Зимняя не сказка
"Отец, возьми!", Сухпай он в руки дал,
И побежал копать свою траншею.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
"Аллах акбар..." - старик пробормотал,
Найдя в прицел, чуть ниже каски, шею...
Игорь Истратов.
Тем, кто вышел и тем, кто остался "за речкой" посвящается.
размещено на авторской странице ПРОЗА. ру
Новый Год не заладился, как-то задолго до самого празднования этого дня.
Я не люблю Новый Год последние, наверно, лет теперь уже шесть. И на это у меня есть свои причины.
Наверно, я слишком самодостаточен для того, чтобы честно сказать самому себе " Я не люблю одиночества в такие дни!". И мне совсем не радостно находиться самому с собой наедине. Может, это и замечательно, когда хочется отдохнуть от людей, суеты, общения. Тогда ДА! Любой повод, чтобы побыть одному и помолчать - за праздник.
И, вполне очевидно, всё это так ясно читалось в моём поведении последние предновогодние недели, что друзья поступили просто и без особых затей.
В десять часов под домом стояла машина, звонок, знакомый голос в трубке: "Выйди на минутку, нечего дома сидеть!" Я вышел, сел, поехали....
Да я и не особо сопротивлялся - зачем, всё равно Новый Год есть Новый Год. Как ни крути - праздник. И в кругу близких людей настроение, которого не было, может быть и поднимется. А даже если и не поднимется, то уж никто не будет заглядывать в глаза с немым вопросом: "Всем весело, а ты чего грустишь - праздник ведь! Радоваться надо!"
А чему радоваться?! Новый Год просто отмеряет конец ещё одного года, еще одного периода в жизни и каждый раз мы желаем, чтобы следующий год был лучше, чем уходящий. А я почему-то добавляю для себя: "Конечно, лучшим, но не самым лучшим, а то уже нечего будет желать".
Ну, новогодняя ночь, она обычно тянется очень долго и всякому в ней находится свое личное дело и место. А поскольку я был один, без пары, то дел у меня было ровно столько, сколько я сам себе придумал.... Да и что тут думать? Застолье. Разговоры. Тосты. Салюты, морозный лес, излучина реки, звёзды, которые видны ясно и чисто, дом, в котором собрались друзья, приехавшие кто откуда. То есть, без посторонних людей, и лишней суеты. Кто чем занимался, где-то пели песни, где-то разговаривали и пили чай, дом большой и места в нём хватало всем.
Лёвушка, сын моего друга, весь вечер ходил за мной хвостом. Мы не виделись полгода, поэтому ему было особенно, очень-очень важно, рассказать о приключениях, новостях и историях, которые произошли с ним за эти полгода. Надо сказать, что с Лёвушкой у нас давно установились отношения двух старых друзей. Я не делал скидки на то, что ему всего семь лет, и разговаривал с ним о взрослых вещах как со взрослым, естественно выбирая темы и формы, которые были ему понятны. А он, в свою очередь, очень старательно выбирал темы для разговора, читал и всегда готовился к нашим встречам, поэтому его вопросы иногда заставали меня просто врасплох.
Левушка был "Главным Мастером Огня". Мы расставляли фейерверки под его руководством. А теперь, настрелявшись фейерверков на год вперёд и оттягивая время, когда ему надо будет идти спать, он ставил отцу очередное условие "если".
На этот раз это "если" заключалось в том, что: "Если Ангел расскажет мне сказку перед сном, коротенькую, то я усну и не буду мешать вам всем петь песни, пить кофе и вообще общаться на ваши дурацкие взрослые темы.
А если нет, то я не буду сегодня спать вообще!".
(Ангел - это я. Вернее, моё имя или одно из имён, которым меня зовут мои друзья. Когда- то это был мой позывной "Черный Ангел". Они сократили его до безобидного "Ангел". Лёвушка как-то услышал это обращение и часто звал меня именно так).
Мы переглянулись с Вовкой и тот, поймав мой жест согласия, чуть заметно кивнув головой мне в ответ, сказал: "Хорошо, но только одна история или сказка, а то знаю я вас! Максимум полчаса, Ангел нам самим нужен, Новый Год сегодня, кто как не Ангел должен быть рядом!?"
Лёвушка утащил меня в свою комнату на втором этаже, быстренько разделся, умылся, залез под одеяло. Я зажег ночник, и, выглянув в окно, засмотрелся на открывающийся из окна вид. На тёмный лес, излучину реки, белый снег, и не сразу услышал Лёвушку. Он, не переставая звать меня, подергал за руку: "Ангел, ну что ты, что? Ты же обещал мне рассказать что-нибудь! Расскажи мне какую-нибудь взрослую историю, страшную и такую, чтобы, ну, чтобы я её долго помнил!?"
Я, не подумав, начал, глядя в окно рассказывать:
"Много лет тому назад, когда тебя Лёвушка, ещё не было на белом свете, в одной далёкой - далёкой стране, затерянной в горах, тоже кружился в хороводе и пушистыми хлопьями ложился на землю, на камни, белый- белый снег. Это были чужие горы, чужая страна, чужая земля. В той стране, сказочной стране, тогда шла война, люди воевали друг с другом.... Так бывает, даже в сказочных странах...."
Я понял, что остановиться уже не могу. Моя память волной накрыла меня. За окнами кружился, снег, унося меня в совсем другой снегопад, который был много лет назад....
Лёвушка снова потряс меня за руку.
"Давай я тебе расскажу что-нибудь другое. Про человека - паука, или про Бэтмэна, или про Барби и Кена" - предложил я ему.
"Ангел?! Да что случилось? Мне это совсем, не интересно, правда, Бетманы - всё это отстой! Я уже взрослый! Ты расскажи мне что-нибудь такое, чего не показывают в мультяшках и в книжках не пишут", - Лёвушка, говорил как взрослый. "Ангел, расскажи мне про те горы и про тот снег, ну пожалуйста! Расскажи!"
Я продолжил свой рассказ: "Так вот, так было в той сказочной стране. Была зима, были горы, и была группа воинов, хорошо обученных воинов, каждый из которых в любом бою стоил десяти. Но их профессия, их назначение заключалось совсем в другом.
Вовсе не в том, чтобы ходить в атаку. И даже не в том, чтобы сидеть в окопах, ожидая, когда в атаку пойдёт враг. Это были специальные воины, воины-тени, которые умели появляться из ниоткуда и исчезать в никуда. Те, кто знал об их существовании, те, кто давал им задания называли этих воинов разведывательно-диверсионной группой специального назначения.
Такая группа возвращалась с задания, было их всего восемь человек, нет, их было целых восемь человек. Их путь лежал к тому месту, где их должны были подобрать вертолёты. Просто в горах не везде могут сесть эти пятнистые стрекозы или, как их называли воины между собой "коровы" или "крокодилы", в зависимости от назначения этих вертолётов. Путь группы пролегал по безлюдным тропам и ущельям, вдали от любого человеческого жилья. Дело в том, что никто и никогда не должен был видеть этих воинов, они всегда двигались или под покровом ночи или по тайным тропам.
Вот и сейчас они шли, пользуясь тем, что падал густой снег, а лёгкий ветер кружил его белым хороводом, заметая следы группы. Снег глушил звуки, казалось, что вокруг стоит белое безмолвие. А ветер дул, слабо-слабо, хотя обычно, в горах, он, если дует, то уж поёт свою песню и горы отвечают ему. Горы, впрочем, всегда говорят, даже когда нет ветра, а сейчас горы молчали.
Воины были одеты в тёплые горные костюмы, и поверх них в белые маскировочные халаты. Они были похожи на белых призраков Сулеймановых гор или слуг Снежной королевы. Такие же безмолвные, бесшумные, они шли, они ступали след в след, словно исполняли какой-то магический ритуал.
Ветер донес лёгкий запах гари. Что-то не так давно горело, где-то впереди. Идущий впереди воин поднял руку и согнул её в локте. Группа остановилась. Командир группы отправил вперёд двоих и они, растворившись в снегопаде, исчезли. Остальные заняли места среди камней, и словно никого и не было. Просто горы. Просто падал снег.
Шло время. Ни много ни мало, а прошло его в самый раз столько, чтобы дозорные вернулись и рассказали о том, что впереди, немного левее, находится сгоревшее небольшое поселение или деревня или, как называли ещё здесь и дом и двор и деревню дувал. Рассказали, что там нет ни одной живой души. Хотя и боя там никакого не было. Просто обстреляли с воздуха, и случилось это все дня два-три назад. Странный дувал, и на картах не отмечен и дорог к нему вроде никаких нет. Зачем его было вообще обстреливать!? "Да и ладно", - сказал командир. "Не нашего это ума это дело. У нас своя дорога, нам надо просто засветло убраться как можно дальше от этого странного места, а что и как и почему гадать - это лишнее".
Пустив дозором вперед двух воинов, группа двинулась дальше и уже к вечеру ушла далеко от этого места. Пора было становиться на ночлег. Снег сыпался с неба не переставая, да и ветер что-то усиливался. Стали искать место для ночлега.
Воином повезло. Это была удача. Нашлась вполне уютная пещера, в которой можно было укрыться от ветра и снега. Вход завалили камнями, слава Богу, он был небольшого размера, оставили только небольшой проход и выставили охранение. Зажгли фонарь, и возникла трепетная иллюзия приюта, крова над головой, пристанища, которое укрыло людей от непогоды.
Там, снаружи, снежная карусель разошлась уже не на шутку. Ветер и горы запели в унисон свою вечную, заунывную песню. А здесь было тихо, сухо и не было пронизывающего ветра. На таблетках сухого спирта, горевшего синим огнём, разогрели консервы, растопив снег, заварили чай, вкуснее которого нет, наверно, в целом свете. Завтра, если установится погода, и вертолёты смогут их забрать, они будут уже у себя. А погода обязательно установится, такого здесь не было давно, в этих горах. Такой метели и снегопада.
Воины стали устраиваться на ночлег, не хоромы конечно, но условия просто барские. Здесь можно было поспать с большим удобством.
Лёвушка, который всё это время держал меня за руку своими теплыми ручонками, спросил: "Ангел, а им наверно там страшно было, да? Ведь там холодно, ночь, снег, горы и они там одни, совсем одни. А если снег не перестанет и их не смогут забрать, как они там будут жить, ведь еды у них мало и дров наверно там нет? Как вообще там люди могут жить?"
"Лёвушка, - помолчав, ответил я, - они там не жили, они там просто делали свою работу, они там воевали. А воевали с теми, кто там жил, жил веками, воины были там на чужой земле, это всегда плохо, воевать на чужой земле, и главное - это не нужно. Нужно любить и защищать свою землю, понимаешь?"
"А что они тогда там делали, зачем они там воевали? Ведь если это не их земля, тогда зачем всё это?", - спросил Левушка.
"Знаешь, малыш, люди часто делают такие вещи, которые им совсем не хочется делать. А делают они их потому, что они должны их делать. Потому, что это их работа".
Я тяжело вздохнул, понимая, что Лёвушка задаёт детские вопросы, но такие, на которые ответ так прост и так сложен. Да наверно и нет однозначного ответа.
"Ангел, Ангел, а дальше-то что?", - Левушка дергал меня за руку, это вывело меня из легкого оцепенения, куда меня загнали мои мысли и воспоминания.
" А дальше было вот что, - продолжил я,- в пещере появился один из двух воинов, которые находились в охранении. Они охраняли подступы к пещере и наблюдали за тем, что происходит. Перед собой он втолкнул невысокого человека в старой, достаточно потрепанной одежде. Человек кубарем покатился по полу пещеры и затих, не шевелясь. "И кого ты привёл, спросил командир, снежного человека!? Где ты его взял? Без приключений не живётся?" Голос командира не предвещал ничего хорошего. " И главное зачем?"
Воин смотрел на командира спокойно, без удивления, понимая, что командиру просто надо высказаться. Подождал, пока тот закончит фразу, и сказал: "Да не нужен он мне был, а что мне оставалось, когда он на меня наступил!?"
"Лучше бы он на змею ядовитую наступил, меньше хлопот было бы, - сказал командир, - нечего было на дороге валяться, выбрал бы себе другое место, а теперь вот проблема.... Ладно, посмотрите на его плечи и обыщите!"
Воины включили фонари и подняли человека. В свете фонарей стало видно, что это мальчишка лет двенадцати, обыкновенный чумазый мальчишка. Он трясся, не то от холода, не то от страха и не понимал, зачем эти люди, распахнув его шубу и халат, смотрят на его плечи и что-то ищут в его котомке.
"Ничего нет у него, командир, плечи чистые, оружие не носил", - сказал один из воинов.
"Мессер",- позвал командир. Один из воинов вышел из темноты пещеры на освещённый фонарями пятачок, где на камне сидел, сжавшись в комок и испуганно глядя по сторонам, задержанный мальчишка. " Я здесь, командир ".
"Надо допросить. Переводи", - сказал командир.
Мессер кивнул головой.
"Куда ты идёшь?", - спросил он мальчишку. Мессер перевёл.
"В дувал, там у меня дядя с семьёй живет", - ответил мальчишка. Он отвечал быстро, и было видно, что он напуган.
"Где дувал, где живёт твой дядя?"
"Недалеко, наверно полдня, если идти по тропе". Мессер выразительно посмотрел на командира. Командир, просто смотрел, смотрел на мальчика так, словно перед ним был занятный зверёк, говорящий на непонятном языке. Его взгляд ничего не выражал.
"Когда ты последний раз был у дяди?".
"Наверно год назад, вместе с отцом и братом. Мы подарили тогда дяде барана и белую овцу".
" А где сейчас твой отец и твой брат?"
"Брата убили, а отец болеет. Я старший в семье". Мальчик говорил всё это спокойно, без эмоций и было видно, что для него это просто жизнь, такая как она есть.
"Зачем ты идёшь к дяде?"
" Отец попросил, он хочет, чтобы дядя пришёл к нему. Отец сказал, что он должен встретиться с дядей обязательно, а ходить он не может, поэтому за дядей пошёл я. Отец меня послал".
"Сколько дней ты идёшь к дяде?"
"Уже четыре дня", - ответил мальчик.
"Кто шёл вместе с тобой?"
"Я шёл один последние два дня, а до этого со мной шёл сосед из нашего дувала, но ему надо в другое место. Мы разошлись два дня назад".
"Что ты будешь делать, когда придёшь к дяде?"
"Я скажу ему, что отец зовёт его, и мы пойдём к отцу".
"А ты не останешься у дяди?"
"Нет, я должен вернуться в свой дом, у меня ещё два брата и сестра".
Мессер посмотрел на командира и сказал: "Там же, куда он идёт, никого живых нет..."
Повисло молчание, командир посмотрел на воина, который приволок мальчишку и сказал: "Лучше бы ты не лежал на его дороге....."
Воин промолчал, отвёл взгляд и отошёл в темноту пещеры.
Командир обратился к Мессеру: "Спроси его, что он знает о пещере. Надо накормить его, еды с ним никакой нет".
Воин снова заговорил с мальчишкой на его наречии.
" Ты знал, что тут есть пещера?"
"Все, кто тут живут, знают про неё".
"Они сюда приходят?"
"Нет, это плохое место. Люди обходят пещеру стороной. Раньше в ней жил дервиш, он был совсем странный, а потом, когда он умер, его не похоронили до заката. Теперь его дух бродит вместе с горными Дэвами где-то рядом. Наверно, это он заметает сейчас дорогу. Такого снега тут не было уже много лет. Только когда дервиш умер такой же сильный снег шёл, он шёл несколько дней".
" Сколько дней ты не ел?"
"Уже два дня", - сглотнув слюну, ответил мальчик.
"Сейчас я дам тебе поесть и попить, ешь медленно и понемногу", - сказал ему Мессер.
"А можно я пойду?", - спросил мальчик
"Нет, сейчас нельзя, ночь, снег, пойдёшь утром".
"А ты отпустишь меня?"
"Да, я отпущу тебя", - сказал Мессер и посмотрел на командира. Командир смотрел на синий огонёк горящей в спиртовке таблетки сухого спирта и ничего не сказал. Хотя он не знал местного языка и мог и не понимать разговор воина с мальчиком.
"Я закончил допрос, - сказал Мессер командиру, -сейчас покормлю его".
"Да, да, конечно, накорми его. Чаю там ему согрейте, шоколад есть, пусть поест хорошо, может быть поспит ", - ответил командир. Синий огонек колыхался, а потом словно замер неподвижным языком под взглядом командира.
Воины согрели мальчику консервы, достали галеты, шоколад, растопили снег и заварили ему чай в трёх пустых консервных банках. Мальчишка, который сначала смотрел на этих вооруженных людей в непонятной белой в разводах одежде опасливо, поев и выпив чаю, согрелся и расслабился. Усталость взяла своё, и через некоторое время он заснул, прислонившись спиной к камню. Спал он крепко, но тревожно, вздрагивал во сне, что-то бормотал на своем языке, а потом окончательно затих.
Никто из воинов не спал. В воздухе повисла напряженная тишина, гнетущее молчание, которое никто не хотел нарушать.
Все молчали.
"Свободным от несения службы отдыхать", - оторвавшись от созерцания горящего огня и словно вернувшись из своих мыслей, сказал командир. "До рассвета ещё пять часов".
И вроде, как, не обращаясь ни к кому, помолчав, добавил: "Хотя человеческой жизни нет цены, мы всегда поступаем так, словно существует нечто ещё более ценное. Умирают только за то, ради чего стоит жить. Ведь наша жизнь - та, которую мы живём в своих поступках, а не в теле. Мы - это только наши действия, и нет других нас".
Командир встал, подошёл к выходу из пещеры. Погода поменялась, ветер почти стих, и только пушистый белый снег легко кружась, ложился на склоны гор. В горах было очень тихо.
Я, задумавшись, замолчал, память протянула невидимую нить, соткав из неё мост. В прошлое. Сейчас я был уже не здесь. Я был в этих заснеженных горах, в той безымянной пещере, где спал мальчишка, о котором я ничего не знал, даже его имени. А за окном, так же как и там, в тех горах, кружился, неспешно, в безмолвном белом танце, падая на землю снег.
Тёплая ручонка Лёвушки снова вытащила меня из пелены воспоминаний. Я снова был в Лёвушкиной спальне, дверь в библиотеку была приоткрыта, там горел мягкий свет. В доме было тихо, наверно все собрались в столовой или спустились в подвал, где была баня и кинотеатр.
"Ангел, а дальше что было?", - тёплые ладони мальчика держали мою руку и он, свернувшись калачиком, прижался щекой к моей руке.
" Знаешь? Ты Ангел, где-то не здесь. Рассказываешь мне сказку, а сам меня и не замечаешь. Может, ты устал? Может, тебе нехорошо?", - спросил он.
"Нет, Лёвушка, все хорошо, я просто забыл, как там, в сказке было дальше. Вот сидел, вспоминал", - неловко соврал я.
"Да не придумывай, Ангел, ты никогда ничего не забываешь и всё всегда помнишь! Всегда, я тебя знаю! Ты расскажи мне, что было дальше, пожалуйста, может у тебя что- то случилось? А? Ты всегда мне рассказываешь сказки хорошие, и такого с тобой никогда не было ", - голос у Лёвушки был серьезный.
" Ладно, Лёвушка, а дело дальше было так.....", - вздохнув, продолжил я...
Знаешь, ночь в горах пролетает быстро, а иногда тянется, кажется, целую вечность. Была странной эта ночь. Вроде и спать пытались воины, да не спалось, и сидеть не сиделось, и лежать не лежалось. Как волки двигались воины по пещере.
А мальчишка спал, отсыпался, завернувшись в тулуп, в котором пришёл. И даже не вскрикивал и не вздрагивал во сне. Спокойными и хорошими были, наверно, его сны, а может, вообще спал мальчишка без снов.
Ветра не было. Снег к рассвету перестал падать, небо было чистым. Начало светлеть на востоке. Гасли звёзды. Заснеженные вершины сначала покраснели в лучах восходящего солнца, а потом стали медленно розоветь и бледнеть, становясь всё белее и белее с каждой минутой. В долине появились, становясь всё резче, тени. Начинался новый день.
Воины не спали.
"Уже утро, командир", - сказал один из них.
"Да, утро, - ответил он, - есть погода, уходим к точке подбора".
"А что с ним!?.., - с надеждой в голосе спросил один из воинов, тот самый, на которого мальчишка наступил".
Семь пар глаз уставились на командира. Не моргая, не отводя взгляд в сторону.
Семеро человек смотрели на одного. На того, кому доверяли и обязаны были беспрекословно подчиняться. Независимо от того, хотели они это делать или не хотели. Это был Закон. Этого требовала Присяга. Здесь и сейчас Законом для них был он.
Все знали, что говорит об этом параграф. Параграфы инструкций, приказов, уставов должны выполняться всегда и независимо ни от каких обстоятельств.
Командир смотрел в глаза, в глаза каждому из них, по очереди. Воины, не выдержав прямого взгляда, отворачивались или отводили свой взгляд. Они не могли смотреть в глаза командиру, а его взгляд спрашивал, требовал ответа, сгибал волю и подчинял. В этот момент они увидели в командире то звериное, спрятанное далеко, что независимо от воли и желания, подчиняло их ему. Командир молчал, продолжая смотреть на каждого из них. До тех пор, пока последний из воинов не отвёл свой взгляд.
Командир понимал, что приказ, который он обязан отдать, будет бесчеловечен. Ведь мальчишка, вина которого была только в том, что он случайно наткнулся на группу, подлежит уничтожению, хотя ничем не может навредить группе. Дувал, в который шёл мальчишка, был уничтожен и уже никому рассказать о том, что он видел, мальчик не сможет. И никто не бросится в погоню за группой. Но параграф требовал своего исполнения и параграф требовал того, чтобы командир отдал приказ. Параграф решал сейчас судьбу. Судьбу мальчика. Судьбу каждого из воинов. Судьбу командира.
Нарушив тягостное молчание, командир сказал только одно слово.
"Параграф..."
Воины замерли в ожидании. Кого командир выберет для того, чтобы ликвидировать этого мальчишку? Двоих, чтобы был контроль исполнения. Чтобы не дрогнуло сердце. Чтобы не было соблазна даже подумать о том, чтобы не выполнить приказ. Кому на плечи, своей волей и своим приказом он положит этот грех?!.. Данной ему властью. Правом исполнять и требовать исполнения. Любой ценой.
"Группе пять минут на сборы. Выходим к точке подбора. Выдвигаетесь по направлению движения на тысячу метров и ждёте моего возвращения. Старшим на время моего отсутствия назначаю Чёрного Буйвола. Мальчика я отведу к дороге на деревню сам. Без провожатых. Мессер! Будите мальчика. Выполнять!"
Люди не смотрели в глаза своему командиру. Что им собраться, минута....
Мессер аккуратно разбудил мальчика.
"Нам пора прощаться. Мы уходим. Я, как обещал, отпускаю тебя. Этот человек, - Мессер указал на командира, - проводит тебя до тропы к дувалу. Прощай".
"Прощай", - ответил мальчишка.
Буйвол отдал команду: "Группа вперёд" и семь человек, не глядя на командира, прошли мимо него.
Мальчишка пошёл вперёд, а командир чуть поодаль, следом за ним. Шли молча, мальчик не оглядывался, только снег шуршал у них под ногами. Так они дошли до места, с которого уходящей группе их было не видно. Тропа делала тут крутой поворот и уходила в долину.
Командир нагнал мальчика, тронул его за плечо. Мальчик, вздрогнув всем телом, повернулся к нему лицом. Командир молча снял с его плеча сумку. Сняв со своей спины ранец, открыл его и переложил в сумку мальчику продукты, которые у него оставались. Таблетки сухого спирта, спиртовку. Немного подумав, положил туда же зажигалку и один из своих ножей. Повесил сумку мальчику обратно на плечо.
Мальчик смотрел на всё это с недоумением, оцепенев, он словно не верил в происходящее. Командир рукой указал мальчику на направление к дувалу и сказал: "Иди.... Иди...". Слегка подтолкнул его в спину. Неуверенно, постоянно оглядываясь, мальчишка пошёл, а затем неуклюже, падая в снег, путаясь в большом для него тулупе, побежал. Командир, повернулся и, не оборачиваясь, пошёл догонять свою группу.
Он шёл быстро, стараясь не думать о том, что ждёт мальчика там, в пустом дувале, как и что будет дальше. Он не выполнил параграф. Но это было его решение.
" Вся наша жизнь та жизнь, которую мы живём в своих поступках, а не в теле. Мы - это только наши действия, и нет других нас. Я - это только мои действия и мои поступки, это моя жизнь, и только я могу решать как правильно и как неправильно поступить для меня. Где-то в детстве я уже читал эту фразу, только не помню, кто её написал. Да и так ли это важно сейчас?!". Так думал командир, догоняя свою группу.
Группа ждала его там, где было оговорено. Чёрный Буйвол доложил, что вышли на связь и вертушки прибудут через три часа. Идти до точки подбора было совсем недалеко. Воины ничего не спрашивали. Командир ничего не сказал. Зачем им было знать, что он нарушил правила, нарушать которые нельзя. Это был его поступок, и отвечать за него только ему.
К точке подбора шли молча. Молча ждали. Когда в небе появились три вертолёта, командир сказал только одну фразу: "Запомните, раз и навсегда запомните. Этой ночью ничего не было. Ничего. И мальчика тоже не было".
Вертолёты, подлетев, закружились, словно в карусели над их головами. Поднимая снежные вихри один из вертолётов, снизившись, завис над землёй, едва касаясь её. В этой белой метели воины погрузились в него, и вертолёт взлетел.
Вертолёты уже исчезли среди гор, а в том месте, где садился вертолёт, всё ещё продолжали искриться в солнечных лучах, словно крошечные алмазы, кружась в воздухе снежинки...
Я замолчал. Молчал и Лёвушка. Он держал меня за руку. Потом, прижавшись щекой к моей руке, он сказал:
"Ангел, скажи, тем командиром был ты? Ведь, правда всё так и было? И это совсем не сказка!? Всё это было на самом деле? А мальчик, он остался жив?"
"Да, Лёвушка, мальчик остался жив. Так всё и было. Это не сказка".
Я поправил одеяло, прикрыл им Лёвушкино плечо. Лёвушка заворочался, устраиваясь поудобнее, и сказал: "Спокойной ночи, до завтра, Ангел!"
"Спокойной ночи, до завтра, Лёвушка!", - ответил я ему и вышел из комнаты.
В библиотеке, под торшером с зелёным абажуром, сидел Пётр и листал какую-то, очевидно наугад взятую с полки, книгу. Я подошёл и сел рядом. Пётр молчал. Я тоже, мне просто не хотелось говорить.
"Я слышал всю историю, от начала и до конца. Может, ты объяснишь мне, что это было? Покаяние в грехах или попытка убедить себя в том, что всё в прошлом было по-другому? Может, конечно, я сейчас неправильные вопросы задаю и вообще, разумнее было бы не спрашивать тебя? Промолчать?! Но объясни, на кой чёрт тебе всё это было нужно? Прошлое не отпускает? Каешься? Может, не перед тем каешься?! Думаешь, я не помню, никто не помнит, то, что было тогда? Я помню! Помню, как ты не смотрел никому в глаза и помню, как ты приказал забыть о том, что произошло. Чтобы не писать рапорт по факту? Все забыли. А теперь ты рассказываешь мальчишке сказочную и красивую историю!? Зачем ты поднял эту тему и соврал ему? Пожалел? А тогда, тогда, тебе не было жалко?! "
Пётр говорил очень тихо, но я слышал каждое его слово. В его голосе сквозило и непонимание и обида и какие-то ещё, непонятные мне пока интонации. Он был напряжён, как закрученная до предела часовая пружина.
Я понял, что ситуация требует разрешения и тянуть с этим не стоит. Если Пётр потребовал объяснений, то он не остановится до тех пор, пока не получит ответы на все свои вопросы. Я слишком хорошо знал его характер. Упёртый одиночка, который привык работать сам и отвечать за каждое своё слово и поступок. Он никогда не задавал вопросов до тех пор, пока вопрос не становился для него важным и жизненно значимым.
"Буйвол, ты хочешь знать всю правду? Хорошо. Только раз уж такой разговор пошёл, то давай вниз спустимся, там и мужики и там покурить можно, а тут Лёвушка спит. Разговор будет долгим, Буйвол. И разговор будет при всех кто тут, это касается вас и меня. Серьёзная предъява, Буйвол. Я отвечу".
"Ну, если хочешь, не вопрос. Я с тобой хотел поговорить, и то просто потому, что у меня внутри вопросов больше, чем ответов по этой ситуации. Так было, много лет, просто не говорил тебе об этом и никто тебе не говорил, а разговор о том случае был и неоднократно. А тут ты сам рассказал. Вот и хочу ясность внести. Правду знать хочу. Право имею. Пойдём". Пётр одним движением резко поднялся из низкого кресла, в котором сидел.
Мы спустились вниз. Народ весь собрался в подвале, где была баня и домашний кинотеатр. Все уставились на нас.
"Ну, угомонил чадо моё? Спит?", - спросил Вовка.
"Володя, чадо спит. Тут один разговор образовался, поговорить бы надо", - сказал я, не дожидаясь, пока Пётр заговорит. " Мужики, пойдём, пообщаемся да покурим, надо ".
Ребята, не задавая лишних вопросов, встали и пошли к выходу.
Женщины удивлённо посмотрели на меня.
"Ну вот, только пришёл и всех куда-то тащишь. Вы там надолго секретничать собрались?", - спросила Володина жена.
"Как получится", - сказал Арсен.
Мы поднялись на первый этаж, и пошли в зимний сад, там можно было курить и это было самое спокойное место во всём доме. Мне было не по себе. Крепко не по себе. Странно, но я совсем не думал о том, как построить разговор. Как пойдёт, так и пойдёт...
"Ну вот, тут и покурим. Разговор, похоже, будет непростой. Пойдём-ка, брат мой Мессер, и ты, Вольдемар, ступай со мной, принесём сюда водочки, закусить что-нибудь посущественнее, сигаретным дымом не закусывают. А уж потом, отроки, сядем да поговорим по душам", - сказал Алексей. С этими словами они с Мессером направились в сторону гостиной. Вовка двинулся следом.
За долгие годы общения всё становится понятным на интуитивном уровне, с полуслова или жеста. Алексей постарался разрядить обстановку и перевести разговор в застольный. Ведь хорошо известно, что за накрытым столом и разговор по-другому идёт. Тем более что на сухую всё это было бы как-то не так. Мы с Петром освободили стол от каких-то женских журналов, коробок с нитками для вязания, игрушек и прочего добра. Постелили скатерть, притащили из холла свечи в подсвечниках, и зажгли их.
"Как нарядно получилось, по-барски! Зимний сад с канделябрами. Шарман какой-то прямо!", - сказал Пётр. Появились Арсен с Вовкой, они тащили то, что смогли унести в руках со стола в большой гостиной. Следом Алексей толкал сервировочный столик на колёсиках. Оба яруса столика были заставлены блюдами с разными закусками и прочей едой. "А что, просто принести сюда весь стол из гостиной была не судьба?", - съехидничал я.
"Он в двери не пройдёт, его надо было бы разбирать, он тяжёлый и дубовый, как ты", - ответил Вовка. "Лучше давайте помогите всё на стол расставить, рук не хватает".
Мы быстро расставили всё принесённое на столе, получилось как раз то, что надо. Можно неспешно выпивать, закусывать и не бежать, чтобы что-то ещё принести.
"Ну, мужики, давайте садиться, разговор говорить. Слушать да кушать", - сказал Алексей. В теперешней, мирной жизни, он стал батюшкой, отцом Алексием, и мы относились к нему с некоторым трепетом. Сели, налили, выпили, закусили.
"Давай, Ангел, выкладывай, что за разговор у тебя к нам, собравшимся тут по твоему желанию, за трапезой ночной назрел. Что сказать хочешь важное братьям своим, оторвав их от жён и подруг. Ответствуй, брат!" Алексей говорил шутливым тоном, но было видно, что он действительно не понимает что происходит. Мессер со свойственным ему терпением и выдержкой внимательно смотрел на происходящее и похоже готовил какую-то фразу.
"Ребята, я бы хотел, чтобы Буйвол обрисовал ситуацию, в общих чертах. Рассказал о том, что он подслушал. Вам будет понятнее, да и я соберусь с мыслями и подумаю, как правильно держать ответ", - сказал я.
"Ну, раз хочешь, значит так пусть и будет. Пётр, рассказывай, только короче, а то начнёшь тут историю со дня сотворения мира тянуть", - улыбнулся Арсен.
Пётр четко и ясно рассказал то, что услышал сидя в библиотеке, о том, что высказал мне, по поводу услышанного. Обращаясь уже ко мне, сказал: "Ангел, у меня вопросы по этой истории. Да и не только у меня. Мы иногда вспоминали её и не могли понять - какой ты на самом деле? Скажи нам, где правда, а где ложь? Кому ты солгал? Тогда нам или Лёвушке сегодня? ".
Ребята сидели молча. Алексей закурил. Я давно не видел его с сигаретой в руках. Затянувшись и выпустив дым, он сказал: "Знаешь, братишка, это твоё право и тебе решать, как ответить на этот вопрос. Но та ситуация, она периодически всплывает, когда мы общаемся без тебя. И вовсе не потому, что нас интересует, что ты сделал с тем мальчишкой.
Хочется понять, насколько ты доверяешь сейчас и насколько доверял нам тогда. Мы никогда не задавали тебе этот вопрос. А сейчас обстоятельства сами сложились так, что этот разговор назрел. Ты сам сказал, что хочешь поговорить, хотя мог сказать Петру, что это касается только тебя и всё. Это твое право. Просто все эти годы на этот вопрос не было ответа. А то, что непонятно - напрягает.
У нас, у каждого есть в шкафах свои скелеты, но эти скелеты не касаются всех остальных. Мы всегда верили тебе и считали, что право принятия решения остаётся за тобой. Дело прошлое, но жить с этим сложно, поверь. Я даже не могу объяснить, чем это напрягает, и как это влияет на отношения, но это есть. Какая-то заноза, которая нет-нет да и кольнёт в душе. Всегда было непонятно, почему ты поступил тогда так, нарушив инструкции и предписания, нарушив требования параграфа.
А теперь вопрос в том, что есть ложь? Сколько лет или минут этой лжи? И почему ты так поступил по отношению к нам? Ты видишь, что я изначально обвиняю тебя в том, что ты солгал нам. Может быть я не прав, но тогда возникает вопрос более серьёзный. Зачем ты вытащил эту историю и соврал Лёвушке!? У тебя что, крыша начинает ехать? Что происходит с тобой вообще последнее время!? У тебя, похоже, наперекосяк идёт сейчас всё! Ты ничего не рассказываешь, ты отдаляешься от нас. С тобой очень тяжело стало говорить. Ты словно поставил стену между собой и всеми нами по целому ряду вопросов.
Если у тебя не клеится что в личной жизни, если у тебя сейчас проблемы с работой это не значит, что надо закрыться и уйти в себя. Это не значит, что ты не нужен никому".
Арсен, который всё это время сидел молча, перебил Алексея:
"Алексей, довольно проповеди-то читать. Что ты начинаешь давить и оценивать! Нечего тут проповедовать! Не в церкви перед прихожанами. Мне, например, не настолько важно, как тебе, что и когда он сказал, сделал.
Он что, предал кого-то из нас, подставил, или сделал что-то такое, за что всем нам придётся краснеть!? Может быть, у тебя нет чувства вины!? Или ты всегда спокойно спишь? Или сны про войну не снятся? Или ты какой-то особенный человек, что тебе должна быть известна вся правда про всех? И тебе Петя, что, тоже особо спокойно не живётся? Правды хочешь!? А тебе она понравится, ты в этом твёрдо уверен?
Почему ты не спрашиваешь, врал Ангел или говорил правду, когда тебя отмазывал!? Да хоть раз, каждого из нас он прикрывал, отмазывал, брал ответственность на себя за наши поступки и действия, врал ради нас. Спасибо хоть раз кто сказал!? Нет! Считали, что это в порядке вещей! Тогда, Петя, он для тебя был правильным, потому, что это касалось лично тебя! А теперь вон оно как, высоконравственным вдруг стал?! Других проблем нет в жизни! Да!?
Ангел, мне всё равно, ну выпил Пётр лишнего, может и понесло его за правду поговорить, творческая душа, художник млин, расслабился в творчестве, бывает, сам знаешь. У меня к тебе претензий и вопросов, брат, нет, я тебя люблю и принимаю таким, какой ты есть. Вовка, а ты что молчишь? Ты хозяин или кому!? В твоём доме, в Новый Год такой напряг возник, и главное среди кого. Мы что, так часто собираемся, чтобы вместо праздника душевный стриптиз тут устраивать человеку?"
Володя сказал очень просто и понятно: " Мой дом это дом каждого из вас, всегда. В семье всегда бывает так, что есть скрытые проблемы и недоговорённости. Рано или поздно, по разным причинам, эти вещи всплывают наружу. И эти вопросы требуют разрешения. Наверно, было бы обидно для меня, если бы вы все думали, о чём можно говорить в этом доме, а о чем нельзя. Я считаю, что здесь каждый может поступать так, как считает удобным для себя и правильным. Мы много лет знаем друг друга и это даёт каждому и права и обязанности по отношению к себе и к нам. Я всё сказал".
Слушая их, я понимал, что они, такие разные, всё-таки одно целое. То целое, которое жизнью спекается в один твердый кристалл годами. То целое, которое уже невозможно разбить или разрушить. Я часть этого целого, неотъемлемая часть. И я не имел права уйти от разговора. От разговора, который, по-хорошему, должен был произойти давно. Я просто никогда не думал об этом. Погасив сигарету, я сказал:
"Ладно. Действительно, ситуация требует объяснений. Я понимаю это. Может, мне будет трудно найти правильные слова. Может, мне будет трудно объяснить свой поступок. Но я не собираюсь оправдываться. Просто объясню то, что было.
Вы знаете, я всегда говорил вам: " Каждый из вас имеет полное право врать мне. Каждый из вас имеет право врать кому угодно и что угодно, если это необходимо. Никто из вас не имеет право врать себе - это опасно, это смерть".
Это право я давал вам и этим правом воспользовался я. Тогда, там, в горах.
Да, я не соврал Лёвушке.
Я не выполнил параграф.
Я не выполнил его требования несколько раз.
Я не приказал никому из группы ликвидировать мальчика. Хотя был обязан это сделать.
Я не назначил для выполнения параграфа двоих. Для контроля исполнения.
Я был обязан это сделать.
Я принял решение выполнить параграф сам.
Я не имел на это права в той ситуации.
Я не взял никого из группы с собой. Для контроля.
Я не ликвидировал мальчика.
Я отпустил его.
Я потребовал от группы забыть о происшедшем.
Я не соврал никому из группы, я не соврал вам.
Командир имеет право не отчитываться перед подчинёнными в принятом решении и своих действиях. Это моё право!
Я считаю, что поступил тогда правильно. Правильно по отношению к себе. Правильно по отношению к вам. Правильно по отношению к мальчишке.
Почему!? Если непонятно - я объясню!
Вы знаете, что я требовал подчинения и всегда мои приказы исполнялись беспрекословно.
Знаете, что я никогда не был сентиментальным или мягким по отношению к подчинённым.
Знаете, что был с вами всегда честным и справедливым. Так как умел.
А теперь раскладываю ситуацию по полочкам.
Я прекрасно видел два варианта развития событий.
Первый. Вы - люди и у каждого из вас есть сердце. И вполне возможно, что те, кого я назначу, не выполнили бы приказ, или в той ситуации отказались бы его выполнять. Убить ребёнка только за то, что он случайно обнаружил группу!? Группе это ничем не угрожало в той ситуации. Ведь дувал, куда он шёл, был уничтожен. На много километров вокруг никого.
Допустить неповиновения я не мог. И в том случае я был бы обязан выполнить требования параграфа. И я бы его выполнил. Не сомневайтесь. Прямое неподчинение..... Остальное понимаете...
Второй. Вы - люди, вы обязаны выполнить приказ, который я вам отдаю. Я не согласовываю его в условиях радиомолчания ни с кем. Это мой приказ вам. Ликвидировать мальчишку. Я отвечаю за всё. Да. Но это ваши души. И я отвечаю за них. За то пятно, которое положу на эти души. Своим приказом. И как вы будете жить с этим дальше? Совершив убийство, ничем, кроме требования параграфа и моего приказа, не оправданное? Как вы будете после этого относиться ко мне!? Неважно!? Важно!! Я доверяю вам свою жизнь! Вы мне свои! Чья ответственность больше!? Есть вещи, с которыми трудно жить и нелегко умирать. Эта - из того перечня.
Я не желал смерти этого мальчика, уверен, что точно так же, как каждый из группы тогда. Но есть требования параграфа, которые каждый из вас до сих пор помнит наизусть.
Я не мог допустить ни одного из вариантов развития событий.
Я не хотел, чтобы мальчик погиб.
Я принял единственно верное решение.
Я думал о нём всю ночь.
Я не мог поступить по-другому. Повесить эту смерть на кого-то из группы. Или допустить неповиновение.
Я знал, что если эта история выплывет, то отвечать за неё буду только я. Но я был уверен в том, что никто из группы не сдаст меня. Я не ошибся.
Я отвёл мальчика до того места, откуда не было видно, что происходит. Отдал ему весь запас продуктов, который у меня был и отпустил его.
До сих пор я помню, как удивлённо он тогда посмотрел на меня.
С каким недоверием и надеждой!
Думаю, что он не верил, что его отпустят живым.
Я помню, как он бежал.
Как падал, поднимался и снова бежал.
Бежал к дувалу, не зная, что там нет ни одной живой души.
Я помню, как тогда вы смотрели на меня. Когда я вернулся к группе.
Помню, как вы молчали.
Вы не хотели говорить со мной.
Вы не смотрели мне тогда в глаза.
Неделю после того случая.
Вы не сдали меня. Потому что это тоже правило - своих не сдавать!
Вы считали, что я просто человек, для которого долг пересилит любые чувства. И единственное на что я могу пойти - это сделать сам то, что для вас тяжело. Вы даже не могли подумать о том, что по отношению к чужому у меня могут быть человеческие чувства.
Я сам вселил в вас эту уверенность.
Я никогда не позволял вам сомневаться в том, что мои действия подчинены правилам. Ничего личного при исполнении задач.
Я иногда вспоминаю этого мальчика.
Я не знаю, жив ли он сейчас, выжил ли тогда, в тех заснеженных горах.
Очень надеюсь, что жив.
Вы никогда не спрашивали меня о том случае.
Вы никогда его не вспоминали.
Сегодня я вспомнил его. Потому, что это непонимание и этот барьер в отношениях с тех самых пор всегда стоял между нами.
Я всегда это чувствовал.
Мне не всё равно, что вы думаете.
Мне не всё равно, что вы чувствуете.
Мне не всё равно, что изменится теперь в наших отношениях.
Рано или поздно происходят ситуации, когда надо выяснить отношения. В моей жизни наверно сейчас настало это время.
Да, у меня много проблем. Проблем в личных отношениях, проблем по работе.
Мне тяжело, очень тяжело сейчас.
Я расплачиваюсь за все ошибки и прошлые грехи.
То, что дорого для меня, рассыпается в пыль.
Но я привык платить за всё полную цену. За жизнь, за дружбу, за верность, за преданность, за честь, за любовь.
Я устал, я так устал!".
Мне казалось, что я говорю всё очень быстро, а время летит, словно шальная пуля.
Ребята молчали.
Я встал и вышел.
Поднялся в библиотеку. Свет торшера под зелёным абажуром очертил жёлтый круг, в котором стояло кресло. Я сел в кресло. Было тихо. Память снова толкнула меня туда, в прошлое, перед глазами снова встали лица ребят, ночь, мальчишка.
"Хотя человеческой жизни нет цены, мы всегда поступаем так, словно существует нечто ещё более ценное. Умирают только за то, ради чего стоит жить. Ведь наша жизнь - та, которую мы живём в своих поступках, а не в теле. Мы - это только наши действия, и нет других нас". Это слова Экзюпери, вспомнил я.
Командир нагнал мальчика, тронул его за плечо. Мальчик, вздрогнув всем телом, повернулся к нему лицом. Командир молча снял с его плеча сумку. Сняв со своей спины ранец, открыл его и переложил в сумку мальчику продукты, таблетки сухого спирта, спиртовку, немного подумав, положил туда же зажигалку и один из своих ножей. Повесил сумку мальчику обратно на плечо.
Мальчик смотрел на всё это с недоумением, оцепенев, он словно не верил в происходящее. Командир рукой указал мальчику на направление к дувалу и сказал: "Иди.... Иди...". Слегка подтолкнул его в спину. Неуверенно, постоянно оглядываясь, мальчишка пошёл, а затем неуклюже, падая в снег, путаясь в большом для него тулупе, побежал. Командир повернулся и, не оборачиваясь, пошёл догонять свою группу.
Я не знаю, сколько прошло времени. Из потока воспоминаний меня выдернул шум шагов на лестнице.
Стараясь не шуметь, в библиотеку вошли Вовка, Пётр, Алексей, Арсен. Встали возле двери в том же порядке как стояли в строю.
Ну вот, подумал я, Шальной, Буйвол, Дрозд, Мессер, все здесь.
Я встал.
Посмотрел на них.
Они смотрели на меня, не пряча глаз.
Я почувствовал, что у меня защипало в глазах, и по щеке предательски потекла слеза.
"Ангел, пойдем пить кофе".
"Уже утро, командир", - сказал один из них.
И побежал копать свою траншею.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
"Аллах акбар..." - старик пробормотал,
Найдя в прицел, чуть ниже каски, шею...
Игорь Истратов.
Тем, кто вышел и тем, кто остался "за речкой" посвящается.
размещено на авторской странице ПРОЗА. ру
Новый Год не заладился, как-то задолго до самого празднования этого дня.
Я не люблю Новый Год последние, наверно, лет теперь уже шесть. И на это у меня есть свои причины.
Наверно, я слишком самодостаточен для того, чтобы честно сказать самому себе " Я не люблю одиночества в такие дни!". И мне совсем не радостно находиться самому с собой наедине. Может, это и замечательно, когда хочется отдохнуть от людей, суеты, общения. Тогда ДА! Любой повод, чтобы побыть одному и помолчать - за праздник.
И, вполне очевидно, всё это так ясно читалось в моём поведении последние предновогодние недели, что друзья поступили просто и без особых затей.
В десять часов под домом стояла машина, звонок, знакомый голос в трубке: "Выйди на минутку, нечего дома сидеть!" Я вышел, сел, поехали....
Да я и не особо сопротивлялся - зачем, всё равно Новый Год есть Новый Год. Как ни крути - праздник. И в кругу близких людей настроение, которого не было, может быть и поднимется. А даже если и не поднимется, то уж никто не будет заглядывать в глаза с немым вопросом: "Всем весело, а ты чего грустишь - праздник ведь! Радоваться надо!"
А чему радоваться?! Новый Год просто отмеряет конец ещё одного года, еще одного периода в жизни и каждый раз мы желаем, чтобы следующий год был лучше, чем уходящий. А я почему-то добавляю для себя: "Конечно, лучшим, но не самым лучшим, а то уже нечего будет желать".
Ну, новогодняя ночь, она обычно тянется очень долго и всякому в ней находится свое личное дело и место. А поскольку я был один, без пары, то дел у меня было ровно столько, сколько я сам себе придумал.... Да и что тут думать? Застолье. Разговоры. Тосты. Салюты, морозный лес, излучина реки, звёзды, которые видны ясно и чисто, дом, в котором собрались друзья, приехавшие кто откуда. То есть, без посторонних людей, и лишней суеты. Кто чем занимался, где-то пели песни, где-то разговаривали и пили чай, дом большой и места в нём хватало всем.
Лёвушка, сын моего друга, весь вечер ходил за мной хвостом. Мы не виделись полгода, поэтому ему было особенно, очень-очень важно, рассказать о приключениях, новостях и историях, которые произошли с ним за эти полгода. Надо сказать, что с Лёвушкой у нас давно установились отношения двух старых друзей. Я не делал скидки на то, что ему всего семь лет, и разговаривал с ним о взрослых вещах как со взрослым, естественно выбирая темы и формы, которые были ему понятны. А он, в свою очередь, очень старательно выбирал темы для разговора, читал и всегда готовился к нашим встречам, поэтому его вопросы иногда заставали меня просто врасплох.
Левушка был "Главным Мастером Огня". Мы расставляли фейерверки под его руководством. А теперь, настрелявшись фейерверков на год вперёд и оттягивая время, когда ему надо будет идти спать, он ставил отцу очередное условие "если".
На этот раз это "если" заключалось в том, что: "Если Ангел расскажет мне сказку перед сном, коротенькую, то я усну и не буду мешать вам всем петь песни, пить кофе и вообще общаться на ваши дурацкие взрослые темы.
А если нет, то я не буду сегодня спать вообще!".
(Ангел - это я. Вернее, моё имя или одно из имён, которым меня зовут мои друзья. Когда- то это был мой позывной "Черный Ангел". Они сократили его до безобидного "Ангел". Лёвушка как-то услышал это обращение и часто звал меня именно так).
Мы переглянулись с Вовкой и тот, поймав мой жест согласия, чуть заметно кивнув головой мне в ответ, сказал: "Хорошо, но только одна история или сказка, а то знаю я вас! Максимум полчаса, Ангел нам самим нужен, Новый Год сегодня, кто как не Ангел должен быть рядом!?"
Лёвушка утащил меня в свою комнату на втором этаже, быстренько разделся, умылся, залез под одеяло. Я зажег ночник, и, выглянув в окно, засмотрелся на открывающийся из окна вид. На тёмный лес, излучину реки, белый снег, и не сразу услышал Лёвушку. Он, не переставая звать меня, подергал за руку: "Ангел, ну что ты, что? Ты же обещал мне рассказать что-нибудь! Расскажи мне какую-нибудь взрослую историю, страшную и такую, чтобы, ну, чтобы я её долго помнил!?"
Я, не подумав, начал, глядя в окно рассказывать:
"Много лет тому назад, когда тебя Лёвушка, ещё не было на белом свете, в одной далёкой - далёкой стране, затерянной в горах, тоже кружился в хороводе и пушистыми хлопьями ложился на землю, на камни, белый- белый снег. Это были чужие горы, чужая страна, чужая земля. В той стране, сказочной стране, тогда шла война, люди воевали друг с другом.... Так бывает, даже в сказочных странах...."
Я понял, что остановиться уже не могу. Моя память волной накрыла меня. За окнами кружился, снег, унося меня в совсем другой снегопад, который был много лет назад....
Лёвушка снова потряс меня за руку.
"Давай я тебе расскажу что-нибудь другое. Про человека - паука, или про Бэтмэна, или про Барби и Кена" - предложил я ему.
"Ангел?! Да что случилось? Мне это совсем, не интересно, правда, Бетманы - всё это отстой! Я уже взрослый! Ты расскажи мне что-нибудь такое, чего не показывают в мультяшках и в книжках не пишут", - Лёвушка, говорил как взрослый. "Ангел, расскажи мне про те горы и про тот снег, ну пожалуйста! Расскажи!"
Я продолжил свой рассказ: "Так вот, так было в той сказочной стране. Была зима, были горы, и была группа воинов, хорошо обученных воинов, каждый из которых в любом бою стоил десяти. Но их профессия, их назначение заключалось совсем в другом.
Вовсе не в том, чтобы ходить в атаку. И даже не в том, чтобы сидеть в окопах, ожидая, когда в атаку пойдёт враг. Это были специальные воины, воины-тени, которые умели появляться из ниоткуда и исчезать в никуда. Те, кто знал об их существовании, те, кто давал им задания называли этих воинов разведывательно-диверсионной группой специального назначения.
Такая группа возвращалась с задания, было их всего восемь человек, нет, их было целых восемь человек. Их путь лежал к тому месту, где их должны были подобрать вертолёты. Просто в горах не везде могут сесть эти пятнистые стрекозы или, как их называли воины между собой "коровы" или "крокодилы", в зависимости от назначения этих вертолётов. Путь группы пролегал по безлюдным тропам и ущельям, вдали от любого человеческого жилья. Дело в том, что никто и никогда не должен был видеть этих воинов, они всегда двигались или под покровом ночи или по тайным тропам.
Вот и сейчас они шли, пользуясь тем, что падал густой снег, а лёгкий ветер кружил его белым хороводом, заметая следы группы. Снег глушил звуки, казалось, что вокруг стоит белое безмолвие. А ветер дул, слабо-слабо, хотя обычно, в горах, он, если дует, то уж поёт свою песню и горы отвечают ему. Горы, впрочем, всегда говорят, даже когда нет ветра, а сейчас горы молчали.
Воины были одеты в тёплые горные костюмы, и поверх них в белые маскировочные халаты. Они были похожи на белых призраков Сулеймановых гор или слуг Снежной королевы. Такие же безмолвные, бесшумные, они шли, они ступали след в след, словно исполняли какой-то магический ритуал.
Ветер донес лёгкий запах гари. Что-то не так давно горело, где-то впереди. Идущий впереди воин поднял руку и согнул её в локте. Группа остановилась. Командир группы отправил вперёд двоих и они, растворившись в снегопаде, исчезли. Остальные заняли места среди камней, и словно никого и не было. Просто горы. Просто падал снег.
Шло время. Ни много ни мало, а прошло его в самый раз столько, чтобы дозорные вернулись и рассказали о том, что впереди, немного левее, находится сгоревшее небольшое поселение или деревня или, как называли ещё здесь и дом и двор и деревню дувал. Рассказали, что там нет ни одной живой души. Хотя и боя там никакого не было. Просто обстреляли с воздуха, и случилось это все дня два-три назад. Странный дувал, и на картах не отмечен и дорог к нему вроде никаких нет. Зачем его было вообще обстреливать!? "Да и ладно", - сказал командир. "Не нашего это ума это дело. У нас своя дорога, нам надо просто засветло убраться как можно дальше от этого странного места, а что и как и почему гадать - это лишнее".
Пустив дозором вперед двух воинов, группа двинулась дальше и уже к вечеру ушла далеко от этого места. Пора было становиться на ночлег. Снег сыпался с неба не переставая, да и ветер что-то усиливался. Стали искать место для ночлега.
Воином повезло. Это была удача. Нашлась вполне уютная пещера, в которой можно было укрыться от ветра и снега. Вход завалили камнями, слава Богу, он был небольшого размера, оставили только небольшой проход и выставили охранение. Зажгли фонарь, и возникла трепетная иллюзия приюта, крова над головой, пристанища, которое укрыло людей от непогоды.
Там, снаружи, снежная карусель разошлась уже не на шутку. Ветер и горы запели в унисон свою вечную, заунывную песню. А здесь было тихо, сухо и не было пронизывающего ветра. На таблетках сухого спирта, горевшего синим огнём, разогрели консервы, растопив снег, заварили чай, вкуснее которого нет, наверно, в целом свете. Завтра, если установится погода, и вертолёты смогут их забрать, они будут уже у себя. А погода обязательно установится, такого здесь не было давно, в этих горах. Такой метели и снегопада.
Воины стали устраиваться на ночлег, не хоромы конечно, но условия просто барские. Здесь можно было поспать с большим удобством.
Лёвушка, который всё это время держал меня за руку своими теплыми ручонками, спросил: "Ангел, а им наверно там страшно было, да? Ведь там холодно, ночь, снег, горы и они там одни, совсем одни. А если снег не перестанет и их не смогут забрать, как они там будут жить, ведь еды у них мало и дров наверно там нет? Как вообще там люди могут жить?"
"Лёвушка, - помолчав, ответил я, - они там не жили, они там просто делали свою работу, они там воевали. А воевали с теми, кто там жил, жил веками, воины были там на чужой земле, это всегда плохо, воевать на чужой земле, и главное - это не нужно. Нужно любить и защищать свою землю, понимаешь?"
"А что они тогда там делали, зачем они там воевали? Ведь если это не их земля, тогда зачем всё это?", - спросил Левушка.
"Знаешь, малыш, люди часто делают такие вещи, которые им совсем не хочется делать. А делают они их потому, что они должны их делать. Потому, что это их работа".
Я тяжело вздохнул, понимая, что Лёвушка задаёт детские вопросы, но такие, на которые ответ так прост и так сложен. Да наверно и нет однозначного ответа.
"Ангел, Ангел, а дальше-то что?", - Левушка дергал меня за руку, это вывело меня из легкого оцепенения, куда меня загнали мои мысли и воспоминания.
" А дальше было вот что, - продолжил я,- в пещере появился один из двух воинов, которые находились в охранении. Они охраняли подступы к пещере и наблюдали за тем, что происходит. Перед собой он втолкнул невысокого человека в старой, достаточно потрепанной одежде. Человек кубарем покатился по полу пещеры и затих, не шевелясь. "И кого ты привёл, спросил командир, снежного человека!? Где ты его взял? Без приключений не живётся?" Голос командира не предвещал ничего хорошего. " И главное зачем?"
Воин смотрел на командира спокойно, без удивления, понимая, что командиру просто надо высказаться. Подождал, пока тот закончит фразу, и сказал: "Да не нужен он мне был, а что мне оставалось, когда он на меня наступил!?"
"Лучше бы он на змею ядовитую наступил, меньше хлопот было бы, - сказал командир, - нечего было на дороге валяться, выбрал бы себе другое место, а теперь вот проблема.... Ладно, посмотрите на его плечи и обыщите!"
Воины включили фонари и подняли человека. В свете фонарей стало видно, что это мальчишка лет двенадцати, обыкновенный чумазый мальчишка. Он трясся, не то от холода, не то от страха и не понимал, зачем эти люди, распахнув его шубу и халат, смотрят на его плечи и что-то ищут в его котомке.
"Ничего нет у него, командир, плечи чистые, оружие не носил", - сказал один из воинов.
"Мессер",- позвал командир. Один из воинов вышел из темноты пещеры на освещённый фонарями пятачок, где на камне сидел, сжавшись в комок и испуганно глядя по сторонам, задержанный мальчишка. " Я здесь, командир ".
"Надо допросить. Переводи", - сказал командир.
Мессер кивнул головой.
"Куда ты идёшь?", - спросил он мальчишку. Мессер перевёл.
"В дувал, там у меня дядя с семьёй живет", - ответил мальчишка. Он отвечал быстро, и было видно, что он напуган.
"Где дувал, где живёт твой дядя?"
"Недалеко, наверно полдня, если идти по тропе". Мессер выразительно посмотрел на командира. Командир, просто смотрел, смотрел на мальчика так, словно перед ним был занятный зверёк, говорящий на непонятном языке. Его взгляд ничего не выражал.
"Когда ты последний раз был у дяди?".
"Наверно год назад, вместе с отцом и братом. Мы подарили тогда дяде барана и белую овцу".
" А где сейчас твой отец и твой брат?"
"Брата убили, а отец болеет. Я старший в семье". Мальчик говорил всё это спокойно, без эмоций и было видно, что для него это просто жизнь, такая как она есть.
"Зачем ты идёшь к дяде?"
" Отец попросил, он хочет, чтобы дядя пришёл к нему. Отец сказал, что он должен встретиться с дядей обязательно, а ходить он не может, поэтому за дядей пошёл я. Отец меня послал".
"Сколько дней ты идёшь к дяде?"
"Уже четыре дня", - ответил мальчик.
"Кто шёл вместе с тобой?"
"Я шёл один последние два дня, а до этого со мной шёл сосед из нашего дувала, но ему надо в другое место. Мы разошлись два дня назад".
"Что ты будешь делать, когда придёшь к дяде?"
"Я скажу ему, что отец зовёт его, и мы пойдём к отцу".
"А ты не останешься у дяди?"
"Нет, я должен вернуться в свой дом, у меня ещё два брата и сестра".
Мессер посмотрел на командира и сказал: "Там же, куда он идёт, никого живых нет..."
Повисло молчание, командир посмотрел на воина, который приволок мальчишку и сказал: "Лучше бы ты не лежал на его дороге....."
Воин промолчал, отвёл взгляд и отошёл в темноту пещеры.
Командир обратился к Мессеру: "Спроси его, что он знает о пещере. Надо накормить его, еды с ним никакой нет".
Воин снова заговорил с мальчишкой на его наречии.
" Ты знал, что тут есть пещера?"
"Все, кто тут живут, знают про неё".
"Они сюда приходят?"
"Нет, это плохое место. Люди обходят пещеру стороной. Раньше в ней жил дервиш, он был совсем странный, а потом, когда он умер, его не похоронили до заката. Теперь его дух бродит вместе с горными Дэвами где-то рядом. Наверно, это он заметает сейчас дорогу. Такого снега тут не было уже много лет. Только когда дервиш умер такой же сильный снег шёл, он шёл несколько дней".
" Сколько дней ты не ел?"
"Уже два дня", - сглотнув слюну, ответил мальчик.
"Сейчас я дам тебе поесть и попить, ешь медленно и понемногу", - сказал ему Мессер.
"А можно я пойду?", - спросил мальчик
"Нет, сейчас нельзя, ночь, снег, пойдёшь утром".
"А ты отпустишь меня?"
"Да, я отпущу тебя", - сказал Мессер и посмотрел на командира. Командир смотрел на синий огонёк горящей в спиртовке таблетки сухого спирта и ничего не сказал. Хотя он не знал местного языка и мог и не понимать разговор воина с мальчиком.
"Я закончил допрос, - сказал Мессер командиру, -сейчас покормлю его".
"Да, да, конечно, накорми его. Чаю там ему согрейте, шоколад есть, пусть поест хорошо, может быть поспит ", - ответил командир. Синий огонек колыхался, а потом словно замер неподвижным языком под взглядом командира.
Воины согрели мальчику консервы, достали галеты, шоколад, растопили снег и заварили ему чай в трёх пустых консервных банках. Мальчишка, который сначала смотрел на этих вооруженных людей в непонятной белой в разводах одежде опасливо, поев и выпив чаю, согрелся и расслабился. Усталость взяла своё, и через некоторое время он заснул, прислонившись спиной к камню. Спал он крепко, но тревожно, вздрагивал во сне, что-то бормотал на своем языке, а потом окончательно затих.
Никто из воинов не спал. В воздухе повисла напряженная тишина, гнетущее молчание, которое никто не хотел нарушать.
Все молчали.
"Свободным от несения службы отдыхать", - оторвавшись от созерцания горящего огня и словно вернувшись из своих мыслей, сказал командир. "До рассвета ещё пять часов".
И вроде, как, не обращаясь ни к кому, помолчав, добавил: "Хотя человеческой жизни нет цены, мы всегда поступаем так, словно существует нечто ещё более ценное. Умирают только за то, ради чего стоит жить. Ведь наша жизнь - та, которую мы живём в своих поступках, а не в теле. Мы - это только наши действия, и нет других нас".
Командир встал, подошёл к выходу из пещеры. Погода поменялась, ветер почти стих, и только пушистый белый снег легко кружась, ложился на склоны гор. В горах было очень тихо.
Я, задумавшись, замолчал, память протянула невидимую нить, соткав из неё мост. В прошлое. Сейчас я был уже не здесь. Я был в этих заснеженных горах, в той безымянной пещере, где спал мальчишка, о котором я ничего не знал, даже его имени. А за окном, так же как и там, в тех горах, кружился, неспешно, в безмолвном белом танце, падая на землю снег.
Тёплая ручонка Лёвушки снова вытащила меня из пелены воспоминаний. Я снова был в Лёвушкиной спальне, дверь в библиотеку была приоткрыта, там горел мягкий свет. В доме было тихо, наверно все собрались в столовой или спустились в подвал, где была баня и кинотеатр.
"Ангел, а дальше что было?", - тёплые ладони мальчика держали мою руку и он, свернувшись калачиком, прижался щекой к моей руке.
" Знаешь? Ты Ангел, где-то не здесь. Рассказываешь мне сказку, а сам меня и не замечаешь. Может, ты устал? Может, тебе нехорошо?", - спросил он.
"Нет, Лёвушка, все хорошо, я просто забыл, как там, в сказке было дальше. Вот сидел, вспоминал", - неловко соврал я.
"Да не придумывай, Ангел, ты никогда ничего не забываешь и всё всегда помнишь! Всегда, я тебя знаю! Ты расскажи мне, что было дальше, пожалуйста, может у тебя что- то случилось? А? Ты всегда мне рассказываешь сказки хорошие, и такого с тобой никогда не было ", - голос у Лёвушки был серьезный.
" Ладно, Лёвушка, а дело дальше было так.....", - вздохнув, продолжил я...
Знаешь, ночь в горах пролетает быстро, а иногда тянется, кажется, целую вечность. Была странной эта ночь. Вроде и спать пытались воины, да не спалось, и сидеть не сиделось, и лежать не лежалось. Как волки двигались воины по пещере.
А мальчишка спал, отсыпался, завернувшись в тулуп, в котором пришёл. И даже не вскрикивал и не вздрагивал во сне. Спокойными и хорошими были, наверно, его сны, а может, вообще спал мальчишка без снов.
Ветра не было. Снег к рассвету перестал падать, небо было чистым. Начало светлеть на востоке. Гасли звёзды. Заснеженные вершины сначала покраснели в лучах восходящего солнца, а потом стали медленно розоветь и бледнеть, становясь всё белее и белее с каждой минутой. В долине появились, становясь всё резче, тени. Начинался новый день.
Воины не спали.
"Уже утро, командир", - сказал один из них.
"Да, утро, - ответил он, - есть погода, уходим к точке подбора".
"А что с ним!?.., - с надеждой в голосе спросил один из воинов, тот самый, на которого мальчишка наступил".
Семь пар глаз уставились на командира. Не моргая, не отводя взгляд в сторону.
Семеро человек смотрели на одного. На того, кому доверяли и обязаны были беспрекословно подчиняться. Независимо от того, хотели они это делать или не хотели. Это был Закон. Этого требовала Присяга. Здесь и сейчас Законом для них был он.
Все знали, что говорит об этом параграф. Параграфы инструкций, приказов, уставов должны выполняться всегда и независимо ни от каких обстоятельств.
Командир смотрел в глаза, в глаза каждому из них, по очереди. Воины, не выдержав прямого взгляда, отворачивались или отводили свой взгляд. Они не могли смотреть в глаза командиру, а его взгляд спрашивал, требовал ответа, сгибал волю и подчинял. В этот момент они увидели в командире то звериное, спрятанное далеко, что независимо от воли и желания, подчиняло их ему. Командир молчал, продолжая смотреть на каждого из них. До тех пор, пока последний из воинов не отвёл свой взгляд.
Командир понимал, что приказ, который он обязан отдать, будет бесчеловечен. Ведь мальчишка, вина которого была только в том, что он случайно наткнулся на группу, подлежит уничтожению, хотя ничем не может навредить группе. Дувал, в который шёл мальчишка, был уничтожен и уже никому рассказать о том, что он видел, мальчик не сможет. И никто не бросится в погоню за группой. Но параграф требовал своего исполнения и параграф требовал того, чтобы командир отдал приказ. Параграф решал сейчас судьбу. Судьбу мальчика. Судьбу каждого из воинов. Судьбу командира.
Нарушив тягостное молчание, командир сказал только одно слово.
"Параграф..."
Воины замерли в ожидании. Кого командир выберет для того, чтобы ликвидировать этого мальчишку? Двоих, чтобы был контроль исполнения. Чтобы не дрогнуло сердце. Чтобы не было соблазна даже подумать о том, чтобы не выполнить приказ. Кому на плечи, своей волей и своим приказом он положит этот грех?!.. Данной ему властью. Правом исполнять и требовать исполнения. Любой ценой.
"Группе пять минут на сборы. Выходим к точке подбора. Выдвигаетесь по направлению движения на тысячу метров и ждёте моего возвращения. Старшим на время моего отсутствия назначаю Чёрного Буйвола. Мальчика я отведу к дороге на деревню сам. Без провожатых. Мессер! Будите мальчика. Выполнять!"
Люди не смотрели в глаза своему командиру. Что им собраться, минута....
Мессер аккуратно разбудил мальчика.
"Нам пора прощаться. Мы уходим. Я, как обещал, отпускаю тебя. Этот человек, - Мессер указал на командира, - проводит тебя до тропы к дувалу. Прощай".
"Прощай", - ответил мальчишка.
Буйвол отдал команду: "Группа вперёд" и семь человек, не глядя на командира, прошли мимо него.
Мальчишка пошёл вперёд, а командир чуть поодаль, следом за ним. Шли молча, мальчик не оглядывался, только снег шуршал у них под ногами. Так они дошли до места, с которого уходящей группе их было не видно. Тропа делала тут крутой поворот и уходила в долину.
Командир нагнал мальчика, тронул его за плечо. Мальчик, вздрогнув всем телом, повернулся к нему лицом. Командир молча снял с его плеча сумку. Сняв со своей спины ранец, открыл его и переложил в сумку мальчику продукты, которые у него оставались. Таблетки сухого спирта, спиртовку. Немного подумав, положил туда же зажигалку и один из своих ножей. Повесил сумку мальчику обратно на плечо.
Мальчик смотрел на всё это с недоумением, оцепенев, он словно не верил в происходящее. Командир рукой указал мальчику на направление к дувалу и сказал: "Иди.... Иди...". Слегка подтолкнул его в спину. Неуверенно, постоянно оглядываясь, мальчишка пошёл, а затем неуклюже, падая в снег, путаясь в большом для него тулупе, побежал. Командир, повернулся и, не оборачиваясь, пошёл догонять свою группу.
Он шёл быстро, стараясь не думать о том, что ждёт мальчика там, в пустом дувале, как и что будет дальше. Он не выполнил параграф. Но это было его решение.
" Вся наша жизнь та жизнь, которую мы живём в своих поступках, а не в теле. Мы - это только наши действия, и нет других нас. Я - это только мои действия и мои поступки, это моя жизнь, и только я могу решать как правильно и как неправильно поступить для меня. Где-то в детстве я уже читал эту фразу, только не помню, кто её написал. Да и так ли это важно сейчас?!". Так думал командир, догоняя свою группу.
Группа ждала его там, где было оговорено. Чёрный Буйвол доложил, что вышли на связь и вертушки прибудут через три часа. Идти до точки подбора было совсем недалеко. Воины ничего не спрашивали. Командир ничего не сказал. Зачем им было знать, что он нарушил правила, нарушать которые нельзя. Это был его поступок, и отвечать за него только ему.
К точке подбора шли молча. Молча ждали. Когда в небе появились три вертолёта, командир сказал только одну фразу: "Запомните, раз и навсегда запомните. Этой ночью ничего не было. Ничего. И мальчика тоже не было".
Вертолёты, подлетев, закружились, словно в карусели над их головами. Поднимая снежные вихри один из вертолётов, снизившись, завис над землёй, едва касаясь её. В этой белой метели воины погрузились в него, и вертолёт взлетел.
Вертолёты уже исчезли среди гор, а в том месте, где садился вертолёт, всё ещё продолжали искриться в солнечных лучах, словно крошечные алмазы, кружась в воздухе снежинки...
Я замолчал. Молчал и Лёвушка. Он держал меня за руку. Потом, прижавшись щекой к моей руке, он сказал:
"Ангел, скажи, тем командиром был ты? Ведь, правда всё так и было? И это совсем не сказка!? Всё это было на самом деле? А мальчик, он остался жив?"
"Да, Лёвушка, мальчик остался жив. Так всё и было. Это не сказка".
Я поправил одеяло, прикрыл им Лёвушкино плечо. Лёвушка заворочался, устраиваясь поудобнее, и сказал: "Спокойной ночи, до завтра, Ангел!"
"Спокойной ночи, до завтра, Лёвушка!", - ответил я ему и вышел из комнаты.
В библиотеке, под торшером с зелёным абажуром, сидел Пётр и листал какую-то, очевидно наугад взятую с полки, книгу. Я подошёл и сел рядом. Пётр молчал. Я тоже, мне просто не хотелось говорить.
"Я слышал всю историю, от начала и до конца. Может, ты объяснишь мне, что это было? Покаяние в грехах или попытка убедить себя в том, что всё в прошлом было по-другому? Может, конечно, я сейчас неправильные вопросы задаю и вообще, разумнее было бы не спрашивать тебя? Промолчать?! Но объясни, на кой чёрт тебе всё это было нужно? Прошлое не отпускает? Каешься? Может, не перед тем каешься?! Думаешь, я не помню, никто не помнит, то, что было тогда? Я помню! Помню, как ты не смотрел никому в глаза и помню, как ты приказал забыть о том, что произошло. Чтобы не писать рапорт по факту? Все забыли. А теперь ты рассказываешь мальчишке сказочную и красивую историю!? Зачем ты поднял эту тему и соврал ему? Пожалел? А тогда, тогда, тебе не было жалко?! "
Пётр говорил очень тихо, но я слышал каждое его слово. В его голосе сквозило и непонимание и обида и какие-то ещё, непонятные мне пока интонации. Он был напряжён, как закрученная до предела часовая пружина.
Я понял, что ситуация требует разрешения и тянуть с этим не стоит. Если Пётр потребовал объяснений, то он не остановится до тех пор, пока не получит ответы на все свои вопросы. Я слишком хорошо знал его характер. Упёртый одиночка, который привык работать сам и отвечать за каждое своё слово и поступок. Он никогда не задавал вопросов до тех пор, пока вопрос не становился для него важным и жизненно значимым.
"Буйвол, ты хочешь знать всю правду? Хорошо. Только раз уж такой разговор пошёл, то давай вниз спустимся, там и мужики и там покурить можно, а тут Лёвушка спит. Разговор будет долгим, Буйвол. И разговор будет при всех кто тут, это касается вас и меня. Серьёзная предъява, Буйвол. Я отвечу".
"Ну, если хочешь, не вопрос. Я с тобой хотел поговорить, и то просто потому, что у меня внутри вопросов больше, чем ответов по этой ситуации. Так было, много лет, просто не говорил тебе об этом и никто тебе не говорил, а разговор о том случае был и неоднократно. А тут ты сам рассказал. Вот и хочу ясность внести. Правду знать хочу. Право имею. Пойдём". Пётр одним движением резко поднялся из низкого кресла, в котором сидел.
Мы спустились вниз. Народ весь собрался в подвале, где была баня и домашний кинотеатр. Все уставились на нас.
"Ну, угомонил чадо моё? Спит?", - спросил Вовка.
"Володя, чадо спит. Тут один разговор образовался, поговорить бы надо", - сказал я, не дожидаясь, пока Пётр заговорит. " Мужики, пойдём, пообщаемся да покурим, надо ".
Ребята, не задавая лишних вопросов, встали и пошли к выходу.
Женщины удивлённо посмотрели на меня.
"Ну вот, только пришёл и всех куда-то тащишь. Вы там надолго секретничать собрались?", - спросила Володина жена.
"Как получится", - сказал Арсен.
Мы поднялись на первый этаж, и пошли в зимний сад, там можно было курить и это было самое спокойное место во всём доме. Мне было не по себе. Крепко не по себе. Странно, но я совсем не думал о том, как построить разговор. Как пойдёт, так и пойдёт...
"Ну вот, тут и покурим. Разговор, похоже, будет непростой. Пойдём-ка, брат мой Мессер, и ты, Вольдемар, ступай со мной, принесём сюда водочки, закусить что-нибудь посущественнее, сигаретным дымом не закусывают. А уж потом, отроки, сядем да поговорим по душам", - сказал Алексей. С этими словами они с Мессером направились в сторону гостиной. Вовка двинулся следом.
За долгие годы общения всё становится понятным на интуитивном уровне, с полуслова или жеста. Алексей постарался разрядить обстановку и перевести разговор в застольный. Ведь хорошо известно, что за накрытым столом и разговор по-другому идёт. Тем более что на сухую всё это было бы как-то не так. Мы с Петром освободили стол от каких-то женских журналов, коробок с нитками для вязания, игрушек и прочего добра. Постелили скатерть, притащили из холла свечи в подсвечниках, и зажгли их.
"Как нарядно получилось, по-барски! Зимний сад с канделябрами. Шарман какой-то прямо!", - сказал Пётр. Появились Арсен с Вовкой, они тащили то, что смогли унести в руках со стола в большой гостиной. Следом Алексей толкал сервировочный столик на колёсиках. Оба яруса столика были заставлены блюдами с разными закусками и прочей едой. "А что, просто принести сюда весь стол из гостиной была не судьба?", - съехидничал я.
"Он в двери не пройдёт, его надо было бы разбирать, он тяжёлый и дубовый, как ты", - ответил Вовка. "Лучше давайте помогите всё на стол расставить, рук не хватает".
Мы быстро расставили всё принесённое на столе, получилось как раз то, что надо. Можно неспешно выпивать, закусывать и не бежать, чтобы что-то ещё принести.
"Ну, мужики, давайте садиться, разговор говорить. Слушать да кушать", - сказал Алексей. В теперешней, мирной жизни, он стал батюшкой, отцом Алексием, и мы относились к нему с некоторым трепетом. Сели, налили, выпили, закусили.
"Давай, Ангел, выкладывай, что за разговор у тебя к нам, собравшимся тут по твоему желанию, за трапезой ночной назрел. Что сказать хочешь важное братьям своим, оторвав их от жён и подруг. Ответствуй, брат!" Алексей говорил шутливым тоном, но было видно, что он действительно не понимает что происходит. Мессер со свойственным ему терпением и выдержкой внимательно смотрел на происходящее и похоже готовил какую-то фразу.
"Ребята, я бы хотел, чтобы Буйвол обрисовал ситуацию, в общих чертах. Рассказал о том, что он подслушал. Вам будет понятнее, да и я соберусь с мыслями и подумаю, как правильно держать ответ", - сказал я.
"Ну, раз хочешь, значит так пусть и будет. Пётр, рассказывай, только короче, а то начнёшь тут историю со дня сотворения мира тянуть", - улыбнулся Арсен.
Пётр четко и ясно рассказал то, что услышал сидя в библиотеке, о том, что высказал мне, по поводу услышанного. Обращаясь уже ко мне, сказал: "Ангел, у меня вопросы по этой истории. Да и не только у меня. Мы иногда вспоминали её и не могли понять - какой ты на самом деле? Скажи нам, где правда, а где ложь? Кому ты солгал? Тогда нам или Лёвушке сегодня? ".
Ребята сидели молча. Алексей закурил. Я давно не видел его с сигаретой в руках. Затянувшись и выпустив дым, он сказал: "Знаешь, братишка, это твоё право и тебе решать, как ответить на этот вопрос. Но та ситуация, она периодически всплывает, когда мы общаемся без тебя. И вовсе не потому, что нас интересует, что ты сделал с тем мальчишкой.
Хочется понять, насколько ты доверяешь сейчас и насколько доверял нам тогда. Мы никогда не задавали тебе этот вопрос. А сейчас обстоятельства сами сложились так, что этот разговор назрел. Ты сам сказал, что хочешь поговорить, хотя мог сказать Петру, что это касается только тебя и всё. Это твое право. Просто все эти годы на этот вопрос не было ответа. А то, что непонятно - напрягает.
У нас, у каждого есть в шкафах свои скелеты, но эти скелеты не касаются всех остальных. Мы всегда верили тебе и считали, что право принятия решения остаётся за тобой. Дело прошлое, но жить с этим сложно, поверь. Я даже не могу объяснить, чем это напрягает, и как это влияет на отношения, но это есть. Какая-то заноза, которая нет-нет да и кольнёт в душе. Всегда было непонятно, почему ты поступил тогда так, нарушив инструкции и предписания, нарушив требования параграфа.
А теперь вопрос в том, что есть ложь? Сколько лет или минут этой лжи? И почему ты так поступил по отношению к нам? Ты видишь, что я изначально обвиняю тебя в том, что ты солгал нам. Может быть я не прав, но тогда возникает вопрос более серьёзный. Зачем ты вытащил эту историю и соврал Лёвушке!? У тебя что, крыша начинает ехать? Что происходит с тобой вообще последнее время!? У тебя, похоже, наперекосяк идёт сейчас всё! Ты ничего не рассказываешь, ты отдаляешься от нас. С тобой очень тяжело стало говорить. Ты словно поставил стену между собой и всеми нами по целому ряду вопросов.
Если у тебя не клеится что в личной жизни, если у тебя сейчас проблемы с работой это не значит, что надо закрыться и уйти в себя. Это не значит, что ты не нужен никому".
Арсен, который всё это время сидел молча, перебил Алексея:
"Алексей, довольно проповеди-то читать. Что ты начинаешь давить и оценивать! Нечего тут проповедовать! Не в церкви перед прихожанами. Мне, например, не настолько важно, как тебе, что и когда он сказал, сделал.
Он что, предал кого-то из нас, подставил, или сделал что-то такое, за что всем нам придётся краснеть!? Может быть, у тебя нет чувства вины!? Или ты всегда спокойно спишь? Или сны про войну не снятся? Или ты какой-то особенный человек, что тебе должна быть известна вся правда про всех? И тебе Петя, что, тоже особо спокойно не живётся? Правды хочешь!? А тебе она понравится, ты в этом твёрдо уверен?
Почему ты не спрашиваешь, врал Ангел или говорил правду, когда тебя отмазывал!? Да хоть раз, каждого из нас он прикрывал, отмазывал, брал ответственность на себя за наши поступки и действия, врал ради нас. Спасибо хоть раз кто сказал!? Нет! Считали, что это в порядке вещей! Тогда, Петя, он для тебя был правильным, потому, что это касалось лично тебя! А теперь вон оно как, высоконравственным вдруг стал?! Других проблем нет в жизни! Да!?
Ангел, мне всё равно, ну выпил Пётр лишнего, может и понесло его за правду поговорить, творческая душа, художник млин, расслабился в творчестве, бывает, сам знаешь. У меня к тебе претензий и вопросов, брат, нет, я тебя люблю и принимаю таким, какой ты есть. Вовка, а ты что молчишь? Ты хозяин или кому!? В твоём доме, в Новый Год такой напряг возник, и главное среди кого. Мы что, так часто собираемся, чтобы вместо праздника душевный стриптиз тут устраивать человеку?"
Володя сказал очень просто и понятно: " Мой дом это дом каждого из вас, всегда. В семье всегда бывает так, что есть скрытые проблемы и недоговорённости. Рано или поздно, по разным причинам, эти вещи всплывают наружу. И эти вопросы требуют разрешения. Наверно, было бы обидно для меня, если бы вы все думали, о чём можно говорить в этом доме, а о чем нельзя. Я считаю, что здесь каждый может поступать так, как считает удобным для себя и правильным. Мы много лет знаем друг друга и это даёт каждому и права и обязанности по отношению к себе и к нам. Я всё сказал".
Слушая их, я понимал, что они, такие разные, всё-таки одно целое. То целое, которое жизнью спекается в один твердый кристалл годами. То целое, которое уже невозможно разбить или разрушить. Я часть этого целого, неотъемлемая часть. И я не имел права уйти от разговора. От разговора, который, по-хорошему, должен был произойти давно. Я просто никогда не думал об этом. Погасив сигарету, я сказал:
"Ладно. Действительно, ситуация требует объяснений. Я понимаю это. Может, мне будет трудно найти правильные слова. Может, мне будет трудно объяснить свой поступок. Но я не собираюсь оправдываться. Просто объясню то, что было.
Вы знаете, я всегда говорил вам: " Каждый из вас имеет полное право врать мне. Каждый из вас имеет право врать кому угодно и что угодно, если это необходимо. Никто из вас не имеет право врать себе - это опасно, это смерть".
Это право я давал вам и этим правом воспользовался я. Тогда, там, в горах.
Да, я не соврал Лёвушке.
Я не выполнил параграф.
Я не выполнил его требования несколько раз.
Я не приказал никому из группы ликвидировать мальчика. Хотя был обязан это сделать.
Я не назначил для выполнения параграфа двоих. Для контроля исполнения.
Я был обязан это сделать.
Я принял решение выполнить параграф сам.
Я не имел на это права в той ситуации.
Я не взял никого из группы с собой. Для контроля.
Я не ликвидировал мальчика.
Я отпустил его.
Я потребовал от группы забыть о происшедшем.
Я не соврал никому из группы, я не соврал вам.
Командир имеет право не отчитываться перед подчинёнными в принятом решении и своих действиях. Это моё право!
Я считаю, что поступил тогда правильно. Правильно по отношению к себе. Правильно по отношению к вам. Правильно по отношению к мальчишке.
Почему!? Если непонятно - я объясню!
Вы знаете, что я требовал подчинения и всегда мои приказы исполнялись беспрекословно.
Знаете, что я никогда не был сентиментальным или мягким по отношению к подчинённым.
Знаете, что был с вами всегда честным и справедливым. Так как умел.
А теперь раскладываю ситуацию по полочкам.
Я прекрасно видел два варианта развития событий.
Первый. Вы - люди и у каждого из вас есть сердце. И вполне возможно, что те, кого я назначу, не выполнили бы приказ, или в той ситуации отказались бы его выполнять. Убить ребёнка только за то, что он случайно обнаружил группу!? Группе это ничем не угрожало в той ситуации. Ведь дувал, куда он шёл, был уничтожен. На много километров вокруг никого.
Допустить неповиновения я не мог. И в том случае я был бы обязан выполнить требования параграфа. И я бы его выполнил. Не сомневайтесь. Прямое неподчинение..... Остальное понимаете...
Второй. Вы - люди, вы обязаны выполнить приказ, который я вам отдаю. Я не согласовываю его в условиях радиомолчания ни с кем. Это мой приказ вам. Ликвидировать мальчишку. Я отвечаю за всё. Да. Но это ваши души. И я отвечаю за них. За то пятно, которое положу на эти души. Своим приказом. И как вы будете жить с этим дальше? Совершив убийство, ничем, кроме требования параграфа и моего приказа, не оправданное? Как вы будете после этого относиться ко мне!? Неважно!? Важно!! Я доверяю вам свою жизнь! Вы мне свои! Чья ответственность больше!? Есть вещи, с которыми трудно жить и нелегко умирать. Эта - из того перечня.
Я не желал смерти этого мальчика, уверен, что точно так же, как каждый из группы тогда. Но есть требования параграфа, которые каждый из вас до сих пор помнит наизусть.
Я не мог допустить ни одного из вариантов развития событий.
Я не хотел, чтобы мальчик погиб.
Я принял единственно верное решение.
Я думал о нём всю ночь.
Я не мог поступить по-другому. Повесить эту смерть на кого-то из группы. Или допустить неповиновение.
Я знал, что если эта история выплывет, то отвечать за неё буду только я. Но я был уверен в том, что никто из группы не сдаст меня. Я не ошибся.
Я отвёл мальчика до того места, откуда не было видно, что происходит. Отдал ему весь запас продуктов, который у меня был и отпустил его.
До сих пор я помню, как удивлённо он тогда посмотрел на меня.
С каким недоверием и надеждой!
Думаю, что он не верил, что его отпустят живым.
Я помню, как он бежал.
Как падал, поднимался и снова бежал.
Бежал к дувалу, не зная, что там нет ни одной живой души.
Я помню, как тогда вы смотрели на меня. Когда я вернулся к группе.
Помню, как вы молчали.
Вы не хотели говорить со мной.
Вы не смотрели мне тогда в глаза.
Неделю после того случая.
Вы не сдали меня. Потому что это тоже правило - своих не сдавать!
Вы считали, что я просто человек, для которого долг пересилит любые чувства. И единственное на что я могу пойти - это сделать сам то, что для вас тяжело. Вы даже не могли подумать о том, что по отношению к чужому у меня могут быть человеческие чувства.
Я сам вселил в вас эту уверенность.
Я никогда не позволял вам сомневаться в том, что мои действия подчинены правилам. Ничего личного при исполнении задач.
Я иногда вспоминаю этого мальчика.
Я не знаю, жив ли он сейчас, выжил ли тогда, в тех заснеженных горах.
Очень надеюсь, что жив.
Вы никогда не спрашивали меня о том случае.
Вы никогда его не вспоминали.
Сегодня я вспомнил его. Потому, что это непонимание и этот барьер в отношениях с тех самых пор всегда стоял между нами.
Я всегда это чувствовал.
Мне не всё равно, что вы думаете.
Мне не всё равно, что вы чувствуете.
Мне не всё равно, что изменится теперь в наших отношениях.
Рано или поздно происходят ситуации, когда надо выяснить отношения. В моей жизни наверно сейчас настало это время.
Да, у меня много проблем. Проблем в личных отношениях, проблем по работе.
Мне тяжело, очень тяжело сейчас.
Я расплачиваюсь за все ошибки и прошлые грехи.
То, что дорого для меня, рассыпается в пыль.
Но я привык платить за всё полную цену. За жизнь, за дружбу, за верность, за преданность, за честь, за любовь.
Я устал, я так устал!".
Мне казалось, что я говорю всё очень быстро, а время летит, словно шальная пуля.
Ребята молчали.
Я встал и вышел.
Поднялся в библиотеку. Свет торшера под зелёным абажуром очертил жёлтый круг, в котором стояло кресло. Я сел в кресло. Было тихо. Память снова толкнула меня туда, в прошлое, перед глазами снова встали лица ребят, ночь, мальчишка.
"Хотя человеческой жизни нет цены, мы всегда поступаем так, словно существует нечто ещё более ценное. Умирают только за то, ради чего стоит жить. Ведь наша жизнь - та, которую мы живём в своих поступках, а не в теле. Мы - это только наши действия, и нет других нас". Это слова Экзюпери, вспомнил я.
Командир нагнал мальчика, тронул его за плечо. Мальчик, вздрогнув всем телом, повернулся к нему лицом. Командир молча снял с его плеча сумку. Сняв со своей спины ранец, открыл его и переложил в сумку мальчику продукты, таблетки сухого спирта, спиртовку, немного подумав, положил туда же зажигалку и один из своих ножей. Повесил сумку мальчику обратно на плечо.
Мальчик смотрел на всё это с недоумением, оцепенев, он словно не верил в происходящее. Командир рукой указал мальчику на направление к дувалу и сказал: "Иди.... Иди...". Слегка подтолкнул его в спину. Неуверенно, постоянно оглядываясь, мальчишка пошёл, а затем неуклюже, падая в снег, путаясь в большом для него тулупе, побежал. Командир повернулся и, не оборачиваясь, пошёл догонять свою группу.
Я не знаю, сколько прошло времени. Из потока воспоминаний меня выдернул шум шагов на лестнице.
Стараясь не шуметь, в библиотеку вошли Вовка, Пётр, Алексей, Арсен. Встали возле двери в том же порядке как стояли в строю.
Ну вот, подумал я, Шальной, Буйвол, Дрозд, Мессер, все здесь.
Я встал.
Посмотрел на них.
Они смотрели на меня, не пряча глаз.
Я почувствовал, что у меня защипало в глазах, и по щеке предательски потекла слеза.
"Ангел, пойдем пить кофе".
"Уже утро, командир", - сказал один из них.
