Заметки из книги неизвестного автора
Автор неизвестен "Мертвые могут танцевать, путеводитель на конец света"
Как-то в не самое благостное настроение прочитал я эту книгу. Возможно мои заметки из этого чтива кому-то покажутся интересными, а кто-то даже воспользуется комбинацией copy-paste. Приятного чтения.Работадатели терпеть не могут парней вроде меня. Чтобы жить и кататься по миру, мне нужны деньги.
Поэтому нет работы, от которой бы я отказался.
В моей карьере имеется даже такой перл, как работа сэндвичем в гипермаркете:
полтора месяца подряд я ходил среди прилавков в костюме красного мобильного телефона Nokia.
И все равно. Наверное, по мне видно, что все это ненадолго. Я прихожу просить работу, протягиваю работодателю документы, и тот понимает: бок о бок прожить со мной жизнь не выйдет. Скоро я заберу эти документы назад, распихаю зарплату по карманам и свалю.
Как-то я посчитал, сколько всего профессий сменил к тридцати годам. Число получилось ужасающим. Особенно на фоне моего отца, который в прошлом году вышел на пенсию, а до этого несколько десятилетий подряд не увольнялся ни разу, а только перевелся как-то из отдела в отдел.
Погода была такая, будто наверху все опять напились, заскандалили, опрокинули пепельницу и мир внизу стал серым.
Поверить в существование Калифорнии, где всегда солнце и жажду утоляют, просто срывая с деревьев мандарины, - поверить в это было невозможно, как в опасную ересь.
Никогда мне не было дела до других людей. Жизнь я прожил сам по себе. И уж тем более мне не было дела до страны, в которой я живу. А потом мне исполнилось тридцать, а потом - еще больше, чем тридцать, и страна стала важна для меня, как вдруг становится важна ушебная к другому жена, с которой прежде ленился даже целоваться перед сексом.
Сказал, что любит не пломбир, а просто beer.
Моя страна прожила свою жизнь. Я прожил свою. Не знаю насчет страны, а я свою жизнь собирался прожить совсем иначе.
Всего одно кафе с фирменным блюдом "разливная водка".
Я бы полюбил тебя, моя страна. Так многие делают, и жить ради тебя, наверное, проще, чем неизвестно ради чего. Но я до сих пор не вижу, за что тебя любить, да и на то, чтобы стать для меня смыслом всей жизни, ты не тянешь.
Вся техническая революция привела всего - навсего к тому, что по MTV теперь постоянно предлагают скачать прослушиваемую мелодию себе на мобильный телефон.
Еще недавно будущее представлялось, читая Герберта Уэллса. Теперь - читая Ирвина Уэлша.
Каир - непрекращающаяся клаустрофобия.
Переполненные улицы, постоянно сигналящие машины. Двадцать миллионов арабов - кто такое вынесет?
Приблизительно треть территории Каира занимают клатбища. За несколько тысячелетий людей здесь нахоронили столько, что двадцать миллионов живых каирцев смотрятся забавным исключением.
На кладбищах, прямо в склепах, живет довольно много народу. Город мертвых в Каире - один из самых населенных кварталов.
Вблизи великие египетские пирамиды смотрятся жалко.
Больше всего они напоминают груду строительного мусора. Туристы платят за такси, чтобы попасть к пирамидам, потом платят за вход, чтобы подойти к пирамидам поближе, потом платят еще раз, чтобы пройти внутрь самих пирамид, потом мучительно ищут в окрестностях хоть один туалет, потом они платят таксистам за обратную дорогу и, возвращаясь на родину, закатывают глаза: ах, это впечатление на всю жизнь.
Никто не может признаться, что их надули и в реальности пирамиды не стоят и десятой доли уплаченных денег, потому что вся египетская археология - выдумка современных туроператоров.
Я хотел жить, а вместо этого каждое мгновение умирал, и если что-то не предпринять прямо сейчас, то скоро я, наверное, умру насовсем.
Черт возьми! Мы рождаемся, чуть-чуть взрослеем, учимся без почтения относиться к родителям, влюбляемся в музыку каких-нибудь мазефакеров, типа U2, потом влюбляемся в девчонку (такую же прыщавую, как мы сами) и верим, что так будет вечно. Потом любимая песня, под которую ты танцевал с тощими одноклассницами, превращается в омерзительное ретро. И одеколон One Man Show, который казался тебе лучшим запахом во вселенной, начинает вызывать лишь тошноту.
И ты с ужасом ощущаешь, что родители с которыми ты насмерть боролся в детстве, скоро умрут, а твои собственные дети в разговоре с тобой начинают кривить губы... Как-то уж больно знакомым образом они их кривят... кого это они тебе напоминают, а?..
И все это значит лишь одно: скоро ты ствнешь надгробием и чужие люди станут равнодушно читать буквы с этого надгробия...
Великие столицы древности: египетские Фивы, греческие Микены, турецкая Антиохия, каракумский Ургенч, пакистанская Хараппа, китайский Сиань, мексиканская Чичен-Ица.
Начало 1990-х было смутным временем.
Страна не понимала своего завтра и вытаскивала из вчера самые причудливые фигуры.
На самом деле империя была мертва задолго до 1917 года. А тут еще в столице начались перебои с хлебом. Собравшись в очередь перед булочной, люди впервые взглянули друг другу в глаза, впервые поговорили начистоту и поняли, что больше не хотят так жить. Люди в очереди заорали: "Хватит!" - и император не раздумывая отрекся от престола. Империя пала, и мир кончился.
Советский Союз был создан в порыве мечты, а стал кошмаров.
Пятнадцать лет назад каждый новый день был маленьким приключением. А теперь самое лучшее, что есть в наступающих сутках, это первая утренняя сигарета. Проснулся, выкурил сигарету, и в принципе можно снова ложиться спать.
Синайский монастырь Святой Екатерины - самый древний православный монастырь планеты. Позади территории там есть вырубленная в скале лестница: четыре тысячи ступеней, ведущих к месту, на котором пророк Мои ей когда-то разговаривал с Богом.
- Что-то ты меня паришь... Какой-то ты высокопарный...
Киев - веселый, южный, почти средиземноморский. Улыбаются грудастые девушки. Если бы не их акцент, киевлянки были бы безупречны.
Мне хотелось проехать из Европы в Азию тем же маршрутом, каким за 700 лет до меня проехался венецианский жулик Марко Поло. Самолетом из Москвы я долетел до Алма-Аты (Казахстан). К югу лежали горы Кюнгей-Але-Тоо, а за ними начинались бесконечные пустыни Центральной Азии.
Граница Китая, долго ехал через Синьцзян-Уйгурский укрепрайон, а потом оказался в первом большом китайском городе Урумчи.
На поезде от Урумчи до Пекина 70 часов. Из Пекина я на автобусе доехал до монгольского блокпоста Залин-Ууд. Там я пересел на автобус, идущий в столицу Улан-Батор. Оттуда я на автобусе доехал до древнего Каракорума. Во времена Марко Поло здесь жили повелители Вселенной, располагалась ставка великого Чингиз-хана.
Какое бы время ни отбивали куранты на Спасской башне Кремля, хоть семь утра, хоть час дня, впечатление все равно такое, будто новогодняя полночь и пора пить шампанское.
Все на свете народы гордятся своей историей. Когда сложно, все оглядываются назад - и становится немного легче. Только русские смотрят всегда лишь лишь в будущее. У русских прошлого нет.
В барах Киото (Япония) для посетителей есть особый вид сервиса. Алкоголь там можно купить не на граммы, а сразу бутылку. Бармен маркером напишет на бутылке ваше имя и поставит ее на полочку. Каждый вечер вы можете подсаживаться к стойке и пить из собственной бутылки. Платить придется только за тоник, лед и дольку лимона.
В течение жизни каждому приличному человеку необходимо побывать минимум в десяти странах. Из них пара-тройка могут располагаться в Европе, а остальные пусть будут азиатскими. Прочие континенты (Африку, Австралию, обе Америки и Антарктиду) можете проигнорировать. Ничего стоящего там вы не увидите, потому что у мира, в котором мы живем, есть всего две половины: речь и молчание... смех и отчаяние... Европа и Азия... свет и мгла.
Европа - это там, где люди знают, зачем живут и способны рассказать об этом с помощью слов. Единственное, что есть ценного в Европе - это слова о жизни. Именно поэтому крохотный Запад так и не сдался перед лицом безбрежного Востока. Обидно, но моя собственная страна к Европе никакого отношения не имеет.
Россия слов не знает. Она молчит. У нас, в Азии, люди всегда жили недолго и молча. У русских хорошо получалось рожать детей и умирать за свою страну. А вот со словами у нас как-то не ладилось. Художественная литература появилась в России приблизительно на 1000 лет позже, чем в Европе. Европейская система образования так и не прижилась в моей хмурой татарской стране.
Россию интересуют не красивые слова о несбытычной мечте, а выживание. Русским во все времена приходилось тяжко. Пятидесятиградусный мороз, реки, больше похожие на оря, дикие племена, но овящие пустить стрелу в спину... Когда им говорили, что нужно пойти и умереть, - они шли и умирали. Молча. Она такая, моя татарская страна. Много - много пространства. Не очень много людей. И совсем нет слов. Ни пути, ни истины, ни жизни...
Зачем вообще мы занимаемся тем, чем занимаемся, если все это так ненадолго, а надолго в этом чертовом мире не бывает ничего?
Наверное, вся моя дальнейшая биография уже тогда читалась по изрезанному лицу: безденежье, одиночество, отчаяние, две попытки суицида и сорок с чем - то мест работы...
Правда, африканский кофе распробовал я не сразу. Сперва мне казалось, что чертовы туареги кладут туда слишком много сахара.
Потом я понял, что сахар тут не при чем - дело в воде. То ли она чересчур жесткая, то ли еще что, но кофе получался густым, плотным. В Северной Африки его пьют из маленьких стаканчиков - в России такие используют под водку. Кофе не остывает по полчаса.
Все в нашем мире смертно, и бояться смерти бессмысленно, потому что смерть - это почти также естественно, как жизнь.
Проблема не в самой смерти, а в том, сможете ли вы, умерев, вновь стать живым? Потому что жизнь бывает не только короткой или длинной - еще она бывает вечной. Как Рим.
Смерть и рождение - самый естественный закон мироздания. Родиться, состариться, умереть. Не желать ничего другого, потому что на свете нет ничего другого. Но людям хотелось именно другого. Им хотелсь, чтобы в мире было хоть что-то вечное.
Рим называли Вечным Городом. Все в этом мире смертно, а вот Рим почему-то вечен. Рим не был первым великим городом мира. До него были Вавилон и Мемфис. После него было множество других. Величие его не в прошлом, а в том, что он все еще жив. Рим всегда был единственным - город, который смерти оказался не по зубам.
Как бы вы ни любили кататься по миру, этак к концу второй недели езды вас непременно накроет состояние одеревенения. От английской речи тошнит, достопримечательности не вмещаются в голове, жалко потраченных денег, чуждые иностранные рожи сливаются в одну - и хочется домой.
Самая доставучая нация на свете - это турки. Правда, арабы куда хуже турок, а индусы даже хуже, чем арабы.
Если по той же зеленой ветке метро вы проедете на две остановки дальше, то попадете на станцию Mile End. Там находится миленький клубик Peoples. Хозяин заведения был приятелем моих приятелей. Как - то он свел меня со старыми британскими хиппи, державшими турагенство Patna - Roadfinders. "Patna" отправляла желающих в Индию по старой хиппи - трассе через Турцию, Иран и Афганистан. Лет сорок назад этим маршрутом на Восток ездили волосатые экстремалы, типа Джорджа Харрисона и Тимоти Лири.
Hippie-road.
В середине августа я накопил-таки денег, самолетом добрался до Болгарии, пересек болгаро-турецкую границу и купил билет на поезд из Эдирне до наиболее восточного турецкого города Ван. Из Вана я планировал попасть в Иран. Виза там не нужна, въезать в страну можно и без нее; главное, потом получить штамп регистрации в ближайшем полицейском участке. Турки показывали паспорта и пересекали границу. А мне с моим русским паспортом было велено валить туда, откуда пришел.
В 1960 - х волосатые "дети цветов" ездили сквозь Азию автостопом. Лично я автостопом в своей жизни не проехал ни метра. Автостоп, попрошайничество, ночевание на скамейки, гашиш и свальный блуд - это не мой метод. Я готов на многое, но отель и обратный билет мне необходимы.
1998 год стал концом эпохи. По крайней мере для меня. До этого казалось, что все идет по восходящей. Да, я занимаюсь черт знает чем, вечно сижу без денег, и непонятно, что будет дальше. Но это просто потому, что я молод. Повзрослею и все будет ОК: зарплата, дом, семья...
А теперь я, пропитанный пылью, сидел в Бухаре, сжимал в руках тающие купюры и ежился от ужаса: это навсегда. Пройдет 5 лет или 25 - ничего не изменится.
Прежде казалось, будто мир устроен разумно и все мы, довеселившись, станем похожи на собственных родителей. Будем работать, жить семьями, приходить с работы и целовать детей...
Тоже проживем долгую, разумную жизнь...
После 1998-го эти иллюзии рассеялись. Я всегда буду таким, как сейчас. Вот она моя жизнь - никакой другой жизни нет. Я всегда буду безденежным и никому не нужным. А через 30 лет еще и безнадежно старым.
Жить даже ради самой высокой цели на свете было все равно бессмысленно. А жить ради маленькой цели было противно.
Потом я прилетел домой, вышел из здания Пулково-2. Снаружи бродили люди с лицами собак. Снаружи простиралась и грязь. Вечная грязь и слякоть - особенно в глазах у людей. Самое мерзкое в любой поездке - это приехать домой и опять стать русским в толпе русских.
- Я боюсь жениться. Я боюсь быть с другими людьми, понимаешь?
- Чего может быть страшного в браке?
- А что я ей дам? У меня ни денег, ни работы. Как я стану ухаживать за будущей супругой? Мне даже поужинать ее не на что.
- Тебе не приходило в голову, что даме может быть интересен не ужин, а лично ты?
Хорватия - это как Венеция, только маленькая. И туристов нет. Там, на побережье, есть такой город, называется Ровинь. Я когда до него доехал, чуть не расплакался. Городок на холме, двери домов выходят на лагуну, над городком - венецианская башенка и абсолютная тишина.
Тыва. Транссибирские рельсы довезут вас только до Красноярска. Там придется пересесть на местную электричку и доехать до города Абакана, стоящего у подножья Саянских гор. Через Саяны придется двигаться уже не поездом, а на хлипкой "Газели".
Тыва - последнее территориальное приобретение русских. К СССР ее присоединили в 1944-м. Тут до сих пор не говорят по-русски. Бедность настолько вопиющая, что зарезать вас могут просто за пару ботинок с целой подошвой.
Главный туристический аттракцион Тывы - это монумент "Центр Азии". На берегу серого, грязного Енисея стоит рушащаяся бетонная болдовина. Именно так выглядит центр безбрежного континента.
Еще одна местная достопримечательность: самый маленький буддийский монастырь России Цченлинг. Он расположен в городе Кызыле, столице Тывинской республики. Построен монастырь на личные средства Сергея Шойгу.
- Короче, где находится Америка, ты знаешь?
Крошечные аборигены кивали черными головами:
- Конечно! Все знают, где находится Америка!
Русский расплывается в улыбке:
- Ну, вот! А все остальное в мире, это Россия и есть!
Полтора века назад столицей Индии была Калькутта. Город населяли юные британские джентльмены в пробковых шлемах. Едва прибыв к месту службы, джентльмены объявляли, что для работы им необходимы переводчицы в возрасте от 14 лет. Набрав штат сотрудниц, молодые люди запирались дома и потом месяцами не выходили наружу, занимаясь только курением опия и штуками, рядом с которыми сексуальная революция хиппи - детский лепет. Калькутта считалась самым развращенным городом мира, а второе и третье места делили Сайгон и Таити. Это были уже владения Франции. Французские джентльмены не носили пробковых шлемов, но в остальном от британских сверстников старались не отставать. Колониальный чиновник, гарем которого состоял менее чем из сотни туземок, мог считаться вполне нравственным типом. Потом колонизаторы ушли, а привычка осталась.
На секс-туризме Таиланд делает почти столько же денег, сколько Россия на продаже нефти. При этом сам секс туристам не очень-то интересен. Туристам интересно почувствовать себя богом.
Что ты представляешь из себя дома? Жизнь твоя сера, и сам ты тоже сер. Дома ты никто, но заплати 850$, пролети пять часовых поясов и попадешь в фантастическое порнокино.
Именно ты сыграешь в нем главную роль. Крошечные женщины будут смотреть на тебя снизу вверх. Ты снимешь штаны, вывалишь наружу свой маленький членик - и ракосоглазые тропические красотки от восторга разинут рот: вот это да! Пенис - песня.
Все это удовольствие стоит столько же, сколько дома банка пива. Так что на протяжении месячного отпуска можешь чувствовать себя белым богом. Взамен остальные одиннадцать месяцев в году тебе придется корячиться на службе и чввствовать себя чернокожим рабом.
План в этот раз был такой. Через турагенство я оформляю себе шенгенскую визу и вылетаю в Испанию. Обратный билет в "Аэрофлоте" я покупаю с открытым пунктом отправления. Из Испании я начинаю двигаться по часлвой стрелке на восток. Доехав до конца Шенгена, дальше страны со строгим визовым режимом я пропускаю, а внутри безвизовых стараюсь передвигаться наземным транспортом. Там, где кончатся деньги, я меняю билет на ближайший рейс до Москвы и возвращаюсь.
Турцию немного портят турки, но в остальном это райский уголок.
Мармарис. Пляж усыпан телами челябинских домохозяек. Развлечений в Мармарисе немного. Поел, на пляж, снова к столу. Можно, впрочем на набережной нанять катерок и съездить на соседний остров Родос. Виза не нужна, катер стоит меньше 15$. Челябинские домохозяйки никогда не ездят на Родос: на Родосе нет радости, а в отелях all inclusive - есть.
В получасе езды от Мармариса лежит еще один турецкий курорт - Бодрум. Не город, а сказка. Турок почти не видно, одни туристы. На улице Джумхуриет в кафешках играет не осточертевший Таркан, а реальный джаз. Минареты утопают в средиземноморской зелени. По извилистым дорожкам, как в рекламных роликах, не торопясь трусит лопоухий ослик, запряженный в арбу.
Надо мной нависал симпатичный американский дядька. Он был из таких, знаете, вызывающих расположение с первого взгляда. Седая подстриженная бородка. Добрые морщинки вокруг глаз. Непьющий Хемингуэй.
Нью - Йорк. Осмотр Манхэттена лучше начинать с Бэттери-парка, разбитого на стрелке острова. Отсюда открывается прекрасный вид на залив и Статую Свободы. В 2-х шагах от Бэттери-парка стоит старая ирландская церковь Святой Троицы. Дальше начинается собственно Нью-Йорк. За Финансовым районом лежат веселые нью-йоркские Виллиджи. Из Виллиджей можно отправиться в Нижний Ист-Сайд, отсюда открывается неплохой вид на небоскреб Крайслер-билдинг. Дальше к северу находится знаменитый "Дом - утюг". Если за "Утюгом" повернуть налево по 30-й Вест-стрит, то вы упретесь в стадион Мэдиссон-сквер-гарден. Двигаясь дальше по Бродвею, особое внимание обратите на площадь Таймс-сквер. Еще пару кварталов выше - и вы окажетесь на границе Сентрал - парка.
У самого входа в магазин я заметил девушку, с которой встречался 8 лет назад.
У нее были сногшибательные сапоги. Она была модная, прекрасная, в дорогой одежде, в дорогущих очках, с дорогущей сумочкой в рифму к сапогам, - а я был такой же, как всегда.
Где-то до июня - июля год медленно ползет в гору. А потом - вжжжихх! - следующих месяцев до самого декабря ты и не вспомнишь. С жизнью тоже так.
К тридцати годам наши родители имели маленькие, но твердые зарплаты. Они планировали летние отпуска, покупки шуб и кооперативных квартир. Мои ровесники к тридцати годам даже и не думают раздавать долги. Большинство именно за счет родителей и живет.
Никому из моих ровесников пенсия не светит. Кто-то провел жизнь в бомбоубежищах, переделанных под рейв-клубы. Кто-то сидя в кофейнях на Невском. Я - катаясь по миру. В молодости мы как-то умудрялись находить денег на еду, алкоголь, авиабилеты. Еще лет 10 можем продолжать в том же духе. А что потом?
Один мой приятель сегодня зарабатывает на жизнь тем, что продает тупым японским туристам фальшивую черную икру. В магазине аналогичная икра, сделанная из рыбьего мяса, стоит $2, 5. Парень продает ее как настоящую, по $12. Вдуть удается от силы 10 банок в неделю. Хорошо так жить, когда тебе 17, но как быть, если тебе скоро 40?
Парень, в 1990-х снабжавший меня флаерами на первые рейвы, теперь сидит в испанской тюрьме (14 граммов кокаина). Остальные приятели работают в основном охранниками в дешевых магазинах. Две недели они ходят на службу, потом решают начать новую жизнь, увольняются, месяц ищут новую работу, потом понимают, что никакой новой жизни не бывает, и снова находят место охранника в дешевом магазине, и опять две недели ходят на службу, а потом опять понимают, что дальше так жить нельзя, и опять увольняются, и так без конца...
Двухтысячные оказались похмельем. Мой век весь вытек.
Когда умрет мир, от него останется Рим (ничего больше, ничего вечнее, чем Рим, не бывает). А когда умру я, от меня, наверное, тоже что-то останется, ведь не могу же я умереть весь целиком, - иначе, зачем все вообще затевалось?
Заводить семью - наверное, поздно. Пытаться проработать хоть где-то дольше полугода - бессмысленно. Силдеть дома или даже по кофейням на Невском - невыносимо. Умирать страшно. И рано. И не за что. Так что пока можно ездить. Наверное, скоро я опять куда-нибудь уеду.
Как-то в не самое благостное настроение прочитал я эту книгу. Возможно мои заметки из этого чтива кому-то покажутся интересными, а кто-то даже воспользуется комбинацией copy-paste. Приятного чтения.Работадатели терпеть не могут парней вроде меня. Чтобы жить и кататься по миру, мне нужны деньги.
Поэтому нет работы, от которой бы я отказался.
В моей карьере имеется даже такой перл, как работа сэндвичем в гипермаркете:
полтора месяца подряд я ходил среди прилавков в костюме красного мобильного телефона Nokia.
И все равно. Наверное, по мне видно, что все это ненадолго. Я прихожу просить работу, протягиваю работодателю документы, и тот понимает: бок о бок прожить со мной жизнь не выйдет. Скоро я заберу эти документы назад, распихаю зарплату по карманам и свалю.
Как-то я посчитал, сколько всего профессий сменил к тридцати годам. Число получилось ужасающим. Особенно на фоне моего отца, который в прошлом году вышел на пенсию, а до этого несколько десятилетий подряд не увольнялся ни разу, а только перевелся как-то из отдела в отдел.
Погода была такая, будто наверху все опять напились, заскандалили, опрокинули пепельницу и мир внизу стал серым.
Поверить в существование Калифорнии, где всегда солнце и жажду утоляют, просто срывая с деревьев мандарины, - поверить в это было невозможно, как в опасную ересь.
Никогда мне не было дела до других людей. Жизнь я прожил сам по себе. И уж тем более мне не было дела до страны, в которой я живу. А потом мне исполнилось тридцать, а потом - еще больше, чем тридцать, и страна стала важна для меня, как вдруг становится важна ушебная к другому жена, с которой прежде ленился даже целоваться перед сексом.
Сказал, что любит не пломбир, а просто beer.
Моя страна прожила свою жизнь. Я прожил свою. Не знаю насчет страны, а я свою жизнь собирался прожить совсем иначе.
Всего одно кафе с фирменным блюдом "разливная водка".
Я бы полюбил тебя, моя страна. Так многие делают, и жить ради тебя, наверное, проще, чем неизвестно ради чего. Но я до сих пор не вижу, за что тебя любить, да и на то, чтобы стать для меня смыслом всей жизни, ты не тянешь.
Вся техническая революция привела всего - навсего к тому, что по MTV теперь постоянно предлагают скачать прослушиваемую мелодию себе на мобильный телефон.
Еще недавно будущее представлялось, читая Герберта Уэллса. Теперь - читая Ирвина Уэлша.
Каир - непрекращающаяся клаустрофобия.
Переполненные улицы, постоянно сигналящие машины. Двадцать миллионов арабов - кто такое вынесет?
Приблизительно треть территории Каира занимают клатбища. За несколько тысячелетий людей здесь нахоронили столько, что двадцать миллионов живых каирцев смотрятся забавным исключением.
На кладбищах, прямо в склепах, живет довольно много народу. Город мертвых в Каире - один из самых населенных кварталов.
Вблизи великие египетские пирамиды смотрятся жалко.
Больше всего они напоминают груду строительного мусора. Туристы платят за такси, чтобы попасть к пирамидам, потом платят за вход, чтобы подойти к пирамидам поближе, потом платят еще раз, чтобы пройти внутрь самих пирамид, потом мучительно ищут в окрестностях хоть один туалет, потом они платят таксистам за обратную дорогу и, возвращаясь на родину, закатывают глаза: ах, это впечатление на всю жизнь.
Никто не может признаться, что их надули и в реальности пирамиды не стоят и десятой доли уплаченных денег, потому что вся египетская археология - выдумка современных туроператоров.
Я хотел жить, а вместо этого каждое мгновение умирал, и если что-то не предпринять прямо сейчас, то скоро я, наверное, умру насовсем.
Черт возьми! Мы рождаемся, чуть-чуть взрослеем, учимся без почтения относиться к родителям, влюбляемся в музыку каких-нибудь мазефакеров, типа U2, потом влюбляемся в девчонку (такую же прыщавую, как мы сами) и верим, что так будет вечно. Потом любимая песня, под которую ты танцевал с тощими одноклассницами, превращается в омерзительное ретро. И одеколон One Man Show, который казался тебе лучшим запахом во вселенной, начинает вызывать лишь тошноту.
И ты с ужасом ощущаешь, что родители с которыми ты насмерть боролся в детстве, скоро умрут, а твои собственные дети в разговоре с тобой начинают кривить губы... Как-то уж больно знакомым образом они их кривят... кого это они тебе напоминают, а?..
И все это значит лишь одно: скоро ты ствнешь надгробием и чужие люди станут равнодушно читать буквы с этого надгробия...
Великие столицы древности: египетские Фивы, греческие Микены, турецкая Антиохия, каракумский Ургенч, пакистанская Хараппа, китайский Сиань, мексиканская Чичен-Ица.
Начало 1990-х было смутным временем.
Страна не понимала своего завтра и вытаскивала из вчера самые причудливые фигуры.
На самом деле империя была мертва задолго до 1917 года. А тут еще в столице начались перебои с хлебом. Собравшись в очередь перед булочной, люди впервые взглянули друг другу в глаза, впервые поговорили начистоту и поняли, что больше не хотят так жить. Люди в очереди заорали: "Хватит!" - и император не раздумывая отрекся от престола. Империя пала, и мир кончился.
Советский Союз был создан в порыве мечты, а стал кошмаров.
Пятнадцать лет назад каждый новый день был маленьким приключением. А теперь самое лучшее, что есть в наступающих сутках, это первая утренняя сигарета. Проснулся, выкурил сигарету, и в принципе можно снова ложиться спать.
Синайский монастырь Святой Екатерины - самый древний православный монастырь планеты. Позади территории там есть вырубленная в скале лестница: четыре тысячи ступеней, ведущих к месту, на котором пророк Мои ей когда-то разговаривал с Богом.
- Что-то ты меня паришь... Какой-то ты высокопарный...
Киев - веселый, южный, почти средиземноморский. Улыбаются грудастые девушки. Если бы не их акцент, киевлянки были бы безупречны.
Мне хотелось проехать из Европы в Азию тем же маршрутом, каким за 700 лет до меня проехался венецианский жулик Марко Поло. Самолетом из Москвы я долетел до Алма-Аты (Казахстан). К югу лежали горы Кюнгей-Але-Тоо, а за ними начинались бесконечные пустыни Центральной Азии.
Граница Китая, долго ехал через Синьцзян-Уйгурский укрепрайон, а потом оказался в первом большом китайском городе Урумчи.
На поезде от Урумчи до Пекина 70 часов. Из Пекина я на автобусе доехал до монгольского блокпоста Залин-Ууд. Там я пересел на автобус, идущий в столицу Улан-Батор. Оттуда я на автобусе доехал до древнего Каракорума. Во времена Марко Поло здесь жили повелители Вселенной, располагалась ставка великого Чингиз-хана.
Какое бы время ни отбивали куранты на Спасской башне Кремля, хоть семь утра, хоть час дня, впечатление все равно такое, будто новогодняя полночь и пора пить шампанское.
Все на свете народы гордятся своей историей. Когда сложно, все оглядываются назад - и становится немного легче. Только русские смотрят всегда лишь лишь в будущее. У русских прошлого нет.
В барах Киото (Япония) для посетителей есть особый вид сервиса. Алкоголь там можно купить не на граммы, а сразу бутылку. Бармен маркером напишет на бутылке ваше имя и поставит ее на полочку. Каждый вечер вы можете подсаживаться к стойке и пить из собственной бутылки. Платить придется только за тоник, лед и дольку лимона.
В течение жизни каждому приличному человеку необходимо побывать минимум в десяти странах. Из них пара-тройка могут располагаться в Европе, а остальные пусть будут азиатскими. Прочие континенты (Африку, Австралию, обе Америки и Антарктиду) можете проигнорировать. Ничего стоящего там вы не увидите, потому что у мира, в котором мы живем, есть всего две половины: речь и молчание... смех и отчаяние... Европа и Азия... свет и мгла.
Европа - это там, где люди знают, зачем живут и способны рассказать об этом с помощью слов. Единственное, что есть ценного в Европе - это слова о жизни. Именно поэтому крохотный Запад так и не сдался перед лицом безбрежного Востока. Обидно, но моя собственная страна к Европе никакого отношения не имеет.
Россия слов не знает. Она молчит. У нас, в Азии, люди всегда жили недолго и молча. У русских хорошо получалось рожать детей и умирать за свою страну. А вот со словами у нас как-то не ладилось. Художественная литература появилась в России приблизительно на 1000 лет позже, чем в Европе. Европейская система образования так и не прижилась в моей хмурой татарской стране.
Россию интересуют не красивые слова о несбытычной мечте, а выживание. Русским во все времена приходилось тяжко. Пятидесятиградусный мороз, реки, больше похожие на оря, дикие племена, но овящие пустить стрелу в спину... Когда им говорили, что нужно пойти и умереть, - они шли и умирали. Молча. Она такая, моя татарская страна. Много - много пространства. Не очень много людей. И совсем нет слов. Ни пути, ни истины, ни жизни...
Зачем вообще мы занимаемся тем, чем занимаемся, если все это так ненадолго, а надолго в этом чертовом мире не бывает ничего?
Наверное, вся моя дальнейшая биография уже тогда читалась по изрезанному лицу: безденежье, одиночество, отчаяние, две попытки суицида и сорок с чем - то мест работы...
Правда, африканский кофе распробовал я не сразу. Сперва мне казалось, что чертовы туареги кладут туда слишком много сахара.
Потом я понял, что сахар тут не при чем - дело в воде. То ли она чересчур жесткая, то ли еще что, но кофе получался густым, плотным. В Северной Африки его пьют из маленьких стаканчиков - в России такие используют под водку. Кофе не остывает по полчаса.
Все в нашем мире смертно, и бояться смерти бессмысленно, потому что смерть - это почти также естественно, как жизнь.
Проблема не в самой смерти, а в том, сможете ли вы, умерев, вновь стать живым? Потому что жизнь бывает не только короткой или длинной - еще она бывает вечной. Как Рим.
Смерть и рождение - самый естественный закон мироздания. Родиться, состариться, умереть. Не желать ничего другого, потому что на свете нет ничего другого. Но людям хотелось именно другого. Им хотелсь, чтобы в мире было хоть что-то вечное.
Рим называли Вечным Городом. Все в этом мире смертно, а вот Рим почему-то вечен. Рим не был первым великим городом мира. До него были Вавилон и Мемфис. После него было множество других. Величие его не в прошлом, а в том, что он все еще жив. Рим всегда был единственным - город, который смерти оказался не по зубам.
Как бы вы ни любили кататься по миру, этак к концу второй недели езды вас непременно накроет состояние одеревенения. От английской речи тошнит, достопримечательности не вмещаются в голове, жалко потраченных денег, чуждые иностранные рожи сливаются в одну - и хочется домой.
Самая доставучая нация на свете - это турки. Правда, арабы куда хуже турок, а индусы даже хуже, чем арабы.
Если по той же зеленой ветке метро вы проедете на две остановки дальше, то попадете на станцию Mile End. Там находится миленький клубик Peoples. Хозяин заведения был приятелем моих приятелей. Как - то он свел меня со старыми британскими хиппи, державшими турагенство Patna - Roadfinders. "Patna" отправляла желающих в Индию по старой хиппи - трассе через Турцию, Иран и Афганистан. Лет сорок назад этим маршрутом на Восток ездили волосатые экстремалы, типа Джорджа Харрисона и Тимоти Лири.
Hippie-road.
В середине августа я накопил-таки денег, самолетом добрался до Болгарии, пересек болгаро-турецкую границу и купил билет на поезд из Эдирне до наиболее восточного турецкого города Ван. Из Вана я планировал попасть в Иран. Виза там не нужна, въезать в страну можно и без нее; главное, потом получить штамп регистрации в ближайшем полицейском участке. Турки показывали паспорта и пересекали границу. А мне с моим русским паспортом было велено валить туда, откуда пришел.
В 1960 - х волосатые "дети цветов" ездили сквозь Азию автостопом. Лично я автостопом в своей жизни не проехал ни метра. Автостоп, попрошайничество, ночевание на скамейки, гашиш и свальный блуд - это не мой метод. Я готов на многое, но отель и обратный билет мне необходимы.
1998 год стал концом эпохи. По крайней мере для меня. До этого казалось, что все идет по восходящей. Да, я занимаюсь черт знает чем, вечно сижу без денег, и непонятно, что будет дальше. Но это просто потому, что я молод. Повзрослею и все будет ОК: зарплата, дом, семья...
А теперь я, пропитанный пылью, сидел в Бухаре, сжимал в руках тающие купюры и ежился от ужаса: это навсегда. Пройдет 5 лет или 25 - ничего не изменится.
Прежде казалось, будто мир устроен разумно и все мы, довеселившись, станем похожи на собственных родителей. Будем работать, жить семьями, приходить с работы и целовать детей...
Тоже проживем долгую, разумную жизнь...
После 1998-го эти иллюзии рассеялись. Я всегда буду таким, как сейчас. Вот она моя жизнь - никакой другой жизни нет. Я всегда буду безденежным и никому не нужным. А через 30 лет еще и безнадежно старым.
Жить даже ради самой высокой цели на свете было все равно бессмысленно. А жить ради маленькой цели было противно.
Потом я прилетел домой, вышел из здания Пулково-2. Снаружи бродили люди с лицами собак. Снаружи простиралась и грязь. Вечная грязь и слякоть - особенно в глазах у людей. Самое мерзкое в любой поездке - это приехать домой и опять стать русским в толпе русских.
- Я боюсь жениться. Я боюсь быть с другими людьми, понимаешь?
- Чего может быть страшного в браке?
- А что я ей дам? У меня ни денег, ни работы. Как я стану ухаживать за будущей супругой? Мне даже поужинать ее не на что.
- Тебе не приходило в голову, что даме может быть интересен не ужин, а лично ты?
Хорватия - это как Венеция, только маленькая. И туристов нет. Там, на побережье, есть такой город, называется Ровинь. Я когда до него доехал, чуть не расплакался. Городок на холме, двери домов выходят на лагуну, над городком - венецианская башенка и абсолютная тишина.
Тыва. Транссибирские рельсы довезут вас только до Красноярска. Там придется пересесть на местную электричку и доехать до города Абакана, стоящего у подножья Саянских гор. Через Саяны придется двигаться уже не поездом, а на хлипкой "Газели".
Тыва - последнее территориальное приобретение русских. К СССР ее присоединили в 1944-м. Тут до сих пор не говорят по-русски. Бедность настолько вопиющая, что зарезать вас могут просто за пару ботинок с целой подошвой.
Главный туристический аттракцион Тывы - это монумент "Центр Азии". На берегу серого, грязного Енисея стоит рушащаяся бетонная болдовина. Именно так выглядит центр безбрежного континента.
Еще одна местная достопримечательность: самый маленький буддийский монастырь России Цченлинг. Он расположен в городе Кызыле, столице Тывинской республики. Построен монастырь на личные средства Сергея Шойгу.
- Короче, где находится Америка, ты знаешь?
Крошечные аборигены кивали черными головами:
- Конечно! Все знают, где находится Америка!
Русский расплывается в улыбке:
- Ну, вот! А все остальное в мире, это Россия и есть!
Полтора века назад столицей Индии была Калькутта. Город населяли юные британские джентльмены в пробковых шлемах. Едва прибыв к месту службы, джентльмены объявляли, что для работы им необходимы переводчицы в возрасте от 14 лет. Набрав штат сотрудниц, молодые люди запирались дома и потом месяцами не выходили наружу, занимаясь только курением опия и штуками, рядом с которыми сексуальная революция хиппи - детский лепет. Калькутта считалась самым развращенным городом мира, а второе и третье места делили Сайгон и Таити. Это были уже владения Франции. Французские джентльмены не носили пробковых шлемов, но в остальном от британских сверстников старались не отставать. Колониальный чиновник, гарем которого состоял менее чем из сотни туземок, мог считаться вполне нравственным типом. Потом колонизаторы ушли, а привычка осталась.
На секс-туризме Таиланд делает почти столько же денег, сколько Россия на продаже нефти. При этом сам секс туристам не очень-то интересен. Туристам интересно почувствовать себя богом.
Что ты представляешь из себя дома? Жизнь твоя сера, и сам ты тоже сер. Дома ты никто, но заплати 850$, пролети пять часовых поясов и попадешь в фантастическое порнокино.
Именно ты сыграешь в нем главную роль. Крошечные женщины будут смотреть на тебя снизу вверх. Ты снимешь штаны, вывалишь наружу свой маленький членик - и ракосоглазые тропические красотки от восторга разинут рот: вот это да! Пенис - песня.
Все это удовольствие стоит столько же, сколько дома банка пива. Так что на протяжении месячного отпуска можешь чувствовать себя белым богом. Взамен остальные одиннадцать месяцев в году тебе придется корячиться на службе и чввствовать себя чернокожим рабом.
План в этот раз был такой. Через турагенство я оформляю себе шенгенскую визу и вылетаю в Испанию. Обратный билет в "Аэрофлоте" я покупаю с открытым пунктом отправления. Из Испании я начинаю двигаться по часлвой стрелке на восток. Доехав до конца Шенгена, дальше страны со строгим визовым режимом я пропускаю, а внутри безвизовых стараюсь передвигаться наземным транспортом. Там, где кончатся деньги, я меняю билет на ближайший рейс до Москвы и возвращаюсь.
Турцию немного портят турки, но в остальном это райский уголок.
Мармарис. Пляж усыпан телами челябинских домохозяек. Развлечений в Мармарисе немного. Поел, на пляж, снова к столу. Можно, впрочем на набережной нанять катерок и съездить на соседний остров Родос. Виза не нужна, катер стоит меньше 15$. Челябинские домохозяйки никогда не ездят на Родос: на Родосе нет радости, а в отелях all inclusive - есть.
В получасе езды от Мармариса лежит еще один турецкий курорт - Бодрум. Не город, а сказка. Турок почти не видно, одни туристы. На улице Джумхуриет в кафешках играет не осточертевший Таркан, а реальный джаз. Минареты утопают в средиземноморской зелени. По извилистым дорожкам, как в рекламных роликах, не торопясь трусит лопоухий ослик, запряженный в арбу.
Надо мной нависал симпатичный американский дядька. Он был из таких, знаете, вызывающих расположение с первого взгляда. Седая подстриженная бородка. Добрые морщинки вокруг глаз. Непьющий Хемингуэй.
Нью - Йорк. Осмотр Манхэттена лучше начинать с Бэттери-парка, разбитого на стрелке острова. Отсюда открывается прекрасный вид на залив и Статую Свободы. В 2-х шагах от Бэттери-парка стоит старая ирландская церковь Святой Троицы. Дальше начинается собственно Нью-Йорк. За Финансовым районом лежат веселые нью-йоркские Виллиджи. Из Виллиджей можно отправиться в Нижний Ист-Сайд, отсюда открывается неплохой вид на небоскреб Крайслер-билдинг. Дальше к северу находится знаменитый "Дом - утюг". Если за "Утюгом" повернуть налево по 30-й Вест-стрит, то вы упретесь в стадион Мэдиссон-сквер-гарден. Двигаясь дальше по Бродвею, особое внимание обратите на площадь Таймс-сквер. Еще пару кварталов выше - и вы окажетесь на границе Сентрал - парка.
У самого входа в магазин я заметил девушку, с которой встречался 8 лет назад.
У нее были сногшибательные сапоги. Она была модная, прекрасная, в дорогой одежде, в дорогущих очках, с дорогущей сумочкой в рифму к сапогам, - а я был такой же, как всегда.
Где-то до июня - июля год медленно ползет в гору. А потом - вжжжихх! - следующих месяцев до самого декабря ты и не вспомнишь. С жизнью тоже так.
К тридцати годам наши родители имели маленькие, но твердые зарплаты. Они планировали летние отпуска, покупки шуб и кооперативных квартир. Мои ровесники к тридцати годам даже и не думают раздавать долги. Большинство именно за счет родителей и живет.
Никому из моих ровесников пенсия не светит. Кто-то провел жизнь в бомбоубежищах, переделанных под рейв-клубы. Кто-то сидя в кофейнях на Невском. Я - катаясь по миру. В молодости мы как-то умудрялись находить денег на еду, алкоголь, авиабилеты. Еще лет 10 можем продолжать в том же духе. А что потом?
Один мой приятель сегодня зарабатывает на жизнь тем, что продает тупым японским туристам фальшивую черную икру. В магазине аналогичная икра, сделанная из рыбьего мяса, стоит $2, 5. Парень продает ее как настоящую, по $12. Вдуть удается от силы 10 банок в неделю. Хорошо так жить, когда тебе 17, но как быть, если тебе скоро 40?
Парень, в 1990-х снабжавший меня флаерами на первые рейвы, теперь сидит в испанской тюрьме (14 граммов кокаина). Остальные приятели работают в основном охранниками в дешевых магазинах. Две недели они ходят на службу, потом решают начать новую жизнь, увольняются, месяц ищут новую работу, потом понимают, что никакой новой жизни не бывает, и снова находят место охранника в дешевом магазине, и опять две недели ходят на службу, а потом опять понимают, что дальше так жить нельзя, и опять увольняются, и так без конца...
Двухтысячные оказались похмельем. Мой век весь вытек.
Когда умрет мир, от него останется Рим (ничего больше, ничего вечнее, чем Рим, не бывает). А когда умру я, от меня, наверное, тоже что-то останется, ведь не могу же я умереть весь целиком, - иначе, зачем все вообще затевалось?
Заводить семью - наверное, поздно. Пытаться проработать хоть где-то дольше полугода - бессмысленно. Силдеть дома или даже по кофейням на Невском - невыносимо. Умирать страшно. И рано. И не за что. Так что пока можно ездить. Наверное, скоро я опять куда-нибудь уеду.
