Море.

Сейчас я еще молод. Не так молод, как десяток лет назад, когда обращение по имени - отчеству выглядело смешным, но ровно настолько, чтобы впервые осознать, почувствовать кожей бег времени. И пока у меня еще есть силы бежать "в ногу" с ним, я бегу. Бегу, осознавая относительность времени. Факт, впрочем, довольно известный нам всем и ранее, но сейчас открывшийся, если можно так сказать, "возрастной относительностью". Я, собственно, вот о чем. Когда то деревья были большими в жизни каждого. С возрастом они уменьшались, изменяя свой рост, в обратно пропорциональной зависимости относительно нас. И вот их и наш рост, наконец, стабилизировался. Пришло время остановиться и оглядеться. Понять, что ценно, а что не очень важно. Вот все и встало на свои места. Теперь понимаю, что последние годы хотел бы прожить на берегу моря. С любимым человеком, а когда один из нас уйдет, другой будет приходить на берег, как когда то это делали мы вдвоем, и слушать море. Я знаю, я помню, как по-особенному прекрасен поздно-осенний пляж в субтропиках. Приезжей суеты уже нет, камни уже позеленели от мха, вода темна и холодна, а волны резки и равнодушны к редким наблюдателям на берегу. Небо серое, даже не в тучах, нет, в ровной серой мгле. И косой холодный дождь струйками стекает по лбу на глаза и далее. Ничто вокруг не замерзнет. Пальмы и кусты лаврового листа, кипарисы и ели все будет таким же зеленым как сейчас. И даже старые лодки рыбаков останутся здесь, ничего не боясь, то ли по причине безудержной, присущей только им смелости, то ли от многолетнего опыта и старческой мудрости. Они никуда не исчезнут, так и останутся лежать на берегу, подставляя свои обшарпанные бока чайкам и воробьям, создавая простенький уют каждому, кто сможет поместиться в их перевернутом вверх дном пространстве. Промозглый холод налетевшего ветра, такой ненавистный в феврале, когда уставший от постоянной сырости и слякоти, очень хочешь тепла, сейчас, в октябре, еще доставляет радость своей вновь пришедшей новизной забытых с прошлого года ощущений. Это пришла твоя любимая осень, мой друг. Это она успокоила город, бурлящий чужими оттенками родного языка, суетой приезжающее отбывающего народа на морвокзале, их гомоном и совершенно непривычным поведением на колхозном рынке. Это она выгнала чужаков. И пляж снова наш и только наш. Каждый камень на нем, посеревший от дождя до темного, почти черного цвета твой. И мой. И волны, набегающие так рьяно на эти камни наши. И еще один год мимо, теперь считаем их по осени, он тоже твой. И, возможно, еще мой.