Королева психов. Запах жасмина
- А знаешь, я, ведь точно знаю, как именно я умру, - она произносит это спокойно и невозмутимо.
Наши кровати стоят рядом и их разделяет наша общая с ней тумбочка. Мы любим разговаривать по ночам. Когда все обитатели нашей безумной палаты погружаются в глубокий и тревожный сон, она перебирается в мою, крайнюю у окна, койку и мы перешептываемся тихо, чтобы никого не разбудить и не вызвать подозрение у дежурных воспитателей...
Она так же, как и я, любит ночь и она так же, как и я, слышит "голоса"... Только ее голоса всегда являются страшными вестниками припадков эпилепсии, благодаря которым она и оказалась в нашей психушке.
- Ты не думай. Я не боюсь совсем.
Просто приступы каждый раз все сильнее, и сердце однажды не выдержит... А какие они? Твои "голоса"?... Как ты их слышишь?...
Я начинаю объяснять, что толком не могу это понять. Они как-то рождаются внутри и потом начинают пульсировать в районе висков, вызывая неприятную и довольно сильную боль. Но их можно отключить на время или убавить громкость их звучания, и тогда можно как-то жить...
Она была единственным близким мне существом. Моим единственным Другом, с адекватным и спокойным взглядом на окружающий нас психиатрический сюрреализм... Она не воспринимала меня, как "Королеву психов" - тихо улыбалась в темноте, когда я рассказывала ей про какую-нибудь очередную свою идиотскую выходку...
Из-за очень слабого зрения и повышенного давления, врачи не разрешали ей читать, но ее пытливый ум жадно впитывал пересказываемые мною книжные сюжеты... Я любила читать, а она любила слушать...
Затаив дыхание и замерев, она поглощала информацию, боясь перебить или пошевелиться...
Моя единственная отдушина в этом Аду, случайно посланная мне, как глоток свежего ночного воздуха. Нежная девочка под моим одеялом с тонким цветочным запахом ее белоснежной фарфоровой кожи. Тонким запахом жасмина...
- Я обожаю, когда цветет жасмин! Прекраснее этого нет ничего, наверное, на свете. А я не знаю, увижу ли еще?.. Мне кажется, я не выйду из этой больницы... Я слышала. Недавно. Голоса были совсем близко...
Я начинаю убеждать, что все это ерунда, и, скорее всего нет никаких "голосов", а есть просто повышенное внутричерепное давление, которое нам упорно записывают в качестве диагноза в медкарту... И вообще, мы же - сумасшедшие!... И, хотя, я звучу крайне убедительно и почти непозволительно громко для ночной больничной тиши, мы обе понимаем, что она права. Она права, а я вру, чтобы ее успокоить.
Потом я оставляю свои жалкие попытки убеждения и понимаю, что слова в данной ситуации все только портят... В голове вспыхивает и тут же потухает вырванная откуда-то фраза: "К чему слова, когда на небе звезды?..."
И я просто говорю ей:
- Я видела куст жасмина там, у озера. Помнишь, нас водили на прогулку?... Хочешь, сбежим завтра? Хоть на час? Хочешь?
Она соглашается и я чувствую, как ее глаза начинают светиться счастьем в темноте нашего маленького мира...
Психам так мало надо для настоящей радости.
Я часто говорю о том, что вкус чистой и искренней эмоции не спутать ни с чем... У моей первой живой эмоции тонкий запах жасмина и голубые лучистые глаза.
Мы лежим на траве, упершись глазами в небо... Жасминовый куст засыпает нас белым снегом лепестков, когда ветер качает его тяжелые ветки, как-бы обмахивая нас своим душистым опахалом...
Она привстает на локте... Гладит меня пальцем по щеке, а потом тихо наклоняется и целует мои губы. Открыто и без страха смотрит в зрачки моему Зверю. И целует меня снова... Несколько секунд. И я чувствую ее дыхание на своей коже... Жасмин благословляет меня на ответный поцелуй, в котором вся моя детская нежность и любование переживаемой ею эмоцией.
Это даже не эротика.
Это гораздо больше.
Наша общая секунда счастья, которую я пронесу через всю жизнь, как самое теплое и светлое воспоминание детства.
Вечером она умерла.
Приступ эпилепсии случился прямо в нашей палате, резко швырнув ее на пол, выгнув и связав в узел ее тело, искривив жуткой гримасой ее красивое нежное лицо и остановив ее сердце уже в больничном блоке, куда мы с психами отнесли ее на руках, пробежав не разуваясь по Аллее мертвых пионеров. Она еще дышала тогда. Я чувствовала запах жасмина вперемешку с запахом Смерти.
И еще я услышала ее голоса...
И, вот, в тот момент я и сошла с ума.
Думаю, именно тогда мой Зверь с диким и страшным воплем вырвался, ломая стены моих лабиринтов и срывая все потаенные двери с петель...
Я не могу точно утверждать, что случилось и что именно я творила всё то время, пока меня пытались утихомирить подоспевшие и растерянные санитары.
На полу коричневый линолеум. Стены грязно-серого цвета расчерчены квадратами 40х40. Квадраты испещрены равновеликими отверстиями...
Мне наплевать на это.
За холодной стенкой, у которой я сижу, прислонясь спиной, расположен больничный блок, где на столе под мятой простыней лежит ее мертвое тело.
А сижу и всё ещё продолжаю слышать шепот ее угасающих мыслей.
Обо мне!
Наши кровати стоят рядом и их разделяет наша общая с ней тумбочка. Мы любим разговаривать по ночам. Когда все обитатели нашей безумной палаты погружаются в глубокий и тревожный сон, она перебирается в мою, крайнюю у окна, койку и мы перешептываемся тихо, чтобы никого не разбудить и не вызвать подозрение у дежурных воспитателей...
Она так же, как и я, любит ночь и она так же, как и я, слышит "голоса"... Только ее голоса всегда являются страшными вестниками припадков эпилепсии, благодаря которым она и оказалась в нашей психушке.
- Ты не думай. Я не боюсь совсем.
Просто приступы каждый раз все сильнее, и сердце однажды не выдержит... А какие они? Твои "голоса"?... Как ты их слышишь?...Я начинаю объяснять, что толком не могу это понять. Они как-то рождаются внутри и потом начинают пульсировать в районе висков, вызывая неприятную и довольно сильную боль. Но их можно отключить на время или убавить громкость их звучания, и тогда можно как-то жить...
Она была единственным близким мне существом. Моим единственным Другом, с адекватным и спокойным взглядом на окружающий нас психиатрический сюрреализм... Она не воспринимала меня, как "Королеву психов" - тихо улыбалась в темноте, когда я рассказывала ей про какую-нибудь очередную свою идиотскую выходку...
Из-за очень слабого зрения и повышенного давления, врачи не разрешали ей читать, но ее пытливый ум жадно впитывал пересказываемые мною книжные сюжеты... Я любила читать, а она любила слушать...
Затаив дыхание и замерев, она поглощала информацию, боясь перебить или пошевелиться...
Моя единственная отдушина в этом Аду, случайно посланная мне, как глоток свежего ночного воздуха. Нежная девочка под моим одеялом с тонким цветочным запахом ее белоснежной фарфоровой кожи. Тонким запахом жасмина...
- Я обожаю, когда цветет жасмин! Прекраснее этого нет ничего, наверное, на свете. А я не знаю, увижу ли еще?.. Мне кажется, я не выйду из этой больницы... Я слышала. Недавно. Голоса были совсем близко...
Я начинаю убеждать, что все это ерунда, и, скорее всего нет никаких "голосов", а есть просто повышенное внутричерепное давление, которое нам упорно записывают в качестве диагноза в медкарту... И вообще, мы же - сумасшедшие!... И, хотя, я звучу крайне убедительно и почти непозволительно громко для ночной больничной тиши, мы обе понимаем, что она права. Она права, а я вру, чтобы ее успокоить.
Потом я оставляю свои жалкие попытки убеждения и понимаю, что слова в данной ситуации все только портят... В голове вспыхивает и тут же потухает вырванная откуда-то фраза: "К чему слова, когда на небе звезды?..."
И я просто говорю ей:
- Я видела куст жасмина там, у озера. Помнишь, нас водили на прогулку?... Хочешь, сбежим завтра? Хоть на час? Хочешь?
Она соглашается и я чувствую, как ее глаза начинают светиться счастьем в темноте нашего маленького мира...
Психам так мало надо для настоящей радости.
Я часто говорю о том, что вкус чистой и искренней эмоции не спутать ни с чем... У моей первой живой эмоции тонкий запах жасмина и голубые лучистые глаза.
Мы лежим на траве, упершись глазами в небо... Жасминовый куст засыпает нас белым снегом лепестков, когда ветер качает его тяжелые ветки, как-бы обмахивая нас своим душистым опахалом...
Она привстает на локте... Гладит меня пальцем по щеке, а потом тихо наклоняется и целует мои губы. Открыто и без страха смотрит в зрачки моему Зверю. И целует меня снова... Несколько секунд. И я чувствую ее дыхание на своей коже... Жасмин благословляет меня на ответный поцелуй, в котором вся моя детская нежность и любование переживаемой ею эмоцией.
Это даже не эротика.
Это гораздо больше.
Наша общая секунда счастья, которую я пронесу через всю жизнь, как самое теплое и светлое воспоминание детства.
Вечером она умерла.
Приступ эпилепсии случился прямо в нашей палате, резко швырнув ее на пол, выгнув и связав в узел ее тело, искривив жуткой гримасой ее красивое нежное лицо и остановив ее сердце уже в больничном блоке, куда мы с психами отнесли ее на руках, пробежав не разуваясь по Аллее мертвых пионеров. Она еще дышала тогда. Я чувствовала запах жасмина вперемешку с запахом Смерти.
И еще я услышала ее голоса...
И, вот, в тот момент я и сошла с ума.
Думаю, именно тогда мой Зверь с диким и страшным воплем вырвался, ломая стены моих лабиринтов и срывая все потаенные двери с петель...
Я не могу точно утверждать, что случилось и что именно я творила всё то время, пока меня пытались утихомирить подоспевшие и растерянные санитары.
На полу коричневый линолеум. Стены грязно-серого цвета расчерчены квадратами 40х40. Квадраты испещрены равновеликими отверстиями...
Мне наплевать на это.
За холодной стенкой, у которой я сижу, прислонясь спиной, расположен больничный блок, где на столе под мятой простыней лежит ее мертвое тело.
А сижу и всё ещё продолжаю слышать шепот ее угасающих мыслей.
Обо мне!
