Грядёт век мегакатастроф
Александр Дугин, философ:
В последнее время часто с человечеством случаются различные
катастрофы, в частности, на Гаити - чудовищная катастрофа, унесшая
жизни огромного количества людей. И вот интересна реакция: как
человечество современное воспринимает катастрофу. Во-первых, надо
сказать, что очень известный социолог современный польский Петр Штомпка
в своей работе "O социологии в 20-м веке" очень точно показал, что если
19-й век жил в парадигме прогресса, то гуманитарная наука 20-го века
живет в парадигме катастрофы. На самом деле никто в 20-м веке из
серьезных гуманитарных ученых в прогресс уже не верил. Уже было
понятно, что это некоторая экстраполяция, совершенно необоснованная,
ярче всего это показал Питирим Сорокин, показав, что нет никакого роста
ни в чем, однозначно, ни количественного, ни качественного, кроме роста
населения Земли, и то, это может оказаться таким эпизодом в
демографическом развитии. Таким образом, 20-й век привык мыслить в
категориях катастрофы. Это не только теория катастроф Рене Тома,
введение катастрофы в социологические, в научные, в математические,
физические дисциплины, но это в общем ожидание катастрофы, это
естественная вещь для нашего мировоззрения, мироощущения. Когда она
случается, как на Гаити, такое ощущение, что "наконец-то", это ощущение
не "ой, как жалко", конечно, это тоже есть, но ощущение "наконец-то",
когда что-то ждешь, все-таки лучше, чтобы это наступило. И можно
подумать о метафизике катастрофы, о парадигме катастрофы.
Но любопытно, что один из крайнe правых республиканских политиков
американских, который даже пытался баллотироваться, Пэт Робертсон,
проповедник, он связал эту катастрофу на Гаити с Bуду. Его обсмеяли,
естественно, когда он сказал, что "гаитян покарали благие силы за то,
что они предались сатане". Что он имел в виду? Что, действительно, на
самом деле очень интересно, что перед тем, как гаитяне изгнали
французских колонизаторов, они собрались на особый ритуал. Это
действительно вудуистский ритуал. И когда духи, ариши, которые
говорили сквозь одержимых, бившихся в конвульсиях, служителей культа
Bуду Гаити, они объявили о необходимости восстания против французских
оккупантов. И с этого начинается история первой "черной республики",
т. е. с христианской точки зрения - это "черная демократия", первая
"черная республика", начавшаяся с бесовселения, с камлания. И сегодня,
видите, американские политики, консерваторы, республиканцы связали эти
два явления: начало Гаити, гаитянской независимости, демократии, и этот
удар, который они получили.
Можно посмотреть глубже на проблему катастроф. В каком-то смысле,
если мы отмотаем еще, даже до этих событий гаитянских, в начало Нового
времени, мы увидим в этом начале ясную программу Фрэнсиса Бэкона "о
необходимости подчинения природы". Как ни странно, эта программа была
довольно новаторской, и нам сейчас скажут, что человек всегда бился за
покорение природы, а оказывается нет, он начал биться в эпоху
Просвещения, в эпоху Нового времени. И вот с этого момента человек
вступил в серьезную схватку борьбы с природой. И вот лет 300-400 мы с
природой повоевали, очень многого достигли, ее взнуздали, ее заставили
служить нам в гораздо большей степени, чем раньше. И, видимо,
человечество ожидает, когда мать-природа нам ответит. И вот "теория
катастроф," в какой-то степени, отражает наше нервное ожидание, когда
нам, так мощно изнасиловавшим природу, природа даст ответный удар. И в
этом отношении то, что происходит на Гаити, или какие-то другие
экологические катастрофы, у многих ощущение вызывает возмездия,
справедливого, если угодно, возмездия. Когда гигантские горы, моря,
океаны, реки, ветра просто дадут нам, нашей "черной республике",
демократической, по носу. Этого будет достаточно, чтобы по крайней мере
треть или половина человечества сгинула. А справедливо ли это? На мой
взгляд, да. Потому что программа Нового времени, в общем, к этой
катастрофе так или иначе ведет.
Либо мы должны вернуться назад, т. е. до этих бесовселений, до
создания "черных республик", я использую этот термин как метафору
всеобщей демократии. Я думаю, что сама демократия - это форма
демоновселения на самом деле. Афинская демократия была политеистичной,
а западноевропейская была на грани между таким заканчивающимся
христианством, таким новым возрождением нового язычества в
поствизантийском псевдогреческом возрождении итальянского ренессанса,
где было обращение к духам, к богам, к силам различным. С этого
началась современная демократия, уже современная, не греческая
демократия - тоже своего рода бесовселение. Поэтому, я думаю, что
демократия и бесовселение тесно связаны между собой. И именно бес
подталкивает людей модерна все больше и больше навязывать свою волю
природе. Это не христианская программа. Христианская программа
заключается в самоочищении и, в каком-то смысле, отходе от мира. Не в
контроле над миром, а обращении своего внимания внутрь к божественным
реальностям, к сердцу своему. Вот это программа по спасению души, это
не очень экологическая программа, христианство никогда не было
экологическим, но оно не противопоставляло себя природе. А вот
программа Нового времени, программа демократии, программа
индивидуализма, либерализма, антропоцентризма, такого особого,
атеистического секулярного антропоцентризма, программа субъекта,
находящегося перед объектом, рано или поздно к катастрофе должна была
привести. Я думаю, что это начало, и будет справедливо, если природа
сделает свой ход и нанесет ответный удар по субъекту.
Смотрите, ведь многие древние народы, древние цивилизации,
рассматривались довольно молодой, но дико агрессивной европейской
цивилизацией, как варвары. И на основании того, что материальное
могущество было на стороне европейцев, такие фундаментальные культуры,
как индусская, как китайская, как индейская культура ацтеков, например,
они уничтожались без всяких на то оснований. Покорялись, подавлялись,
приравнивались к культурам второго сорта именно попадая в ситуацию
объекта, приравниваясь к природе. И мы видим, что в эпоху
постколониальную эти государства начинают подниматься, эти государства
начинают быть конкурентоспособными с европейским человечеством. Я
убежден, что рано или поздно, они нанесут ответный удар. Мы уже видим,
как Европа получает реколонизацию. В начале они захватывали, скажем,
африканцев или порабощали их, устанавливая колониальные режимы, сейчас
они получают гостей оттуда, и уже сами, наверное, не рады. Потому что
если посмотреть во что превратилась Европа, радоваться там, по-моему,
нечему, это просто какой-то мусор, огромная свалка, которая растет. Они
сами устраивали свалку в покоренных обществах, теперь получают свалку
назад. Точно так же и с природой. И природа даст о себе знать.
Человек уже все сказал, что он думает о природе. Теперь
природа скажет о том, что она думает о человеке. Я думаю, в первую
очередь, что она для него сделает она на него плюнет. Потому что,
если как бы гигант или гигантское женское начало природы проснется,
посмотрит на этого уродца, который здесь выпендривается последние
300-400 лет со своими Бэконами, со своими программами "чистого разума"
и скажет: "Вы кто, друзья? Вы муравьи, вы просто пыль. Вначале просто
придите в себя!" Она дунет, она закачается, она затрясется, треть
человечества уйдет просто в бездну, а остальные, наверное задумаются.
Другое дело, что христианство и духовная религия показывает нам, что
человек не очень задумывается. Даже когда он будет лететь в бездну,
когда он будет гибнуть, полностью выстроив эту гибель своими руками,
он, все равно, будет думать о колбасе, о какой-то чепухе
второстепенной. Вылечит ли катастрофа человечество? Сделаем ли мы вывод
из того, что произошло на Гаити? Нет, уверяю, нет. "А? На Гаити? Ну,
главное не у нас. А? У нас? Ну, главное не со мной. А? Со мной!" Но тут
уже будет поздно, это "ква-ква," и на тот свет.
Катастрофа это вещь, которая духовная. Она интеллектуальная,
это не просто слепая сила природы, это какой-то знак, это какое-то
деяние, которое на самом деле в значительной степени связано с нашими
деяниями. Мы же, конечно, скажем: "Ну ладно, там, это не нам, это
гаитянам". Гаитянам - за свое помешательство, нам - за свое, каждому
природа даст, разберется по-своему. Китайцы, которые ее уважают и
ценят, я думаю, пострадают меньше всего, и там все будет спокойно: и
плесы, и камни, и скалы. Потому что китайцы впустили природу в свою
собственную культуру, они дали ей там место. Какие-то другие
традиционные народы, они находятся в балансе с природой. Это не значит,
что они полностью как бы подчиняются или обожествляют природу. Отнюдь,
нет. Как считали там марксисты или эволюционисты. Возможно, они просто
находятся с природой в правильно выстроенном, правильно моделированном
диалоге. Дикарь, как показывают этносоциологические исследования, не
менее полноценный человек, не менее отделенный от природы, чем
современный технократ. Просто это отделение иное и отношение с природой
более выверенное, более четкое. Поэтому хотелось бы верить, что
катастрофы, которые грядут, и я уверен, размножат значительную часть
человечества, чтобы они воспринялись правильно, чтобы они воспринялись
как некое высказывание, как некий message, как некое послание, с
которым к нам обращаются. Тогда мы имеем шанс сделать из этого вывод.
Если же будем называть силы природы слепыми, если мы будем
рассматривать это, как фатум, как нечто, что абсолютно не связано с
нашей человеческой разумной деятельностью, мы просто будем копить все
новые и новые катастрофы и умножать их. Поэтому если 20-й век был веком
катастроф, то 21-й век будет веком накопления катастроф или
"мегакатастроф". Не исключено, что если мы будем упорствовать в своем
картезианском либерально-демократическом пафосе, мы получим в один
момент ту катастрофу, от которой не останется ничего от нас.
В последнее время часто с человечеством случаются различные
катастрофы, в частности, на Гаити - чудовищная катастрофа, унесшая
жизни огромного количества людей. И вот интересна реакция: как
человечество современное воспринимает катастрофу. Во-первых, надо
сказать, что очень известный социолог современный польский Петр Штомпка
в своей работе "O социологии в 20-м веке" очень точно показал, что если
19-й век жил в парадигме прогресса, то гуманитарная наука 20-го века
живет в парадигме катастрофы. На самом деле никто в 20-м веке из
серьезных гуманитарных ученых в прогресс уже не верил. Уже было
понятно, что это некоторая экстраполяция, совершенно необоснованная,
ярче всего это показал Питирим Сорокин, показав, что нет никакого роста
ни в чем, однозначно, ни количественного, ни качественного, кроме роста
населения Земли, и то, это может оказаться таким эпизодом в
демографическом развитии. Таким образом, 20-й век привык мыслить в
категориях катастрофы. Это не только теория катастроф Рене Тома,
введение катастрофы в социологические, в научные, в математические,
физические дисциплины, но это в общем ожидание катастрофы, это
естественная вещь для нашего мировоззрения, мироощущения. Когда она
случается, как на Гаити, такое ощущение, что "наконец-то", это ощущение
не "ой, как жалко", конечно, это тоже есть, но ощущение "наконец-то",
когда что-то ждешь, все-таки лучше, чтобы это наступило. И можно
подумать о метафизике катастрофы, о парадигме катастрофы.
Но любопытно, что один из крайнe правых республиканских политиков
американских, который даже пытался баллотироваться, Пэт Робертсон,
проповедник, он связал эту катастрофу на Гаити с Bуду. Его обсмеяли,
естественно, когда он сказал, что "гаитян покарали благие силы за то,
что они предались сатане". Что он имел в виду? Что, действительно, на
самом деле очень интересно, что перед тем, как гаитяне изгнали
французских колонизаторов, они собрались на особый ритуал. Это
действительно вудуистский ритуал. И когда духи, ариши, которые
говорили сквозь одержимых, бившихся в конвульсиях, служителей культа
Bуду Гаити, они объявили о необходимости восстания против французских
оккупантов. И с этого начинается история первой "черной республики",
т. е. с христианской точки зрения - это "черная демократия", первая
"черная республика", начавшаяся с бесовселения, с камлания. И сегодня,
видите, американские политики, консерваторы, республиканцы связали эти
два явления: начало Гаити, гаитянской независимости, демократии, и этот
удар, который они получили.
Можно посмотреть глубже на проблему катастроф. В каком-то смысле,
если мы отмотаем еще, даже до этих событий гаитянских, в начало Нового
времени, мы увидим в этом начале ясную программу Фрэнсиса Бэкона "о
необходимости подчинения природы". Как ни странно, эта программа была
довольно новаторской, и нам сейчас скажут, что человек всегда бился за
покорение природы, а оказывается нет, он начал биться в эпоху
Просвещения, в эпоху Нового времени. И вот с этого момента человек
вступил в серьезную схватку борьбы с природой. И вот лет 300-400 мы с
природой повоевали, очень многого достигли, ее взнуздали, ее заставили
служить нам в гораздо большей степени, чем раньше. И, видимо,
человечество ожидает, когда мать-природа нам ответит. И вот "теория
катастроф," в какой-то степени, отражает наше нервное ожидание, когда
нам, так мощно изнасиловавшим природу, природа даст ответный удар. И в
этом отношении то, что происходит на Гаити, или какие-то другие
экологические катастрофы, у многих ощущение вызывает возмездия,
справедливого, если угодно, возмездия. Когда гигантские горы, моря,
океаны, реки, ветра просто дадут нам, нашей "черной республике",
демократической, по носу. Этого будет достаточно, чтобы по крайней мере
треть или половина человечества сгинула. А справедливо ли это? На мой
взгляд, да. Потому что программа Нового времени, в общем, к этой
катастрофе так или иначе ведет.
Либо мы должны вернуться назад, т. е. до этих бесовселений, до
создания "черных республик", я использую этот термин как метафору
всеобщей демократии. Я думаю, что сама демократия - это форма
демоновселения на самом деле. Афинская демократия была политеистичной,
а западноевропейская была на грани между таким заканчивающимся
христианством, таким новым возрождением нового язычества в
поствизантийском псевдогреческом возрождении итальянского ренессанса,
где было обращение к духам, к богам, к силам различным. С этого
началась современная демократия, уже современная, не греческая
демократия - тоже своего рода бесовселение. Поэтому, я думаю, что
демократия и бесовселение тесно связаны между собой. И именно бес
подталкивает людей модерна все больше и больше навязывать свою волю
природе. Это не христианская программа. Христианская программа
заключается в самоочищении и, в каком-то смысле, отходе от мира. Не в
контроле над миром, а обращении своего внимания внутрь к божественным
реальностям, к сердцу своему. Вот это программа по спасению души, это
не очень экологическая программа, христианство никогда не было
экологическим, но оно не противопоставляло себя природе. А вот
программа Нового времени, программа демократии, программа
индивидуализма, либерализма, антропоцентризма, такого особого,
атеистического секулярного антропоцентризма, программа субъекта,
находящегося перед объектом, рано или поздно к катастрофе должна была
привести. Я думаю, что это начало, и будет справедливо, если природа
сделает свой ход и нанесет ответный удар по субъекту.
Смотрите, ведь многие древние народы, древние цивилизации,
рассматривались довольно молодой, но дико агрессивной европейской
цивилизацией, как варвары. И на основании того, что материальное
могущество было на стороне европейцев, такие фундаментальные культуры,
как индусская, как китайская, как индейская культура ацтеков, например,
они уничтожались без всяких на то оснований. Покорялись, подавлялись,
приравнивались к культурам второго сорта именно попадая в ситуацию
объекта, приравниваясь к природе. И мы видим, что в эпоху
постколониальную эти государства начинают подниматься, эти государства
начинают быть конкурентоспособными с европейским человечеством. Я
убежден, что рано или поздно, они нанесут ответный удар. Мы уже видим,
как Европа получает реколонизацию. В начале они захватывали, скажем,
африканцев или порабощали их, устанавливая колониальные режимы, сейчас
они получают гостей оттуда, и уже сами, наверное, не рады. Потому что
если посмотреть во что превратилась Европа, радоваться там, по-моему,
нечему, это просто какой-то мусор, огромная свалка, которая растет. Они
сами устраивали свалку в покоренных обществах, теперь получают свалку
назад. Точно так же и с природой. И природа даст о себе знать.
Человек уже все сказал, что он думает о природе. Теперь
природа скажет о том, что она думает о человеке. Я думаю, в первую
очередь, что она для него сделает она на него плюнет. Потому что,
если как бы гигант или гигантское женское начало природы проснется,
посмотрит на этого уродца, который здесь выпендривается последние
300-400 лет со своими Бэконами, со своими программами "чистого разума"
и скажет: "Вы кто, друзья? Вы муравьи, вы просто пыль. Вначале просто
придите в себя!" Она дунет, она закачается, она затрясется, треть
человечества уйдет просто в бездну, а остальные, наверное задумаются.
Другое дело, что христианство и духовная религия показывает нам, что
человек не очень задумывается. Даже когда он будет лететь в бездну,
когда он будет гибнуть, полностью выстроив эту гибель своими руками,
он, все равно, будет думать о колбасе, о какой-то чепухе
второстепенной. Вылечит ли катастрофа человечество? Сделаем ли мы вывод
из того, что произошло на Гаити? Нет, уверяю, нет. "А? На Гаити? Ну,
главное не у нас. А? У нас? Ну, главное не со мной. А? Со мной!" Но тут
уже будет поздно, это "ква-ква," и на тот свет.
Катастрофа это вещь, которая духовная. Она интеллектуальная,
это не просто слепая сила природы, это какой-то знак, это какое-то
деяние, которое на самом деле в значительной степени связано с нашими
деяниями. Мы же, конечно, скажем: "Ну ладно, там, это не нам, это
гаитянам". Гаитянам - за свое помешательство, нам - за свое, каждому
природа даст, разберется по-своему. Китайцы, которые ее уважают и
ценят, я думаю, пострадают меньше всего, и там все будет спокойно: и
плесы, и камни, и скалы. Потому что китайцы впустили природу в свою
собственную культуру, они дали ей там место. Какие-то другие
традиционные народы, они находятся в балансе с природой. Это не значит,
что они полностью как бы подчиняются или обожествляют природу. Отнюдь,
нет. Как считали там марксисты или эволюционисты. Возможно, они просто
находятся с природой в правильно выстроенном, правильно моделированном
диалоге. Дикарь, как показывают этносоциологические исследования, не
менее полноценный человек, не менее отделенный от природы, чем
современный технократ. Просто это отделение иное и отношение с природой
более выверенное, более четкое. Поэтому хотелось бы верить, что
катастрофы, которые грядут, и я уверен, размножат значительную часть
человечества, чтобы они воспринялись правильно, чтобы они воспринялись
как некое высказывание, как некий message, как некое послание, с
которым к нам обращаются. Тогда мы имеем шанс сделать из этого вывод.
Если же будем называть силы природы слепыми, если мы будем
рассматривать это, как фатум, как нечто, что абсолютно не связано с
нашей человеческой разумной деятельностью, мы просто будем копить все
новые и новые катастрофы и умножать их. Поэтому если 20-й век был веком
катастроф, то 21-й век будет веком накопления катастроф или
"мегакатастроф". Не исключено, что если мы будем упорствовать в своем
картезианском либерально-демократическом пафосе, мы получим в один
момент ту катастрофу, от которой не останется ничего от нас.
