СУМАСШЕСТВИЕ В ПОЛНОЛУНИЕ
Ночью в такси играли азербайджанские мотивы. Полина никогда не слушала
народную музыку, а тут изрядное количество алкоголя отрыло внутренний
этноканал. Её так торкнуло по этим первобытным мотивам, что она готова
была ехать с этим басурманином на тушинский рынок, чтобы купить такие же
диски. Ей хотелось их сейчас же, сразу, мгновенно. Магометанин
отказался продать ей свои, хотя она просила.
Подумал наверно, что Родина не продается, а ему без музыки харило калымить всю ночь.
Доехали быстро. Полина выгрузилась в Крылатском, подъезд нашла с трудом,
над кодовым замком висела двадцать минут, пока поняла, что можно и
позвонить.
Ей открыли. Дальше - тишина. То есть память отняла остальные кадры этого
вечера. А ехала она, между прочим, за любовью, ну, или на крайний
случай, за утешением.
Утром было не сказать, что плохо, просто неуютно как-то. Чужая, странная квартира, он, она, чудом оказавшаяся здесь.
- Чай или кофе?
- Яду.
Сознание вернуло смутную сцену впорхнув в квартиру Полина как-то
мгновенно очутилась на лежащем прямо на полу жирнющем ортопедическом
матраце (кровати не было вовсе... надо сказать избытка другой мебели
тоже не наблюдалось толстенный матрац на полу, огромное кресло и экран
на стене), он сидел в кресле и молча смотрел. Она что-то долго
рассказывала... Ну, или ей казалось, что долго...
Он встал раньше. И снова сидел в том же кресле. А вставал ли он вообще и
ложился ли..? В первые секунды Полине показалось, что она на мгновение
отключилась и быстро проснулась, но дневной свет и явный аромат напитка в
его руках недвусмысленно давали понять, что ночь таки прошла...
Что снилось? почти прошептал он при этом, громко отхлебнув и изобразив безразличие.
- Во сне были: царь-царевич, король-королевич, сапожник-портной...
В действительности, сон, несмотря на его сказочную окраску, был
болезненный и печальный. Она проснулась и долго не могла вернуться в
своё обычное оптимистическое состояние духа. Там была тоска по старой,
не до конца реализованной любви, сорвавшаяся поездка (так же бывает,
собираешься, собираешься в путь, а потом, оказалось, опоздала на
самолет) Но в этом сне проскочила одна удивительная деталь, она и
оказалась в пробуждении тем маячком, с помощью которого можно без потерь
выпростаться в реальность.
- ... Мне приснилась новогодняя лотерея. И придумал её тот, любимый из
прошлого. Там был волшебный мешок с крошечными фруктами, в каждый фрукт
был спрятан секрет: махонькая втулка с запиской. Втулка в виде
пряности-гвоздики. И вот, я вытащила болгарский перчик, (а он красный и
размером с желудь, не более) разобрала хитроумную конструкцию и
прочитала. Написанное меня порадовало, но что там было написано, я
забыла. Всего одно-единственное слово. Вот, сижу и думаю: может член?
- ... хе-хе
- Что хе-хе? А тебе?
- А мне вот снилось, что случилась третья мировая, и бомбят Москву, и
всё это так красочно, без каких либо искажений, свойственных снам...
Просто на действительность наложена ещё калька недавно разразившейся
катастрофы.
От вполне реального животного ужаса я проснулся. Во сне на моих глазах
опадали дома, в которых жили мои приятели, вздымались дороги, по которым
я в детстве ходил в школу, но ужас пришел не тогда, когда я видел
разрушение моего прошлого, а когда сознание выделило из ракетных
хвостов, всполохов и пепла, перемешанного с пылью, крах будущего.
Осознание безысходности родило панику в моих лёгких, при этом я помню,
как спокойно слонялся по развороченным улицам...
Потом заснул, и сон продолжился с отступлением где-то в неделю от начала
бомбардировок. Ко мне пришли все мои друзья, от которых я избавился лет
пять как. И мы поехали в Алма-Ату (совершенно не понятно, зачем мы туда
собирались, но сцена была очень похожа на "... там тепло, там
яблоки..."), я был весел и валял дурака на радость окружающих... Этого
тоже лет пять уже не случалось. Вот...
- Впечатлил... Он даже какой-то пророческий, твой сон. Вернее
иносказательный. Все, случившееся с тобой за последние годы - третья
мировая.
Его лицо исказилось в вопросительной ухмылке, по которой трудно было
понять последняя ты дура или предпоследняя, но он быстро её снял и
водрузил маску равнодушия.
- Ну, был веселый и бодрый, стал печальным и больным. Не было войны хорошо - потом война и ужас.
- Возможно...
Полина молчала и думала, что вот они, два малознакомых человека, (то
есть знакомы-то они давно, а виделись всего лишь дважды) проснулись в
одной постели (в одной ли?), и что с ними было этой ночью (и было ли
вообще что-то?), она не знает, да и спрашивать не хочет совсем, а зачем
знать, если память самовольно решила отнять этот фрагмент. И вот они
попали каждый в свою реальность. Она на праздник, а он на войну, но
вернулись почему-то вместе, распивают, как ни в чем не бывало кофе. И
завтрашний день не принесет им ничего из той ночи, ни близости, ни
праздника, ни войны. Все будет также
неизменно, как бег реки, как восход солнца, как торжество луны. И от
этой мысли ей стало грустно, но грусть мгновенно обрела сладкий привкус
свободы, как бег реки, как восход солнца, как торжество луны.
народную музыку, а тут изрядное количество алкоголя отрыло внутренний
этноканал. Её так торкнуло по этим первобытным мотивам, что она готова
была ехать с этим басурманином на тушинский рынок, чтобы купить такие же
диски. Ей хотелось их сейчас же, сразу, мгновенно. Магометанин
отказался продать ей свои, хотя она просила.
Подумал наверно, что Родина не продается, а ему без музыки харило калымить всю ночь.
Доехали быстро. Полина выгрузилась в Крылатском, подъезд нашла с трудом,
над кодовым замком висела двадцать минут, пока поняла, что можно и
позвонить.
Ей открыли. Дальше - тишина. То есть память отняла остальные кадры этого
вечера. А ехала она, между прочим, за любовью, ну, или на крайний
случай, за утешением.
Утром было не сказать, что плохо, просто неуютно как-то. Чужая, странная квартира, он, она, чудом оказавшаяся здесь.
- Чай или кофе?
- Яду.
Сознание вернуло смутную сцену впорхнув в квартиру Полина как-то
мгновенно очутилась на лежащем прямо на полу жирнющем ортопедическом
матраце (кровати не было вовсе... надо сказать избытка другой мебели
тоже не наблюдалось толстенный матрац на полу, огромное кресло и экран
на стене), он сидел в кресле и молча смотрел. Она что-то долго
рассказывала... Ну, или ей казалось, что долго...
Он встал раньше. И снова сидел в том же кресле. А вставал ли он вообще и
ложился ли..? В первые секунды Полине показалось, что она на мгновение
отключилась и быстро проснулась, но дневной свет и явный аромат напитка в
его руках недвусмысленно давали понять, что ночь таки прошла...
Что снилось? почти прошептал он при этом, громко отхлебнув и изобразив безразличие.
- Во сне были: царь-царевич, король-королевич, сапожник-портной...
В действительности, сон, несмотря на его сказочную окраску, был
болезненный и печальный. Она проснулась и долго не могла вернуться в
своё обычное оптимистическое состояние духа. Там была тоска по старой,
не до конца реализованной любви, сорвавшаяся поездка (так же бывает,
собираешься, собираешься в путь, а потом, оказалось, опоздала на
самолет) Но в этом сне проскочила одна удивительная деталь, она и
оказалась в пробуждении тем маячком, с помощью которого можно без потерь
выпростаться в реальность.
- ... Мне приснилась новогодняя лотерея. И придумал её тот, любимый из
прошлого. Там был волшебный мешок с крошечными фруктами, в каждый фрукт
был спрятан секрет: махонькая втулка с запиской. Втулка в виде
пряности-гвоздики. И вот, я вытащила болгарский перчик, (а он красный и
размером с желудь, не более) разобрала хитроумную конструкцию и
прочитала. Написанное меня порадовало, но что там было написано, я
забыла. Всего одно-единственное слово. Вот, сижу и думаю: может член?
- ... хе-хе
- Что хе-хе? А тебе?
- А мне вот снилось, что случилась третья мировая, и бомбят Москву, и
всё это так красочно, без каких либо искажений, свойственных снам...
Просто на действительность наложена ещё калька недавно разразившейся
катастрофы.
От вполне реального животного ужаса я проснулся. Во сне на моих глазах
опадали дома, в которых жили мои приятели, вздымались дороги, по которым
я в детстве ходил в школу, но ужас пришел не тогда, когда я видел
разрушение моего прошлого, а когда сознание выделило из ракетных
хвостов, всполохов и пепла, перемешанного с пылью, крах будущего.
Осознание безысходности родило панику в моих лёгких, при этом я помню,
как спокойно слонялся по развороченным улицам...
Потом заснул, и сон продолжился с отступлением где-то в неделю от начала
бомбардировок. Ко мне пришли все мои друзья, от которых я избавился лет
пять как. И мы поехали в Алма-Ату (совершенно не понятно, зачем мы туда
собирались, но сцена была очень похожа на "... там тепло, там
яблоки..."), я был весел и валял дурака на радость окружающих... Этого
тоже лет пять уже не случалось. Вот...
- Впечатлил... Он даже какой-то пророческий, твой сон. Вернее
иносказательный. Все, случившееся с тобой за последние годы - третья
мировая.
Его лицо исказилось в вопросительной ухмылке, по которой трудно было
понять последняя ты дура или предпоследняя, но он быстро её снял и
водрузил маску равнодушия.
- Ну, был веселый и бодрый, стал печальным и больным. Не было войны хорошо - потом война и ужас.
- Возможно...
Полина молчала и думала, что вот они, два малознакомых человека, (то
есть знакомы-то они давно, а виделись всего лишь дважды) проснулись в
одной постели (в одной ли?), и что с ними было этой ночью (и было ли
вообще что-то?), она не знает, да и спрашивать не хочет совсем, а зачем
знать, если память самовольно решила отнять этот фрагмент. И вот они
попали каждый в свою реальность. Она на праздник, а он на войну, но
вернулись почему-то вместе, распивают, как ни в чем не бывало кофе. И
завтрашний день не принесет им ничего из той ночи, ни близости, ни
праздника, ни войны. Все будет также
неизменно, как бег реки, как восход солнца, как торжество луны. И от
этой мысли ей стало грустно, но грусть мгновенно обрела сладкий привкус
свободы, как бег реки, как восход солнца, как торжество луны.
