.. жизнь в одиночном патруле
..метроном..
не спеша..
=
За хижинами местных рыбаков, за церковью из дерева и соли, где солнце на небесной антресоли за аккуратной стопкой облаков, жил то ли боцман, то ли адмирал.
Хвастун и балабол, каких немало. Общественность не дура. Понимала: от кракенов болтун не удирал. В наличии имелся рыжий кот, умевший договариваться с морем. Подобного кота — на что поспорим — не стыдно, не зазорно взять в поход, в разведку или просто на пикник. Вот адмирал — туды его налево — рассказывал, что видел королеву и к белой ручке бережно приник. Рассказывал — профессора наук звонят ему: ну, как дела, коллега? Кот не какой-то кот, а древний лекарь, бессмертие плетущий, как паук.
Не верили. В бродячие дома, в чужие сказки верят только дети. На берегу лежали лодки, сети, покуда не нагрянула Чума. Но не сама, а дальняя родня. Чумной семьи кузены и кузины, бывает, посещают магазины, бывает, прямо среди бела дня. На рынках тоже часто суета. Внучата Смерти быстро прилетели. Когда слегли аптекари в постели, то вспомнили про рыжего кота. Сказали: кот, прими великий дар, гляди, какие здоровские рыбы, не рыбы, а серебряные глыбы, не сливки, а божественный нектар. Кот, сделай нам обратно хорошо, и чтобы люди не поумирали. Кот слушал, развалясь на адмирале. Проникся, лапы в лапы и пошёл.
Что рыжий на кошачьем обещал воинственным чумятам и смертятам, неведомо. Часу примерно в пятом, по зарослям крапивы и хвоща, действительно шагал печальный строй, сплошь состоящий из разлук и боли. Кружила Смерть над вересковым полем, звала Чуму отверженной сестрой.
Темнело. Спите, спите, — пел прибой.
Посёлку снились красные закаты, цукаты, мандариновые карты, ну рыжие коты само собой. А то ли штурман, то ли капитан рассказывал, как обнимал жирафа, как погостил в имении у графа, который ненавидел пуритан.
Как демиургу нравился лемур, как мы сидим по норам и по гнёздам. Да много что рассказывал он звёздам, но, кажется, все верили ему.
(СвирелЬ)
не спеша..
=
За хижинами местных рыбаков, за церковью из дерева и соли, где солнце на небесной антресоли за аккуратной стопкой облаков, жил то ли боцман, то ли адмирал.
Хвастун и балабол, каких немало. Общественность не дура. Понимала: от кракенов болтун не удирал. В наличии имелся рыжий кот, умевший договариваться с морем. Подобного кота — на что поспорим — не стыдно, не зазорно взять в поход, в разведку или просто на пикник. Вот адмирал — туды его налево — рассказывал, что видел королеву и к белой ручке бережно приник. Рассказывал — профессора наук звонят ему: ну, как дела, коллега? Кот не какой-то кот, а древний лекарь, бессмертие плетущий, как паук.
Не верили. В бродячие дома, в чужие сказки верят только дети. На берегу лежали лодки, сети, покуда не нагрянула Чума. Но не сама, а дальняя родня. Чумной семьи кузены и кузины, бывает, посещают магазины, бывает, прямо среди бела дня. На рынках тоже часто суета. Внучата Смерти быстро прилетели. Когда слегли аптекари в постели, то вспомнили про рыжего кота. Сказали: кот, прими великий дар, гляди, какие здоровские рыбы, не рыбы, а серебряные глыбы, не сливки, а божественный нектар. Кот, сделай нам обратно хорошо, и чтобы люди не поумирали. Кот слушал, развалясь на адмирале. Проникся, лапы в лапы и пошёл.
Что рыжий на кошачьем обещал воинственным чумятам и смертятам, неведомо. Часу примерно в пятом, по зарослям крапивы и хвоща, действительно шагал печальный строй, сплошь состоящий из разлук и боли. Кружила Смерть над вересковым полем, звала Чуму отверженной сестрой.
Темнело. Спите, спите, — пел прибой.
Посёлку снились красные закаты, цукаты, мандариновые карты, ну рыжие коты само собой. А то ли штурман, то ли капитан рассказывал, как обнимал жирафа, как погостил в имении у графа, который ненавидел пуритан.
Как демиургу нравился лемур, как мы сидим по норам и по гнёздам. Да много что рассказывал он звёздам, но, кажется, все верили ему.
(СвирелЬ)