На чай.
Ольга Захарова с самого утра встала на оборону касс самообслуживания. По примете, первый клиент задавал настроение будущей смене. Сегодня это была женщина, желавшая накормить наличкой терминал для банковских карт.
— Только безнал, — дежурно произнесла Захарова.
— А я хочу за нал, — встала в стойку покупательница.
«А я хочу сыграть заглавную роль в фильме Гая Ричи, но ни тому, ни другому не бывать», — подумала Захарова, но вместо этого ответила:
— За наличку только на общей кассе.
Отбив первую атаку, Ольга подошла к другой кассе и провела «отмену», затем сделала разворот на сто восемьдесят градусов и помогла взвесить лук дядечке в пальто.
— А что у вас за цены такие на яйца? — прилетело Захаровой справа.
Девушка молча поменяла в программе перепелиные яйца на куриные и тут же бросилась к зависшему возле кассы мужчине с томатами. Проведя бейджиком по аппарату, Захарова разблокировала обоих и тут же бабочкой порхнула к малолеткам с энергетиками. Оттуда она сделала колесо в сторону воришки, пробивающего креветки по цене семечек, и подкатом вошла на середину зала, где ее ждала старушка с нервным срывом из-за непрошедшей скидки на сахар.
Ольга кружилась между кассами, как примадонна Большого театра: легко и грациозно. Ни один станок с ЧПУ не обладал такой скоростью, с какой Захарова убирала лишние товары и добавляла пакеты.
— На чай, — услышала Захарова, когда помогла отсканировать кефир очередному клиенту.
— Чай в третьем ряду, сразу за печеньем, — машинально ответила Ольга и хотела снова уйти в свой эффектный танец.
— Я говорю: это вам, на чай, — протянул две купюры мужчина в сильно дутом черном пуховике с меховой подкладкой.
Впервые с восьми утра Захарову хватило короткое замыкание. Система дала сбой.
— За наличку на общей кассе, — выдала она программную фразу.
— Вы не поняли: я даю вам чаевые, — настаивал мужчина.
— Это не ресторан, — напомнила Захарова.
— Спасибо, я вижу, — улыбнулся покупатель.
— Тогда что вам надо?
— Ничего. Я же вижу, как вы тут носитесь, у меня аж голова кружится от одного взгляда на вас. Подготовка — как у космонавта, если не круче. Ни один официант так не работает. Так почему им я должен оставлять на чай, а вам — нет?
— Вы никому ничего не должны.
— Да, но я хочу. Вы же помогли мне и заслужили.
Мужчина протянул деньги, и Захарова, словно дикий зверь, которого пытаются приручить куском мяса, осторожно взяла чаевые и убрала в карман.
Остаток дня она провела в раздумьях, работая на автомате. Мир как-то резко изменился, стал чужим. Ольга не привыкла к чаевым. Так не бывает. Да еще и зарплата сегодня. Она не рассчитывала на лишние деньги. Покинув вечером магазин, девушка дошла до остановки и еле втиснулась в подошедший автобус.
— Оплачиваем проезд, — донесся из глубин живой массы противный голос.
Через минуту спины пассажиров раздвинулись и из них, точно из зыбучего песка, появилось лицо кондуктора. Сделав жадный вдох, пожилой дядька с валидатором в руках потребовал оплаты.
Захарова протянула купюру и тут, неожиданно для кондуктора и самой себя, сказала:
— Сдачи не нужно.
— Как это? — спросил дядька. — Вы за кого-то еще платите?
— Только за себя.
Кондуктор замолчал, стараясь понять смысл происходящего.
— Хотите дополнительно четыре круга проехать? — спросил он, прикинув общую сумму. — Чертово колесо — это аттракцион в парке, если что. Хотя я тоже считаю, что автобус больше подходит под это определение.
— Нет, это вам. На чай, — сказала Ольга.
Мужчина хотел еще поспорить, но тут автобус остановился, двери открылись. Нужно было работать. Забрав деньги, кондуктор снова нырнул в толщу спин.
Нынешний вторник Игоря Максимовича мало чем отличался от любого другого дня. Разве что на чай ему дали впервые. Он и чай-то никогда не пил, предпочитая ему растворимый кофе из термоса, а тут вдруг…
Деньги были несерьезные, но такие внезапные и приятные, что мужчина почувствовал себя нужным. Он вдруг, сам того не желая, осознал, что тоже имеет отношение к сервису и может влиять на него и на людей. Хмурые морщины на лбу разгладились, голос стал слаще. Игорь Максимович начал вести себя вежливее: старался не наступать пассажирам на ноги, вспомнил слова «спасибо» и «пожалуйста», подавал руку и придерживал для женщин автоматическую дверь.
Смена закончилась около полуночи. До дома кондукторов и водителей развозил служебный транспорт. Молодой и горячий водитель Лёва Козлов с особым рвением оправдывал свою фамилию. Он каждый раз мчал по городу, не жалея ни свою повозку, ни усталых коллег. Обычно его манера езды была сравнима с разговором в баре: грубая, грязная и опасная для здоровья. Дрова и то возят уважительнее. На просьбы пассажиров быть аккуратнее Лёва только надменно блеял и любил повторять: «У меня свой стиль езды». Но сегодня, перед тем как завести двигатель, он получил странную подачку от одного из кондукторов.
— Это чё? — спросил Козлов, увидев внезапную капусту.
— На чай тебе, — ответил Игорь Максимович, протягивая деньги.
— Какой еще чай? Это не такси. И звездочки мне тут не поставишь, — оскалился водитель.
— А ты не звезди, это необязательно. Просто так возьми, за то, что хорошо всегда нас развозишь, — подмигнул кондуктор и занял место.
Козлов молча положил деньги на панель и прижал очками. Он дождался, пока все рассядутся, и только после этого тронулся с места. Дорога была пустая, хотелось мчать, весело подпрыгивая на кочках, и со скрипом уходить в заносы, точно спасаясь от погони, но Козлов не мчал. Каждый раз, когда стрелка поднималась выше шестидесяти, взгляд Лёвы падал на чаевые, и мышцы ноги ослабевали. Двигатель мерно урчал, а непривыкшие к такому пассажиры засыпали на своих местах.
При выходе многие, не сговариваясь, накинули Лёве еще несколько монет, отчего тот впал в ступор и даже пожелал коллегам доброй ночи. Незнакомые чувства одолели мужчину. Он впервые почувствовал, что и его самого, и его труд уважают.
Дома Лёву ждала истеричная Козлова. Жена была его однофамилицей и близким по духу человеком еще до брака. Их союз стал произведением, в котором минус, помноженный на минус, дал очередной минус. В результате этого умножения на свет появился озлобленный и вредный Козлов-младший. В их квартире всегда стоял крик. Эта троица не умела общаться спокойно даже поздней ночью, и гости там никогда не задерживались. Но сегодня один задержался против собственной воли. Этим несчастным был рядовой сантехник Сечкин, устраняющий прорыв общего стояка. Он уже два часа с отвагой самурая боролся с проблемой и двумя Козловыми, когда на пороге появился третий — глава семьи Козлов-старший. Понимая, что нервы сдают, Сечкин приготовился сделать себе харакири разводным ключом, но тут Лёва отвел родных в сторону, а сантехнику протянул деньги.
— Это что? — спросил Сечкин, не касаясь денег, словно боясь, что бумага отравлена.
— На чай тебе, — сказал мужчина.
— Какой чай? — устало взглянул сантехник в глаза Козлову.
— Какой больше любишь. Хоть цейлонский, хоть сорокаградусный, — пошутил такой же уставший мужчина и как-то странно улыбнулся. — Спасибо, что трудишься. Вижу, как устал.
— Так я же на аварию прибыл, а не по вашему вызову, — отверг деньги Сечкин. — Потом еще скажете начальству, что я с вас плату требовал.
— Если не возьмешь, то скажу обязательно, — предостерег Козлов и ушел в комнату.
Ошарашенный Сечкин положил деньги в сумку и в тишине за десять минут обработал рану общедомовой трубы, а заодно сменил прокладки на смесителе, который подтекал. Он и сам не понимал, зачем это сделал, но что-то подсказывало, что так будет правильно.
Утром Сечкин проснулся в приподнятом настроении. Вчерашний аварийный вызов что-то изменил в его картине мира.
«Рабочий человек и вдруг чаевые», — усмехнулся Сечкин своим мыслям.
Сегодня у них с сыном был запланирован поход к педиатру. Сечкину так понравилась идея с чаевыми, что он не сдержался и купил торт для доктора.
Отсидев двухчасовую очередь, сотканную из криков, кашля, соплей и плача, они наконец попали на прием.
— Это вам, — протянул Сечкин торт педиатру Косаревой после осмотра.
— Ой, да вы что? — удивилась женщина, а потом вдруг поняла: — Я вам все равно ничем больше не помогу и больничный не смогу продлить даже за торт, — строго посмотрела она на этих двух хитрецов.
— И не надо, — замотал головой Сечкин. — Он сам в школу просится. Это вам на чай, ну или к чаю. Я же вижу, что вы устали. В конце концов, мы же даем на чай тем, кто нас травит в кабаках, почему бы не дать тем, кто нас лечит? — подмигнул Сечкин и, забрав справку сына, повел его к выходу.
Вечером Косарева рассказала об этом мужу, как только тот ступил на порог и снял свой черный дутый пуховик с меховой подкладкой.
— Представляешь, Валер, а мне сегодня оставили чаевые. Буквально. Торт. Мы его с Ленкой съели в два присеста с литром чая, я тебе даже кусочек не смогла выделить.
— Знаешь, не удивила. Я сам недавно получил чаевые.
— Тоже мне новость. Ты же бариста. Ты их постоянно получаешь, — хмыкнула жена, вешая пуховик мужа в шкаф.
— Ну а почему врач не может получить на чай? Я вот рисую сердца на кофе, а ты следишь, чтобы человеческие сердца правильно стучали. И ты, и я получаем зарплату, но для меня чаевые — это норма, а для тебя почему-то — чудеса.
— Ну как-то просто не принято. Могут за взятку притянуть.
— Могут, если ты сама начнешь намекать. А тебе же просто так дали?
— Просто так, — подтвердила жена.
— Вот и не удивляйся. Человек всего лишь поблагодарил тебя за работу. Ты можешь сделать то же самое для другого.
— Ты когда таким правильным стал? — нахмурилась жена. — Раньше за тобой такого не замечала.
— Да отец звонил на днях, — сказал Косарев, — радовался, что наконец на пенсию вышел, и жаловался, как сильно не любит людей. «Сорок лет, говорит, улицы мёл и от снега очищал, и хоть бы раз кто спасибо сказал. Все только упрекали, если где-то недоглядел. А тут вчера подошел какой-то мужик и просто так пятьсот рублей сунул. Вроде как в благодарность за то, что убираюсь. Я решил, может, бизнесмен какой или депутат. А потом узнал через знакомых, что это лифтер и что он недавно поступил к нам в дом. Такой же, как и я, работяга, понимаешь? Я его при встрече спросил, зачем он дал на чай. А тот ответил, что прекрасно меня понимает и сделал это просто так, от души. Вот я и задумался: а сам я сколько раз говорил таким же, как я, спасибо? Ни разу. Что уж там про какие-то чаевые говорить. А как высказать кому-то свое недовольство, так это пожалуйста, мне только дай волю. В общем, теперь при случае благодарю честных тружеников. И на чай даю».
— А ведь он прав, — сказала жена после минутного раздумья.
— Вот и я так считаю. Хорошо, что до меня это дошло чуть раньше, чем до него. Теперь следую примеру при случае. Интересно, хоть кому-то это помогло?
— Как знать… — ответила Косарева. — Как знать.
Александр Райн
— Только безнал, — дежурно произнесла Захарова.
— А я хочу за нал, — встала в стойку покупательница.
«А я хочу сыграть заглавную роль в фильме Гая Ричи, но ни тому, ни другому не бывать», — подумала Захарова, но вместо этого ответила:
— За наличку только на общей кассе.
Отбив первую атаку, Ольга подошла к другой кассе и провела «отмену», затем сделала разворот на сто восемьдесят градусов и помогла взвесить лук дядечке в пальто.
— А что у вас за цены такие на яйца? — прилетело Захаровой справа.
Девушка молча поменяла в программе перепелиные яйца на куриные и тут же бросилась к зависшему возле кассы мужчине с томатами. Проведя бейджиком по аппарату, Захарова разблокировала обоих и тут же бабочкой порхнула к малолеткам с энергетиками. Оттуда она сделала колесо в сторону воришки, пробивающего креветки по цене семечек, и подкатом вошла на середину зала, где ее ждала старушка с нервным срывом из-за непрошедшей скидки на сахар.
Ольга кружилась между кассами, как примадонна Большого театра: легко и грациозно. Ни один станок с ЧПУ не обладал такой скоростью, с какой Захарова убирала лишние товары и добавляла пакеты.
— На чай, — услышала Захарова, когда помогла отсканировать кефир очередному клиенту.
— Чай в третьем ряду, сразу за печеньем, — машинально ответила Ольга и хотела снова уйти в свой эффектный танец.
— Я говорю: это вам, на чай, — протянул две купюры мужчина в сильно дутом черном пуховике с меховой подкладкой.
Впервые с восьми утра Захарову хватило короткое замыкание. Система дала сбой.
— За наличку на общей кассе, — выдала она программную фразу.
— Вы не поняли: я даю вам чаевые, — настаивал мужчина.
— Это не ресторан, — напомнила Захарова.
— Спасибо, я вижу, — улыбнулся покупатель.
— Тогда что вам надо?
— Ничего. Я же вижу, как вы тут носитесь, у меня аж голова кружится от одного взгляда на вас. Подготовка — как у космонавта, если не круче. Ни один официант так не работает. Так почему им я должен оставлять на чай, а вам — нет?
— Вы никому ничего не должны.
— Да, но я хочу. Вы же помогли мне и заслужили.
Мужчина протянул деньги, и Захарова, словно дикий зверь, которого пытаются приручить куском мяса, осторожно взяла чаевые и убрала в карман.
Остаток дня она провела в раздумьях, работая на автомате. Мир как-то резко изменился, стал чужим. Ольга не привыкла к чаевым. Так не бывает. Да еще и зарплата сегодня. Она не рассчитывала на лишние деньги. Покинув вечером магазин, девушка дошла до остановки и еле втиснулась в подошедший автобус.
— Оплачиваем проезд, — донесся из глубин живой массы противный голос.
Через минуту спины пассажиров раздвинулись и из них, точно из зыбучего песка, появилось лицо кондуктора. Сделав жадный вдох, пожилой дядька с валидатором в руках потребовал оплаты.
Захарова протянула купюру и тут, неожиданно для кондуктора и самой себя, сказала:
— Сдачи не нужно.
— Как это? — спросил дядька. — Вы за кого-то еще платите?
— Только за себя.
Кондуктор замолчал, стараясь понять смысл происходящего.
— Хотите дополнительно четыре круга проехать? — спросил он, прикинув общую сумму. — Чертово колесо — это аттракцион в парке, если что. Хотя я тоже считаю, что автобус больше подходит под это определение.
— Нет, это вам. На чай, — сказала Ольга.
Мужчина хотел еще поспорить, но тут автобус остановился, двери открылись. Нужно было работать. Забрав деньги, кондуктор снова нырнул в толщу спин.
Нынешний вторник Игоря Максимовича мало чем отличался от любого другого дня. Разве что на чай ему дали впервые. Он и чай-то никогда не пил, предпочитая ему растворимый кофе из термоса, а тут вдруг…
Деньги были несерьезные, но такие внезапные и приятные, что мужчина почувствовал себя нужным. Он вдруг, сам того не желая, осознал, что тоже имеет отношение к сервису и может влиять на него и на людей. Хмурые морщины на лбу разгладились, голос стал слаще. Игорь Максимович начал вести себя вежливее: старался не наступать пассажирам на ноги, вспомнил слова «спасибо» и «пожалуйста», подавал руку и придерживал для женщин автоматическую дверь.
Смена закончилась около полуночи. До дома кондукторов и водителей развозил служебный транспорт. Молодой и горячий водитель Лёва Козлов с особым рвением оправдывал свою фамилию. Он каждый раз мчал по городу, не жалея ни свою повозку, ни усталых коллег. Обычно его манера езды была сравнима с разговором в баре: грубая, грязная и опасная для здоровья. Дрова и то возят уважительнее. На просьбы пассажиров быть аккуратнее Лёва только надменно блеял и любил повторять: «У меня свой стиль езды». Но сегодня, перед тем как завести двигатель, он получил странную подачку от одного из кондукторов.
— Это чё? — спросил Козлов, увидев внезапную капусту.
— На чай тебе, — ответил Игорь Максимович, протягивая деньги.
— Какой еще чай? Это не такси. И звездочки мне тут не поставишь, — оскалился водитель.
— А ты не звезди, это необязательно. Просто так возьми, за то, что хорошо всегда нас развозишь, — подмигнул кондуктор и занял место.
Козлов молча положил деньги на панель и прижал очками. Он дождался, пока все рассядутся, и только после этого тронулся с места. Дорога была пустая, хотелось мчать, весело подпрыгивая на кочках, и со скрипом уходить в заносы, точно спасаясь от погони, но Козлов не мчал. Каждый раз, когда стрелка поднималась выше шестидесяти, взгляд Лёвы падал на чаевые, и мышцы ноги ослабевали. Двигатель мерно урчал, а непривыкшие к такому пассажиры засыпали на своих местах.
При выходе многие, не сговариваясь, накинули Лёве еще несколько монет, отчего тот впал в ступор и даже пожелал коллегам доброй ночи. Незнакомые чувства одолели мужчину. Он впервые почувствовал, что и его самого, и его труд уважают.
Дома Лёву ждала истеричная Козлова. Жена была его однофамилицей и близким по духу человеком еще до брака. Их союз стал произведением, в котором минус, помноженный на минус, дал очередной минус. В результате этого умножения на свет появился озлобленный и вредный Козлов-младший. В их квартире всегда стоял крик. Эта троица не умела общаться спокойно даже поздней ночью, и гости там никогда не задерживались. Но сегодня один задержался против собственной воли. Этим несчастным был рядовой сантехник Сечкин, устраняющий прорыв общего стояка. Он уже два часа с отвагой самурая боролся с проблемой и двумя Козловыми, когда на пороге появился третий — глава семьи Козлов-старший. Понимая, что нервы сдают, Сечкин приготовился сделать себе харакири разводным ключом, но тут Лёва отвел родных в сторону, а сантехнику протянул деньги.
— Это что? — спросил Сечкин, не касаясь денег, словно боясь, что бумага отравлена.
— На чай тебе, — сказал мужчина.
— Какой чай? — устало взглянул сантехник в глаза Козлову.
— Какой больше любишь. Хоть цейлонский, хоть сорокаградусный, — пошутил такой же уставший мужчина и как-то странно улыбнулся. — Спасибо, что трудишься. Вижу, как устал.
— Так я же на аварию прибыл, а не по вашему вызову, — отверг деньги Сечкин. — Потом еще скажете начальству, что я с вас плату требовал.
— Если не возьмешь, то скажу обязательно, — предостерег Козлов и ушел в комнату.
Ошарашенный Сечкин положил деньги в сумку и в тишине за десять минут обработал рану общедомовой трубы, а заодно сменил прокладки на смесителе, который подтекал. Он и сам не понимал, зачем это сделал, но что-то подсказывало, что так будет правильно.
Утром Сечкин проснулся в приподнятом настроении. Вчерашний аварийный вызов что-то изменил в его картине мира.
«Рабочий человек и вдруг чаевые», — усмехнулся Сечкин своим мыслям.
Сегодня у них с сыном был запланирован поход к педиатру. Сечкину так понравилась идея с чаевыми, что он не сдержался и купил торт для доктора.
Отсидев двухчасовую очередь, сотканную из криков, кашля, соплей и плача, они наконец попали на прием.
— Это вам, — протянул Сечкин торт педиатру Косаревой после осмотра.
— Ой, да вы что? — удивилась женщина, а потом вдруг поняла: — Я вам все равно ничем больше не помогу и больничный не смогу продлить даже за торт, — строго посмотрела она на этих двух хитрецов.
— И не надо, — замотал головой Сечкин. — Он сам в школу просится. Это вам на чай, ну или к чаю. Я же вижу, что вы устали. В конце концов, мы же даем на чай тем, кто нас травит в кабаках, почему бы не дать тем, кто нас лечит? — подмигнул Сечкин и, забрав справку сына, повел его к выходу.
Вечером Косарева рассказала об этом мужу, как только тот ступил на порог и снял свой черный дутый пуховик с меховой подкладкой.
— Представляешь, Валер, а мне сегодня оставили чаевые. Буквально. Торт. Мы его с Ленкой съели в два присеста с литром чая, я тебе даже кусочек не смогла выделить.
— Знаешь, не удивила. Я сам недавно получил чаевые.
— Тоже мне новость. Ты же бариста. Ты их постоянно получаешь, — хмыкнула жена, вешая пуховик мужа в шкаф.
— Ну а почему врач не может получить на чай? Я вот рисую сердца на кофе, а ты следишь, чтобы человеческие сердца правильно стучали. И ты, и я получаем зарплату, но для меня чаевые — это норма, а для тебя почему-то — чудеса.
— Ну как-то просто не принято. Могут за взятку притянуть.
— Могут, если ты сама начнешь намекать. А тебе же просто так дали?
— Просто так, — подтвердила жена.
— Вот и не удивляйся. Человек всего лишь поблагодарил тебя за работу. Ты можешь сделать то же самое для другого.
— Ты когда таким правильным стал? — нахмурилась жена. — Раньше за тобой такого не замечала.
— Да отец звонил на днях, — сказал Косарев, — радовался, что наконец на пенсию вышел, и жаловался, как сильно не любит людей. «Сорок лет, говорит, улицы мёл и от снега очищал, и хоть бы раз кто спасибо сказал. Все только упрекали, если где-то недоглядел. А тут вчера подошел какой-то мужик и просто так пятьсот рублей сунул. Вроде как в благодарность за то, что убираюсь. Я решил, может, бизнесмен какой или депутат. А потом узнал через знакомых, что это лифтер и что он недавно поступил к нам в дом. Такой же, как и я, работяга, понимаешь? Я его при встрече спросил, зачем он дал на чай. А тот ответил, что прекрасно меня понимает и сделал это просто так, от души. Вот я и задумался: а сам я сколько раз говорил таким же, как я, спасибо? Ни разу. Что уж там про какие-то чаевые говорить. А как высказать кому-то свое недовольство, так это пожалуйста, мне только дай волю. В общем, теперь при случае благодарю честных тружеников. И на чай даю».
— А ведь он прав, — сказала жена после минутного раздумья.
— Вот и я так считаю. Хорошо, что до меня это дошло чуть раньше, чем до него. Теперь следую примеру при случае. Интересно, хоть кому-то это помогло?
— Как знать… — ответила Косарева. — Как знать.
Александр Райн
