медитация шаго-ритм
ВпечатлителЬным не вчитыватЬся и не визуализироватЬ..тем более.
Словом, как всегда: естЬ противопоказания.
=
ближе к осени ведьма монетку кладет в рукав, прогоняет кикимору, лешего, паука. говорит: не ворчи, домовой, не скрипи, диван. ближе к осени к ведьме поплакать спешит Иван.
вон башка его русая скачет как поплавок. охраняют Ванюшу жар-птица, медведь и волк. а Иван непростой, и внутри него темнота. ближе к осени всё происходит примерно так.
ведьма платье себе выбирает, потом лицо, отправляясь встречать конопатого на крыльцо.
— как добрался, Ванёк? — говорит, вороша листву. а Ванёк отвечает: нормально, бабуль. живу. то пою, то горюю, то плохо, то ничего. ты же знаешь — я, ведьма, за сказкой, за волшебством.
ведьма скалится: бог тебе, Ваня, мозгов не дал. ты какой-то сегодня другой, погрустнее, да.
призову заклинателей леса, лукавых дрём.
станет птица твоя золотистая сентябрём, октябрём станет волк, ноябрём станет твой медведь. а тебе остаётся, Иванушка, умереть.
вот как птица начнёт колдовать, как попрёт волна, вспыхнут пламенем кроны — сплошь охра, янтарь, гранат да по звёздному небу хрустальные осетры.
на поминках пропавшего лета зажгут костры, пригласят на них девок нарядных да мужиков. растеряет родимая перья. закон таков, но последнее пёрышко, хуже любых заноз, защекочет дождливую тучу, волчиный нос.
волк чихнёт и проснётся, завоет в трубе, в ночи. тут уж хочешь-не хочешь, а прячься, сиди-молчи. волк вообще перевёртыш, хлебнул ворожбы сполна:
то он нищий в лохмотьях, юродивый, то монах. ой-ой-ой, ходит волк по селу, не кричи, дитя. только кости деревьев под лапой его хрустят.
всё темнее, страшнее, косматей, пути гноят. косолапит, рычит, негодует медведь-ноябрь. и казалось бы, самое время вздремнуть, так нет, из окошек в берлогу уносит медовый свет, тянет когти к сердцам, обдирает кору луне. а потом ты приляжешь, Ванятка, и будешь снег.
безмятежный, холодный.
и мысли белы, свежи. неужели ты вечно, Ванёк, собирался жить?
ближе к осени ведьма бросает свои дела, чтобы Ваньку смешить.
настроение подняла, —
веселится Ванек, чисто бешеный, заводной, — да чего ж, полежу, мамка снова родит весной. потому что под снегом, бабуля, всегда трава, потому что бабуля, когда же я не вставал? лебеда, молодецкая удаль, крапива, стать.
дуракам-то над смертью чего бы не хохотать.
не мессия же я, колокольчик я, с горки ком, а за сказку мерси.
машет ведьма ему платком.
выметает заползшего ужика — кыш, упырь,— и с коллекции Ванькиных жизней сдувает пыль.
вспоминает, терзая осиновый гребешок: а Ванюшке-то в новом-то теле как хорошо. год, поди, незаметно промчится, и здравствуй, гость. по молочному блюдечку яблочко, вкривь и вкось. ведьма зелье мешает — Ванятка недаром зван.
а из блюдца глядит самый первый ее Иван.
вон башка его русая, зенки прозрачней льдин. смотрит так, словно после ни разу не приходил, не плутал за морошкой в лесу, не искал грибов.
ближе к осени ведьма встречает свою любовь.
(Ре Сви..)
Словом, как всегда: естЬ противопоказания.
=
ближе к осени ведьма монетку кладет в рукав, прогоняет кикимору, лешего, паука. говорит: не ворчи, домовой, не скрипи, диван. ближе к осени к ведьме поплакать спешит Иван.
вон башка его русая скачет как поплавок. охраняют Ванюшу жар-птица, медведь и волк. а Иван непростой, и внутри него темнота. ближе к осени всё происходит примерно так.
ведьма платье себе выбирает, потом лицо, отправляясь встречать конопатого на крыльцо.
— как добрался, Ванёк? — говорит, вороша листву. а Ванёк отвечает: нормально, бабуль. живу. то пою, то горюю, то плохо, то ничего. ты же знаешь — я, ведьма, за сказкой, за волшебством.
ведьма скалится: бог тебе, Ваня, мозгов не дал. ты какой-то сегодня другой, погрустнее, да.
призову заклинателей леса, лукавых дрём.
станет птица твоя золотистая сентябрём, октябрём станет волк, ноябрём станет твой медведь. а тебе остаётся, Иванушка, умереть.
вот как птица начнёт колдовать, как попрёт волна, вспыхнут пламенем кроны — сплошь охра, янтарь, гранат да по звёздному небу хрустальные осетры.
на поминках пропавшего лета зажгут костры, пригласят на них девок нарядных да мужиков. растеряет родимая перья. закон таков, но последнее пёрышко, хуже любых заноз, защекочет дождливую тучу, волчиный нос.
волк чихнёт и проснётся, завоет в трубе, в ночи. тут уж хочешь-не хочешь, а прячься, сиди-молчи. волк вообще перевёртыш, хлебнул ворожбы сполна:
то он нищий в лохмотьях, юродивый, то монах. ой-ой-ой, ходит волк по селу, не кричи, дитя. только кости деревьев под лапой его хрустят.
всё темнее, страшнее, косматей, пути гноят. косолапит, рычит, негодует медведь-ноябрь. и казалось бы, самое время вздремнуть, так нет, из окошек в берлогу уносит медовый свет, тянет когти к сердцам, обдирает кору луне. а потом ты приляжешь, Ванятка, и будешь снег.
безмятежный, холодный.
и мысли белы, свежи. неужели ты вечно, Ванёк, собирался жить?
ближе к осени ведьма бросает свои дела, чтобы Ваньку смешить.
настроение подняла, —
веселится Ванек, чисто бешеный, заводной, — да чего ж, полежу, мамка снова родит весной. потому что под снегом, бабуля, всегда трава, потому что бабуля, когда же я не вставал? лебеда, молодецкая удаль, крапива, стать.
дуракам-то над смертью чего бы не хохотать.
не мессия же я, колокольчик я, с горки ком, а за сказку мерси.
машет ведьма ему платком.
выметает заползшего ужика — кыш, упырь,— и с коллекции Ванькиных жизней сдувает пыль.
вспоминает, терзая осиновый гребешок: а Ванюшке-то в новом-то теле как хорошо. год, поди, незаметно промчится, и здравствуй, гость. по молочному блюдечку яблочко, вкривь и вкось. ведьма зелье мешает — Ванятка недаром зван.
а из блюдца глядит самый первый ее Иван.
вон башка его русая, зенки прозрачней льдин. смотрит так, словно после ни разу не приходил, не плутал за морошкой в лесу, не искал грибов.
ближе к осени ведьма встречает свою любовь.
(Ре Сви..)
