странная мужская любовь
Этот мужчина был красив. Бесспорно. Глаза цвета
сердитого моря, русые волосы не кондовый славянский типаж. Я смотрела
любительский спектакль, устраиваемый им перед дурацкой гостиничной кроватью, и,
не пытаясь поймать смысл произносимых слов, по-кошачьи сыто радовалась
произошедшему физиологическому акту соприкосновения с такой красотой.
Безусловная мужская красота - всегда подарок, редкость.
Второй радостью, подаренной мне этим мужчиной - была ревность. В наших,
полуприятельских, не существующих отношениях присутствовала откровенность - он
рассказывал мне про всех, я - про некоторых. Или наоборот.
Он ревновал - красиво. Его ревность была филигранной, совершенно литературной.
Его ревность переливалась всеми возможными оттенками от чёрного шекспировского
желания раздавить нежные хрящики моей гортани, до нежно-гранатовой грусти
Куприна.
Он спрашивал: "Лучше, чем я?" - и мои бедные простыни индевели от
отчаяния в голосе.
Он говорил: "Какая же ты б.. дь, моя радость" - и мои глаза
увлажнялись чувством вины.
Он писал " Ты влюбишься в него, моя хорошая, обязательно влюбишься, у тебя
будет много поводов влюбиться" - и экран монитора грозил осыпаться пеплом
несостоявшейся любви.
"Ты меня не любишь, ты мне изменяешь" - в потоке его красивой,
мужской, бронзовой ревности мое скверное женское эго расцветало, радовалось
и... хихикало.
Гадкое хихиканье добавляло пряности в мои отношения. Не с ним. Это хихиканье
слышалось мне в шелесте рубашки очередного любовника, оно задерживало меня на
пути вниз по срединной линии его живота. Это хихиканье вплеталось диссонансно в
шум воды и стоны, заставляя меня оставлять глубокие царапины на бедре мужчины
стоящего сзади.
Это - осталось. Как-то так...
сердитого моря, русые волосы не кондовый славянский типаж. Я смотрела
любительский спектакль, устраиваемый им перед дурацкой гостиничной кроватью, и,
не пытаясь поймать смысл произносимых слов, по-кошачьи сыто радовалась
произошедшему физиологическому акту соприкосновения с такой красотой.
Безусловная мужская красота - всегда подарок, редкость.
Второй радостью, подаренной мне этим мужчиной - была ревность. В наших,
полуприятельских, не существующих отношениях присутствовала откровенность - он
рассказывал мне про всех, я - про некоторых. Или наоборот.
Он ревновал - красиво. Его ревность была филигранной, совершенно литературной.
Его ревность переливалась всеми возможными оттенками от чёрного шекспировского
желания раздавить нежные хрящики моей гортани, до нежно-гранатовой грусти
Куприна.
Он спрашивал: "Лучше, чем я?" - и мои бедные простыни индевели от
отчаяния в голосе.
Он говорил: "Какая же ты б.. дь, моя радость" - и мои глаза
увлажнялись чувством вины.
Он писал " Ты влюбишься в него, моя хорошая, обязательно влюбишься, у тебя
будет много поводов влюбиться" - и экран монитора грозил осыпаться пеплом
несостоявшейся любви.
"Ты меня не любишь, ты мне изменяешь" - в потоке его красивой,
мужской, бронзовой ревности мое скверное женское эго расцветало, радовалось
и... хихикало.
Гадкое хихиканье добавляло пряности в мои отношения. Не с ним. Это хихиканье
слышалось мне в шелесте рубашки очередного любовника, оно задерживало меня на
пути вниз по срединной линии его живота. Это хихиканье вплеталось диссонансно в
шум воды и стоны, заставляя меня оставлять глубокие царапины на бедре мужчины
стоящего сзади.
Это - осталось. Как-то так...