— Иваныч, остынь. Если всё автоматизировать, то где простому человеку работать?
— Учиться надо, чтобы таких вопросов не возникало. Половину профессий вроде этого вахтера давно пора упразднить, они клещи на наших шеях.
— Нельзя так, — замотал головой декан.
— Льзя, Григорич, очень даже льзя! Прогресс не остановить. Еще немного, и, увидишь, пропадут эти вахтеры, контролёры и прочие старпёры.
— Хорошо-хорошо, я тебя услышал, поговорю с ректором. Ты лучше скажи, что там с теорией?
— Я близко, — гордо сказал Кораблев и, уставившись куда-то в окно, замолк.
Прошла пара минут, прежде чем Ноздрин снова спросил:
— И что? Думаешь, получится совместить мозг и процессор?
— Не мозг, Саш, лишь определенные участки. Этого достаточно, — произнес он тихо, почти шепотом.
— Ты же понимаешь, что это невозможно? — аккуратно спросил старый друг Кораблева.
— Всё возможно, Григорич. Мир не стоит на месте. Одна лишь переменная осталась в уравнении — и всё. И я найду ее.
— Может, пронесет, а? Ну бывает же, что наследственные болезни обходят стороной…
— Это неизбежно, — замотал головой профессор. — Я не хочу сидеть и ждать сложа руки. Короче, убери вахтера, мир должен автоматизироваться. А с меня ящик коньяка, — металлическим голосом подытожил Кораблев.
— Другой разговор! — расплылся в довольной улыбке декан. — Считай, его уже нет.
Этим же вечером старого охранника Петра Семеновича Рыбку уволили по какой-то высосанной из пальца причине. За ним приехал сын и помог загрузить в машину десять коробок с какими-то бумагами: то ли кроссворды, то ли какие-то тетради в крупную клетку, которые днями напролет заполнял старик, сидя на своем посту.
Через день Кораблев, как и обещал, принес в университет ящик коньяка, и в деканате случилась громкая пьянка, по итогу которой Кораблев и смог найти ту самую переменную для своего уравнения, после того как ударился виском о писсуар. Его словно осенило. Будучи еще в стельку пьяным, профессор ворвался в свою аудиторию и начал размашисто писать на доске уравнение, а когда закончил и был удовлетворен результатом, уснул прямо на одной из парт. Разбудил его чей-то незнакомый голос.
— Филипп Иванович, просыпайтесь. Филипп Иванови-и-и-ч!
Кораблев разомкнул больные с похмелья глаза и, откашлявшись желудочным соком вперемешку с проспиртованной мокротой, спросил:
— Ты кто?
— Моя фамилия Бочкин, зовут Сергей Константинович, я из отдела безопасности «Бюро судеб». У нас ЧП.
— Чё-ё-ё? — протянул Кораблев, поднимаясь на локте. Голова гудела, к горлу подступал коньяк и переваренное канапе, которое в него весь вечер пихала методистка. — Какое, к черту, бюро судеб? Какое еще ЧП?
— Ты — наше ЧП. Скажи, уравнение помнишь? — спросил серьезным голосом незнакомец, чей облик никак не мог сформироваться в мутном взгляде профессора.
— У-рав-не-ни-е? — промямлил Кораблев, взглянув на пустую доску. И тут его как током ударило. — Где оно?! Где уравнение?! Стерли? Зачем?!
— Ага! Забыл?
— Хрена с два! Всё помню! Вот тут оно, — постучал пальцем по лбу профессор. — Не дождетесь!
— Значит, придется память стирать, — тяжело вздохнул Бочкин.
— Чё-ё-ё? С какого это перепугу? Ты кто такой?! — трезвел на глазах Кораблев.
— Я из отдела безопасности, — строго повторил мужчина. — Ты вывел формулу, которую нельзя было выводить. Рано еще. Через пятьдесят лет только можно будет. А то весь мир в труху.
— Да чего ты мне тут лапшу на уши вешаешь! Я открыл формулу! Я! — профессор показал дулю. Хрен вам, а не пятьдесят лет!
— Увы, но такие правила. Судьба не дураками написана, а компьютерами, — пожал плечами Бочкин.
— Судьба? Компьютерами? — протер текущий нос Кораблев. — Компьютеры я уважаю. Слушай, не знаю, кто ты такой, но мне эта формула нужна, иначе… Иначе еще год-два, и я начну тупеть, пока не превращусь в овощ. У меня наследственное заболевание, и оно уже начинает проявляться. Понимаешь?
— Понимаю и сочувствую. Но чему быть, того не миновать, — с этими словами Бочкин выудил из кармана своего пиджака какое-то устройство, напоминающее мобильный телефон, только тонкий, как лист бумаги. — Слушай-ка, — загадочно улыбнулся он, — тебе, похоже, повезло.
— В каком смысле? — слез наконец с парты Кораблев.
— Судя по моим данным, у вас в университете работает один из наших ведущих и, я бы даже сказал, легендарных специалистов, который всё еще считает судьбы вручную.
— Ничего не понял, — поморщился Кораблев.
— Краткий экскурс, — прочистил горло Бочкин. — До автоматизации судьбы всегда высчитывались вручную. Раньше были специально обученные люди: профессора, академики и просто талантливые специалисты, которые, исходя из данных каждой вверенной им души, высчитывали судьбы. Эти расчеты влияли потом на общий фон мироздания. Короче говоря, вот встал ты с утра, а тебе на ногу стул упал, или там машина у сама собой сломалась за ночь, к примеру.
— Бывало такое, — подтвердил Кораблев.
— Это всё начало определенной цепочки в твоей судьбе. Стул на ногу упал, а вечером ты встретился с будущей женой или, наоборот, не встретился. Ну так вот, всё это не случайности, а результат работы нескольких человек: сборщика информации о каждом клиенте, мастера, который передает данные в бюро; потом идет расчет, а после в работу включается назначенный тебе техник, который и стул подкручивает, и машину ломает, пока ты спишь.
— Я тебе не верю!
Тут Бочкин заглянул в свой гаджет и, что-то там пролистав, сказал:
— Через пять секунд тебе придет сообщение от жены. Она спросит, где ты и почему не отвез в химчистку ковер?
— Да это всё херн… — начал было Кораблев, но тут его телефон пиликнул, и на экране появилось то самое сообщение. — Быть не может! — округлились его красные глаза.
— Может. Так о чем это я? Ах да! У вас работает один из немногих людей, кто высчитывает судьбы вручную. Представляешь, один человек считает судьбы целому университету!
— Не представляю, — признался Кораблев, — нереальный объем.
— Так и человек — легенда, — подмигнул Бочкин. — Можно попробовать уговорить его подкорректировать кое-что у тебя в судьбе. Умрешь в тот же год, что и должен был, но зато в своем уме. Вообще странно, что он допустил решение этой твоей формулы… — задумался Бочкин. — Это явная ошибка в расчетах и грубое нарушение. Его же теперь могут уволить. Эх, последних спецов на компьютеры заменят. Никаких больше корректировок…
— А кто этот человек? Я его знаю? — загорелись глаза у Кораблева. — Наверное, один из наших профессоров? Я же всех их… как облупленных! А тут такая тайна, оказывается. Любопытно теперь у него или у нее расспросить обо всем. Какой же мозг! Какой размах! Только не говори, что это Ноздрин, умоляю, я же ему не прощу!
— Нет, — замотал головой Бочкин, — фамилия у него Рыбка. Петр Сергеевич.
— Понятия не имею, кто это, — фыркнул Кораблев.
— Он у вас охранником числится.
— Что-о-о?! Вахтер?! Этот любитель кроссвордов и растворимого кофе? Этот хам?! Этот, этот…
— Этот великий человек, — закончил за него Бочкин. — Он тут уже три года работает. Раньше за ним целая область числилась. Стареет… Пойдем, познакомлю. Думаю, вам будет о чем поболтать.
— Не получится, — пожевал пересохшие губы Кораблев.
— Он на больничном, что ли?
— Уволили. С моей помощью, — траурно произнес, словно зачитал приговор самому себе, профессор.
— Да ну? Наверное, у меня данные не обновились, — тыкал без конца в свое устройство Бочкин. — Ну что я могу сказать. Только то, что говорю тысячу раз на дню: не судьба! Это вообще у нас фирменный слоган, — улыбнулся он. — Значит, у вас тут уже стоит компьютер, и он высчитывает судьбы. Боюсь, его мы не уговорим, — развел мужчина руками. — Прогресс дело такое, против него не попрешь. Ладно, мне пора. Завтра ты проснешься и ничего не вспомнишь, включая свою формулу. Аривидерчи.
Сказав это, он вышел в приоткрытое окно аудитории.
Кораблев решил, что всё это ему лишь привиделось. Белая горячка, и надо бы срочно ехать прокапываться, но в душе у профессора всё равно что-то не давало покоя. Он нутром чувствовал, что всё было взаправду. И если так, то он совершил самую серьезную ошибку в своей жизни. А ведь человек просто выполнял свою работу, следовал инструкциям, требуя пропуск или документы…
Выйдя из аудитории, профессор всё острее ощущал себя виноватым, а еще формула начинала потихоньку выветриваться из головы вместе с градусами. Кажется, он понимал, что печальный конец неизбежен.
На улице уже было темно, время близилось к двум часам ночи. Кораблев подошел к машине, чтобы бросить в нее свой портфель, и тут увидел недалеко под фонарем его — охранника.
Чувствуя себя на седьмом небе от счастья, Кораблев подскочил к пожилому мужчине и пустился с жаром извиняться и объяснять, что он всё знает: и про бюро судеб, и про то, что перед ним стоит настоящая легенда, и вообще он, Кораблев, идиот и хамло.
— Вы не идиот, вы умный. Очень умный, — произнес беззлобно охранник, когда профессор закончил исповедоваться. — А мне пора на покой. Я устал, хочу отдохнуть. Но у меня для вас предложение. Я могу вам помочь избежать болезни, а заодно узнать многое о судьбе.
— Я на всё готов! — твердо заявил Кораблев, не веря собственной удаче.
— Тогда завтра вы занимаете мою должность.
— Вахтера? — поморщился Кораблев.
— С официальной работой сами решайте, — махнул рукой старик, — я имел в виду работу с судьбами, расчеты.
— Я? Считать судьбы? — испугался профессор. — Да вы что… Да это же…
— Я вас отрекомендую, как серьезного кандидата. Не переживайте. После вашей формулы это покажется ерундой. Но это не ерунда, а очень достойная и важная должность. Самая важная должность! Я не хочу, чтобы всё заграбастали компьютеры. Не доверяю я машинам, судьбы — это не только нули и единицы.
— А если я не справлюсь? — голос Кораблева дрогнул.
— Тогда весь мир в труху, — пожал плечами Рыбка, — но так даже интереснее, бодрит, знаете ли, и не дает заскучать. Ну, что скажете?
— И я проживу в сознании?
— Иначе и быть не может.
— Тогда согласен.
— Вы только будьте готовы к тому, что жизнь круто изменится. Возможно, вы даже станете изгоем из-за того, что не сможете раскрыть свою истинную миссию близким и знакомым, да и времени она отнимает уйму, почти всегда нужно что-то считать.
— Но ведь это важная работа?
— Самая важная, — кивнул охранник, — а еще очень интересная, хотя порой и выглядит как обычное разгадывание кроссвордов.
Попрощавшись, довольный Кораблев поспешил домой.
***
— Петр Сергеевич, вы же не подстроили это всё, чтобы на пенсию пораньше уйти? — спросил Бочкин, появившись из тени, когда профессор пропал из виду.
— Нет-нет, как можно. Это судьба у него такая, — хитро улыбнулся охранник.
— Ну-ну, — усмехнулся Бочкин. — Ладно, пусть работает, я и сам против всех этих автоматизаций. А тебе хорошего отдыха на пенсии.
Александр Райн