Глава 5.
Глава 5. Ученье-тьма, а не ученье тьма.
-- Следи, что б бутон не падал.
Это Мерлин, он учит меня, вытягивать душу из лилии. Стебель уже почернел, и вот-вот раcсыпится прямо на глазах. Лишь бутон лилии, меж моими, сведенными судорогой руками, остается свежим и жизнерадостным. Я конечно не держу бутон руками. Держу душой, своим желанием, возведенным в "есть", как говорит учитель. На такой фокус мне потребовалось пять недель. Пять недель верить, что могу держать предмет мысле-телом. Пять недель поражений, тупого отчаяния и криков Мерлина: "Держи! Держи ее бестолковый мальчишка!" И вот держу. Каждый день держу. И каждый день роняю, то раньше, то позже. Чернота подступает к самому бутону. Он начинает медленно темнеть, мне нестерпимо жжет руки.
-- Терпи-терпи. Ничего. За каждую гадость и не гадость, которые ты будешь делать придется платить, привыкай.
Учитель водит над бутоном руками. Легко, уверенно. Мне очень больно.
-- Терпеть. Не отвлекаться на боль! Только бутон! Держать бутон!
Чернота доходит до середины. Боль усиливается вместе с ней.
-- Держи, держи Ал. Совсем чуть-чуть и ты поймешь, зачем все это.
-- Я и так прекрасно понимаю. Ты учишь меня совершать осознанное зло.
-- И это тоже. Держи, не отвлекайся.
Руки учителя совершали круговые движения все быстрее, пока не превратились в смазанный вихрь.
Еще несколько мгновений боли и бутон рассыпается на глазах. Меж моих ладоней что-то мерцает. Едва видимое глазу, как бут-то смотришь краем зрения. Не уловить и в то же время есть.
-- А теперь втягивай ее в свое, мысле-тело Ал. Прямо руками. Ты Тишина, тонкая струна межзвучья. Все твое тело лишь тонкая нить, Тишины. Вбирай в эту нить. Вбирай медленно, постепенно.
Представив себя в форме струны. Найдя в воображении собственное тело заключенное между звуком и не звуком. Я потянулся к душе лилии. И удивленно выпучил глаза. Безликое сиянье стало втягиваться в меня, обтекать ладони, распределяться незримой пленкой по всему телу.
Вдруг по моему телу разлилось тепло, оно стало перерастать, во что-то непонятное. Не описать словами мои ощущения. Страх. Страх, что сейчас произойдет нечто непоправимое. Боль, к этому за пять недель я уже привык. Любопытство, готовое убежать в пятки. И что то еще наростающее, неприадолимое. Восхитительное и все равно пугающее. МОГУЩЕСТВО.
Я знал, что происходит вокруг, на много миль вокруг. К стеклу нашего дома, оказывается уже давно прижались ушки, нескольких детишек. Им было страшно, но безумно интересно, что же делается в обители непонятного ни скем не общающегося мага. К воротам лагеря подходили двое новичков. Парень и девушка, они уже успели поругаться и шли насупившись. Парень уже влюбился...
Из созерцания, из осознания собственного могущества, уничтожать, строить, ломать, крушить, смеяться над обидчиками меня вывел едва доносившийся голос. Я почти узнал его.
-- Ал... Ал... Ал... Ал... Ал-л-л...
Мои глаза наконец открылись и сфокусировались на Мерлине. Он медленно водил перед моим лицом руками.
-- Ал, слушай меня внимательно. То, что происходит с тобой. Твое могущество- это выпитая тобой душа лилии. Сила ее души. Сейчас ты испытываешь несравненное не с чем могущество. Это нормально. Успокойся. Сядь вот на этот стул. Медленнее. Еще медленнее. Так, хорошо. Пройдет еще две-три минуты. И тебе нестерпимо захочется его применить. Использовать ее силу. Во что бы то ни стало покори в себе это желание. Это будет очень тяжело сделать, но ты должен. Считай что это твое первое испытание на пути магии. Половина тех кого учат проваливаются. Сей час ты станешь берсерком. Человек, вошедший в состояние берсерка, пожирает собственную душу. Он пьет ее и побеждает своих врагов, навсегда становясь другим человеком. Человеком с покалеченной душой. Но ты не берсерк, ты маг. Ты обязан уметь, как бы глотать, взятую душу. Лишь тогда, сможешь обрести...
Голос Мерлина отдалился. Меня захлестнула волна агрессии. Взять, испытать, ломать, крушить, доказать... Мелкие букашки под моими ногами... Они еще смели меня испытывать! Я вижу их всех! Сквозь миры, сквозь время! Берут, сколько пожелают! У Неба, у Земли, у Воды! Называют себя магами! Они только клянчат! А я? Кто я? Откуда- то пришло знание...
НЕКРОМАНТ!?
Сквозь яростную пургу мыслей, звучит голос... Голос. Громкий. Требующий...
-- Мы, не такие как они, мы ничего ни у кого не клянчим, не просим, наша сила только от нас самих, и та, сила которую мы отнимаем. Это есть философия. Наша философия. Сильная философия.
-- Некромант заранее ходячий труп, он мертв едва встав на этот путь, потому, что слишком много соблазнов, слишком многое подвластно и слишком многим нельзя пользоваться. Именно по этому не один из Серых не выйдет на открытый бой против самого захудалого некроманта, тот сотрет его в порошок, другое дело, что самому некроманту после этого смерть врага покажется ландышевым сиропом. Мы маги, мы маги и этим все сказано...
- Учитель...
- Ученик, это лишь первая ступень в постижении. Первая. Ты должен пройти ее. Вспомни Тишину. Даже в таком состоянии ты почувствуешь ее нить. Вернись! Нащупай нить Тишины и вернись по ней.
Вокруг разгорался мир. Подвластный, мне. По одному движению мысли он покориться. Именно разгорается, потому что еще немного и я разрушу его, создам новый, честный.
-- Честный, только для тебя. Не для других.
-- Пусть!
-- Вернись Ал!
-- Но я здесь счастлив. Уже счастлив. У меня есть могущество. У меня есть способность все изменять. Зачем возвращаться?
-- Твое могущество мнимо. Коротко, как вспышка молнии. Ты не успеешь вернуться в тело, и душа улетит! Вспомни Тишину. Почувствуй ее. У тебя совсем не осталось времени.
Тишина. Где? Что? Тишина. Струна. Где!? Лисия будет моей. Тишина... Они посмели... Где же... Сосредоточиться молчать, не думать... Тишина. Только струна.. Только нить... Вот. Меж ладоней. Мои ладони, мое тело лишь струна. Куда по ней идти. А вот...
Темнота.
Я очнулся на полу, не чувствуя не рук ни ног. Глаза согласились открыться лишь на треть. Потолок. Черный потолок. Что-то мелькает на краю обзора. Что-то опять же черное. Лицо Мерлина. Потное. Настороженное.
Едва ворочая языком, спустя вечность, произнес:
-- Предупреждать же надо...
-- Предупреждать за ранее бессмысленно. Ты сам понимаешь.
-- Понимаю, не понимаю. Не жизнь, а какая-то сплошная катастрофа...
-- Ученым стал... "катастрофа", ишь ты.
-- А я сам не понимаю. Приходят слова на ум, вроде нигде не слышал, а суть их уже знаю.
-- Ну знаешь, путь Тишины, это все-таки не сплошная пытка, есть и своя польза.
-- А...
-- Б...
Начались еще более тяжелые учебные будни. Мерлин гонял меня со все возрастающей интенсивностью. У меня складывалось ощущение, что жизнь потекла гораздо быстрее, и я просто не успеваю следить за творящимися со мной событиями. Ооза я видел ровно полтора часа в день. Ему просто приказали, не знаю уж кто, научить меня метать все что метается. Потом я исчезал прямо с тренировки и оказывался где угодно. То это был лес, где я тягался силами, с каким-нибудь могущественным джином, его вызывал прямо на моих глазах Мерлин, то оказывался прямо посреди озера, на котором в дополнение к "мирным" зубастым рыбкам, величиной с рыбацкую лодку, бушевал шторм.
-- Ты должен научиться реагировать на любые неординарные события, быстро, четко, а главное правильно, без паники.
По началу я со страхом ждал конца тренировки с Оозом. Боялся, что не справлюсь со следующим уроком, и учитель опять устало вздохнет, глубоко и печально. Слава Матери, такие вздохи раздавались не слишком часто. Спустя три месяца, я уже ждал с нетерпением, предвкушая новый всплеск эмоций и паники в душе переходящие в особую сосредоточенность, в которой любая задача становилась решаемой и не такой уж непреодолимой. Особо запомнился случай, когда я появился прямо над пропастью и с громким криком полетел вниз. Учителя я увидел мельком на спасительном краю скалы. Лечу себе, кричу благим матом, а в душе уже развертывается та неповторимая сосредоточенность, которой не добиться в нормальном не стрессовом состоянии.
-- Тишина... Тишина, будь мной. Я струна, я смысл меж звуком и не звуком. Я не могу падать, я не могу летать. Я везде и нигде. Струна. Вездесущая. Везде находящаяся... Струна находиться на скале, рядом с учителем...
Я стоял на шершавом, покрытым лишаем камне, рядом с учителем. Крики
перепуганных стервятников заглушали далекий гул водопада. Никогда не видел облака так близко. Каждый вздох отзывался ледяной промозглой струей воздуха попадающей в легкие.
-- Я вижу тебе уже скучно решать мои маленькие задачки. Ты стал гораздо быстрее реагировать на опасность. Пора переходить к следующему этапу...
Ооз был холоден и неприветлив. Он занимался со мной метанием, но не о какой дружбе, речи быть, уже не могло. С того самого дня, как я задал вопрос о дриаде, он будто закрылся от меня. Его поведение было непонятно, а в глаза посмотреть не давал, будто зная о моих возможностях.
Однажды, упросив Мерлина отменить урок магии, я опять тренировался метать. Как некоторое время назад выяснилось, проще всего метать не ножи ни копья, а топоры. Рука после нескольких тренировок, уже сама знает, как и куда метать, главное не мешать ей, не паниковать и в тоже время наоборот не удерживать, сомневаясь в себе.
На меня шел брат близнец, недавно виденного мной минотавра. Пар из ноздрей, перекошенная в диком оскале морда, в общем, все атрибуты ужасного монстра.
Метнув топор, я с интересом рассматривал исчезающее на глазах существо.
-- В чем дело Ооз? Что произошло? Объясни мне.
-- А ты, так и не знаешь?- услышал я из-за спины наполненный сарказмом голос.
Я повернулся, увидел, как Ооз подходит ко мне. Лицо меняется. На нем проступают постоянно сменяющие друг друга чувства. Сожаление. Горечь. Злость. Раскаяние...
-- Я же сказал тебе тогда! Она ДРИАДА!
-- Ну и что, хоть кикимора, мне то что?
-- Не шути так, слышишь! Не шути!
-- Да в чем дело то!? Объясни! Дриада, так дриада! Нимфа, так нимфа! Она твоя! Можешь, есть ее и пить! Как это может сказаться на наших с тобой отношениях?
Сев на большой пень, обхватив голову руками Ооз, снова повторил:
-- Она дриада...
-- Ну. Ну дриада... Расскажи.
Бледное перекошенное лицо повернулось ко мне.
-- Как ты думаешь, сколько я здесь. Здесь в этом проклятом лагере?
Его рука очертила полукруг, охватывая домики леса и горы.
-- Я не задумывался. Год? Два?
-- Ха два! Пятьдесят, не хочешь!?
-- Что!
Ооз сполз с покрытого мхом пня на землю. Широко разбросав руки и ноги в густой наполненной зеленью траве, застывшим немигающим взглядом уперся в небо. Глаза набухли влагой.
-- Вот уже пятьдесят с лишним лет я здесь... Великий воин, научившийся в этом проклятом лагере всему, что угодно. Первые десять лет мне казалось, что путь воина разрешит мои проблемы, что любовь к красоте боевого искусства, перебьет любовь к женщине. О, как я тренировался! Сутками вертел мечи, топоры, метал, бил, ломал и кусал. Бегал неделями! Ползал месяцами! Все ни к черту!
-- Ты толком объяснишь, что-нибудь!
-- Ты влюблялся?
-- Ну...
Грудь Ооза испустила глубокий вздох. Для того, чтобы не видны были слезы, как бы случайно, перевернулся на живот.
-- Многие. Да-да именно многие, мечтают стать властелинами любви и тебе наверняка, когда-нибудь приходило в голову, что неплохо было бы уметь влюблять в себя. Ну, было такое?
-- Однажды мне понравилась одна очень краси..
-- Мне это неинтересно! В общем, ты понял, о чем разговор. Так вот дриады, это не только "зеленые и живут в деревьях", но и властительницы любви. Они управляют этим чувством, как хотят, слава Небу, природа в нагрузку, дала им эти деревья, а то весь мир был бы уже "зеленым и деревянным"
-- Они могут влюблять в себя!?
-- Да. Причем силу влюбленности могут определять сами.
-- А... Понятно тогда..
Ко мне повернулось лицо Ооза, на нем змеилась горькая усмешка.
-- Что, как увидел так и втюрился?
-- Да...
-- Можешь гордиться. Далеко не каждого дриада влюбляет в себя. Далеко не каждого. Мы видимся с ней каждый день, когда солнце начинает садиться. Сидим на этом проклятом дереве на берегу озера. Вода ласкает ее ступни. Ветер играет в ее волосах. Лучи в последнем броске перед смертью успевают украсить ее зеленое лицо своим золотом. И я не способен даже двинуться в эти мгновенья, даже обнять ее, такая сила любви охватывает меня.
Его голос перешел в шепот.
-- За эти пятьдесят лет я убил уже четверых. Они всего лишь влюблялись в нее. Подсматривали за нами. Убил. А уж честным поединкам я давно потерял счет. Я как большой могучий шмель, попавший в крынку с медом... Вкусно, тепло, уютно, а не улетишь... Крылья то давно слиплись. Я боюсь, что и тебя мне придется убить. Держись от меня по дальше Ал.
Внезапно его лицо перекосилось.
-- А главное от нее подальше!
-- Следи, что б бутон не падал.
Это Мерлин, он учит меня, вытягивать душу из лилии. Стебель уже почернел, и вот-вот раcсыпится прямо на глазах. Лишь бутон лилии, меж моими, сведенными судорогой руками, остается свежим и жизнерадостным. Я конечно не держу бутон руками. Держу душой, своим желанием, возведенным в "есть", как говорит учитель. На такой фокус мне потребовалось пять недель. Пять недель верить, что могу держать предмет мысле-телом. Пять недель поражений, тупого отчаяния и криков Мерлина: "Держи! Держи ее бестолковый мальчишка!" И вот держу. Каждый день держу. И каждый день роняю, то раньше, то позже. Чернота подступает к самому бутону. Он начинает медленно темнеть, мне нестерпимо жжет руки.
-- Терпи-терпи. Ничего. За каждую гадость и не гадость, которые ты будешь делать придется платить, привыкай.
Учитель водит над бутоном руками. Легко, уверенно. Мне очень больно.
-- Терпеть. Не отвлекаться на боль! Только бутон! Держать бутон!
Чернота доходит до середины. Боль усиливается вместе с ней.
-- Держи, держи Ал. Совсем чуть-чуть и ты поймешь, зачем все это.
-- Я и так прекрасно понимаю. Ты учишь меня совершать осознанное зло.
-- И это тоже. Держи, не отвлекайся.
Руки учителя совершали круговые движения все быстрее, пока не превратились в смазанный вихрь.
Еще несколько мгновений боли и бутон рассыпается на глазах. Меж моих ладоней что-то мерцает. Едва видимое глазу, как бут-то смотришь краем зрения. Не уловить и в то же время есть.
-- А теперь втягивай ее в свое, мысле-тело Ал. Прямо руками. Ты Тишина, тонкая струна межзвучья. Все твое тело лишь тонкая нить, Тишины. Вбирай в эту нить. Вбирай медленно, постепенно.
Представив себя в форме струны. Найдя в воображении собственное тело заключенное между звуком и не звуком. Я потянулся к душе лилии. И удивленно выпучил глаза. Безликое сиянье стало втягиваться в меня, обтекать ладони, распределяться незримой пленкой по всему телу.
Вдруг по моему телу разлилось тепло, оно стало перерастать, во что-то непонятное. Не описать словами мои ощущения. Страх. Страх, что сейчас произойдет нечто непоправимое. Боль, к этому за пять недель я уже привык. Любопытство, готовое убежать в пятки. И что то еще наростающее, неприадолимое. Восхитительное и все равно пугающее. МОГУЩЕСТВО.
Я знал, что происходит вокруг, на много миль вокруг. К стеклу нашего дома, оказывается уже давно прижались ушки, нескольких детишек. Им было страшно, но безумно интересно, что же делается в обители непонятного ни скем не общающегося мага. К воротам лагеря подходили двое новичков. Парень и девушка, они уже успели поругаться и шли насупившись. Парень уже влюбился...
Из созерцания, из осознания собственного могущества, уничтожать, строить, ломать, крушить, смеяться над обидчиками меня вывел едва доносившийся голос. Я почти узнал его.
-- Ал... Ал... Ал... Ал... Ал-л-л...
Мои глаза наконец открылись и сфокусировались на Мерлине. Он медленно водил перед моим лицом руками.
-- Ал, слушай меня внимательно. То, что происходит с тобой. Твое могущество- это выпитая тобой душа лилии. Сила ее души. Сейчас ты испытываешь несравненное не с чем могущество. Это нормально. Успокойся. Сядь вот на этот стул. Медленнее. Еще медленнее. Так, хорошо. Пройдет еще две-три минуты. И тебе нестерпимо захочется его применить. Использовать ее силу. Во что бы то ни стало покори в себе это желание. Это будет очень тяжело сделать, но ты должен. Считай что это твое первое испытание на пути магии. Половина тех кого учат проваливаются. Сей час ты станешь берсерком. Человек, вошедший в состояние берсерка, пожирает собственную душу. Он пьет ее и побеждает своих врагов, навсегда становясь другим человеком. Человеком с покалеченной душой. Но ты не берсерк, ты маг. Ты обязан уметь, как бы глотать, взятую душу. Лишь тогда, сможешь обрести...
Голос Мерлина отдалился. Меня захлестнула волна агрессии. Взять, испытать, ломать, крушить, доказать... Мелкие букашки под моими ногами... Они еще смели меня испытывать! Я вижу их всех! Сквозь миры, сквозь время! Берут, сколько пожелают! У Неба, у Земли, у Воды! Называют себя магами! Они только клянчат! А я? Кто я? Откуда- то пришло знание...
НЕКРОМАНТ!?
Сквозь яростную пургу мыслей, звучит голос... Голос. Громкий. Требующий...
-- Мы, не такие как они, мы ничего ни у кого не клянчим, не просим, наша сила только от нас самих, и та, сила которую мы отнимаем. Это есть философия. Наша философия. Сильная философия.
-- Некромант заранее ходячий труп, он мертв едва встав на этот путь, потому, что слишком много соблазнов, слишком многое подвластно и слишком многим нельзя пользоваться. Именно по этому не один из Серых не выйдет на открытый бой против самого захудалого некроманта, тот сотрет его в порошок, другое дело, что самому некроманту после этого смерть врага покажется ландышевым сиропом. Мы маги, мы маги и этим все сказано...
- Учитель...
- Ученик, это лишь первая ступень в постижении. Первая. Ты должен пройти ее. Вспомни Тишину. Даже в таком состоянии ты почувствуешь ее нить. Вернись! Нащупай нить Тишины и вернись по ней.
Вокруг разгорался мир. Подвластный, мне. По одному движению мысли он покориться. Именно разгорается, потому что еще немного и я разрушу его, создам новый, честный.
-- Честный, только для тебя. Не для других.
-- Пусть!
-- Вернись Ал!
-- Но я здесь счастлив. Уже счастлив. У меня есть могущество. У меня есть способность все изменять. Зачем возвращаться?
-- Твое могущество мнимо. Коротко, как вспышка молнии. Ты не успеешь вернуться в тело, и душа улетит! Вспомни Тишину. Почувствуй ее. У тебя совсем не осталось времени.
Тишина. Где? Что? Тишина. Струна. Где!? Лисия будет моей. Тишина... Они посмели... Где же... Сосредоточиться молчать, не думать... Тишина. Только струна.. Только нить... Вот. Меж ладоней. Мои ладони, мое тело лишь струна. Куда по ней идти. А вот...
Темнота.
Я очнулся на полу, не чувствуя не рук ни ног. Глаза согласились открыться лишь на треть. Потолок. Черный потолок. Что-то мелькает на краю обзора. Что-то опять же черное. Лицо Мерлина. Потное. Настороженное.
Едва ворочая языком, спустя вечность, произнес:
-- Предупреждать же надо...
-- Предупреждать за ранее бессмысленно. Ты сам понимаешь.
-- Понимаю, не понимаю. Не жизнь, а какая-то сплошная катастрофа...
-- Ученым стал... "катастрофа", ишь ты.
-- А я сам не понимаю. Приходят слова на ум, вроде нигде не слышал, а суть их уже знаю.
-- Ну знаешь, путь Тишины, это все-таки не сплошная пытка, есть и своя польза.
-- А...
-- Б...
Начались еще более тяжелые учебные будни. Мерлин гонял меня со все возрастающей интенсивностью. У меня складывалось ощущение, что жизнь потекла гораздо быстрее, и я просто не успеваю следить за творящимися со мной событиями. Ооза я видел ровно полтора часа в день. Ему просто приказали, не знаю уж кто, научить меня метать все что метается. Потом я исчезал прямо с тренировки и оказывался где угодно. То это был лес, где я тягался силами, с каким-нибудь могущественным джином, его вызывал прямо на моих глазах Мерлин, то оказывался прямо посреди озера, на котором в дополнение к "мирным" зубастым рыбкам, величиной с рыбацкую лодку, бушевал шторм.
-- Ты должен научиться реагировать на любые неординарные события, быстро, четко, а главное правильно, без паники.
По началу я со страхом ждал конца тренировки с Оозом. Боялся, что не справлюсь со следующим уроком, и учитель опять устало вздохнет, глубоко и печально. Слава Матери, такие вздохи раздавались не слишком часто. Спустя три месяца, я уже ждал с нетерпением, предвкушая новый всплеск эмоций и паники в душе переходящие в особую сосредоточенность, в которой любая задача становилась решаемой и не такой уж непреодолимой. Особо запомнился случай, когда я появился прямо над пропастью и с громким криком полетел вниз. Учителя я увидел мельком на спасительном краю скалы. Лечу себе, кричу благим матом, а в душе уже развертывается та неповторимая сосредоточенность, которой не добиться в нормальном не стрессовом состоянии.
-- Тишина... Тишина, будь мной. Я струна, я смысл меж звуком и не звуком. Я не могу падать, я не могу летать. Я везде и нигде. Струна. Вездесущая. Везде находящаяся... Струна находиться на скале, рядом с учителем...
Я стоял на шершавом, покрытым лишаем камне, рядом с учителем. Крики
перепуганных стервятников заглушали далекий гул водопада. Никогда не видел облака так близко. Каждый вздох отзывался ледяной промозглой струей воздуха попадающей в легкие.
-- Я вижу тебе уже скучно решать мои маленькие задачки. Ты стал гораздо быстрее реагировать на опасность. Пора переходить к следующему этапу...
Ооз был холоден и неприветлив. Он занимался со мной метанием, но не о какой дружбе, речи быть, уже не могло. С того самого дня, как я задал вопрос о дриаде, он будто закрылся от меня. Его поведение было непонятно, а в глаза посмотреть не давал, будто зная о моих возможностях.
Однажды, упросив Мерлина отменить урок магии, я опять тренировался метать. Как некоторое время назад выяснилось, проще всего метать не ножи ни копья, а топоры. Рука после нескольких тренировок, уже сама знает, как и куда метать, главное не мешать ей, не паниковать и в тоже время наоборот не удерживать, сомневаясь в себе.
На меня шел брат близнец, недавно виденного мной минотавра. Пар из ноздрей, перекошенная в диком оскале морда, в общем, все атрибуты ужасного монстра.
Метнув топор, я с интересом рассматривал исчезающее на глазах существо.
-- В чем дело Ооз? Что произошло? Объясни мне.
-- А ты, так и не знаешь?- услышал я из-за спины наполненный сарказмом голос.
Я повернулся, увидел, как Ооз подходит ко мне. Лицо меняется. На нем проступают постоянно сменяющие друг друга чувства. Сожаление. Горечь. Злость. Раскаяние...
-- Я же сказал тебе тогда! Она ДРИАДА!
-- Ну и что, хоть кикимора, мне то что?
-- Не шути так, слышишь! Не шути!
-- Да в чем дело то!? Объясни! Дриада, так дриада! Нимфа, так нимфа! Она твоя! Можешь, есть ее и пить! Как это может сказаться на наших с тобой отношениях?
Сев на большой пень, обхватив голову руками Ооз, снова повторил:
-- Она дриада...
-- Ну. Ну дриада... Расскажи.
Бледное перекошенное лицо повернулось ко мне.
-- Как ты думаешь, сколько я здесь. Здесь в этом проклятом лагере?
Его рука очертила полукруг, охватывая домики леса и горы.
-- Я не задумывался. Год? Два?
-- Ха два! Пятьдесят, не хочешь!?
-- Что!
Ооз сполз с покрытого мхом пня на землю. Широко разбросав руки и ноги в густой наполненной зеленью траве, застывшим немигающим взглядом уперся в небо. Глаза набухли влагой.
-- Вот уже пятьдесят с лишним лет я здесь... Великий воин, научившийся в этом проклятом лагере всему, что угодно. Первые десять лет мне казалось, что путь воина разрешит мои проблемы, что любовь к красоте боевого искусства, перебьет любовь к женщине. О, как я тренировался! Сутками вертел мечи, топоры, метал, бил, ломал и кусал. Бегал неделями! Ползал месяцами! Все ни к черту!
-- Ты толком объяснишь, что-нибудь!
-- Ты влюблялся?
-- Ну...
Грудь Ооза испустила глубокий вздох. Для того, чтобы не видны были слезы, как бы случайно, перевернулся на живот.
-- Многие. Да-да именно многие, мечтают стать властелинами любви и тебе наверняка, когда-нибудь приходило в голову, что неплохо было бы уметь влюблять в себя. Ну, было такое?
-- Однажды мне понравилась одна очень краси..
-- Мне это неинтересно! В общем, ты понял, о чем разговор. Так вот дриады, это не только "зеленые и живут в деревьях", но и властительницы любви. Они управляют этим чувством, как хотят, слава Небу, природа в нагрузку, дала им эти деревья, а то весь мир был бы уже "зеленым и деревянным"
-- Они могут влюблять в себя!?
-- Да. Причем силу влюбленности могут определять сами.
-- А... Понятно тогда..
Ко мне повернулось лицо Ооза, на нем змеилась горькая усмешка.
-- Что, как увидел так и втюрился?
-- Да...
-- Можешь гордиться. Далеко не каждого дриада влюбляет в себя. Далеко не каждого. Мы видимся с ней каждый день, когда солнце начинает садиться. Сидим на этом проклятом дереве на берегу озера. Вода ласкает ее ступни. Ветер играет в ее волосах. Лучи в последнем броске перед смертью успевают украсить ее зеленое лицо своим золотом. И я не способен даже двинуться в эти мгновенья, даже обнять ее, такая сила любви охватывает меня.
Его голос перешел в шепот.
-- За эти пятьдесят лет я убил уже четверых. Они всего лишь влюблялись в нее. Подсматривали за нами. Убил. А уж честным поединкам я давно потерял счет. Я как большой могучий шмель, попавший в крынку с медом... Вкусно, тепло, уютно, а не улетишь... Крылья то давно слиплись. Я боюсь, что и тебя мне придется убить. Держись от меня по дальше Ал.
Внезапно его лицо перекосилось.
-- А главное от нее подальше!