25 марта.
Астрид Линдгрен в книге "Ронья, дочь разбойника" пишет о том, как Ронья встречала весну: "И вот - она здесь! И Ронья, горя нетерпением, с головой окунулась в весну и стала радостно купаться в ней. Повсюду вокруг нее все было так чудесно, что душа ее переполнилась через край. И она закричала, как птица, громко и пронзительно. Кричала она долго, а потом стала объяснять Бирку:
- Я должна выкричаться. Это мой весенний клич. Иначе я лопну. Слушай! Ты тоже должен слышать весну!
Ори молча постояли некоторое время, слушая, как щебечет, и шумит, и поет, и журчит их лес. На всех деревьях, во всех водах и зеленых зарослях жизнь била ключом, повсюду звучала звонкая, безумная песнь весны.
- Я чувствую, как зима выходит из меня, - сказала Ронья. - Скоро я буду такая легкая-прелегкая, что смогу летать. Бирк подтолкнул ее:
-- Тогда лети! Там, наверху, немало диких виттр, - можешь лететь вместе с их стаей. Ронья рассмеялась:
- Да, я погляжу еще, как у меня получится. Но тут она услыхала топот лошадей. Где-то они мчались быстрым галопом вниз, к реке, и она заторопилась:
- Идем! Я так хочу поймать дикую лошадку!
Она развязала свой кожаный ремень. У Бирка теперь тоже был такой же, и со своими лассо наготове они укрылись за камнем рядом с лесной поляной, где обычно паслись дикие лошади.
Им было вовсе не скучно ждать.
- Я могу просто так сидеть здесь и радоваться, и купаться в весне, - сказал Бирк,
Ронья украдкой посмотрела на него и тихо пробормотала:
- Потому-то ты мне и нравишься, Бирк, сын Борки!
Они долго сидели там молча, радостно купаясь в весне. Они слышали, как громко, на весь лес, поет черный дрозд и кукует кукушка. Новорожденные лисята кувыркались возле своей норы совсем близко от них, на расстоянии брошенного камня. Белки суетились на верхушках сосен, и дети видели, как по мшистым кочкам скачут зайцы и исчезают в лесных зарослях. Совсем рядом с ними мирно грелась на солнце гадюка, у которой вот-вот должны были появиться на свет змееныши. Они не мешали ей, а она не мешала им. Весна была для всех".
- Я должна выкричаться. Это мой весенний клич. Иначе я лопну. Слушай! Ты тоже должен слышать весну!
Ори молча постояли некоторое время, слушая, как щебечет, и шумит, и поет, и журчит их лес. На всех деревьях, во всех водах и зеленых зарослях жизнь била ключом, повсюду звучала звонкая, безумная песнь весны.
- Я чувствую, как зима выходит из меня, - сказала Ронья. - Скоро я буду такая легкая-прелегкая, что смогу летать. Бирк подтолкнул ее:
-- Тогда лети! Там, наверху, немало диких виттр, - можешь лететь вместе с их стаей. Ронья рассмеялась:
- Да, я погляжу еще, как у меня получится. Но тут она услыхала топот лошадей. Где-то они мчались быстрым галопом вниз, к реке, и она заторопилась:
- Идем! Я так хочу поймать дикую лошадку!
Она развязала свой кожаный ремень. У Бирка теперь тоже был такой же, и со своими лассо наготове они укрылись за камнем рядом с лесной поляной, где обычно паслись дикие лошади.
Им было вовсе не скучно ждать.
- Я могу просто так сидеть здесь и радоваться, и купаться в весне, - сказал Бирк,
Ронья украдкой посмотрела на него и тихо пробормотала:
- Потому-то ты мне и нравишься, Бирк, сын Борки!
Они долго сидели там молча, радостно купаясь в весне. Они слышали, как громко, на весь лес, поет черный дрозд и кукует кукушка. Новорожденные лисята кувыркались возле своей норы совсем близко от них, на расстоянии брошенного камня. Белки суетились на верхушках сосен, и дети видели, как по мшистым кочкам скачут зайцы и исчезают в лесных зарослях. Совсем рядом с ними мирно грелась на солнце гадюка, у которой вот-вот должны были появиться на свет змееныши. Они не мешали ей, а она не мешала им. Весна была для всех".
