... про любовь
Непонятно как по лесу разнеслось, что
Ежиха стала писать сказки, но когда это случилось, у ее домика выстроилась
очередь. Многим захотелось если уж не в историю, то хотя бы в сказочку.
Первыми из хороших дорогих машин, даже
иногда с мигалками, вылезли известные личности от политики, масс-медиа и
государства, представители правозащитного движения, а также деятели театра и
кино. Им было отказано твердо, но вежливо. "Нет, ребята," - сказала
Ежиха. "Я не буду писать о вас. Во-первых, сказки - дело личное.
Во-вторых, я до сих пор, как ни старалась, не могу понять, для чего вы присутствовали
в моей жизни. У вас будут свои историки. А я хочу написать о любви." Что
мигалки могли с этим поделать? Они уехали.
Тогда к ее открытому окошку подошел Яркое
Увлечение. "Напиши обо мне," - сказал он. Ежиха поколебалась.
"... ты знаешь, я не помню, где тогда была я... Если я буду писать о тебе, то кто же напишет обо мне?" "Как же?" - удивился Яркое
Увлечение. "Разве ты не помнишь, какую ты мне прислала эсэмэску?" - и
он душевно прочел, глядя сквозь годы:
... В мире тишина,
кошка влюблена,
никого вокруг,
мышке снится друг,
плачет сыч в гнезде
от любви к звезде.
Снится белый сон -
снег в меня влюблен.
"Да, помню," - сказала Ежиха.
"Эсэмэску, пожалуй, возьму."
Следующим был Художник с лицом срисованным
с фаюмского портрета. Он был очень чуткий и уже все понял. Поэтому он ничего не
попросил, он вытянул руку, разжал ладошку со смятым листком и положил листок на
подоконник, рядом с забытым комочком сирени. "Твое последнее," -
сказал он.
Ежиха посмотрела на свои строчки.
"... Как закончу дело,
Отряхну колени -
Стол покрою белым,
Ни пятна, ни тени.
Стол покрою стылым.
Как на той скамейке -
донца от бутылок,
с серебром наклейки.
Позову прощаться,
Причащаться телом.
Все должно остаться
белым - белым-белым.
Приходите, гости,
говорите тихо,
пейте мед из горсти,
поминайте лихом,
балуйтесь стихами,
укрывайтесь мехом -
Я уже не с вами,
Я уже уехал.
Тут Ежиха перескочила сразу к концу
стихотворения.
... тянет серым утром
в щель сквозняк гнусавый.
Стол укутан мудро -
в саван, в саван, в саван.
"Есть еще," - с надеждой сказал
Художник. "Спасибо, этого хватит," - сказала Ежиха и разгладила
сильно помятый листочек.
Последний Любовник был более настойчив.
"Я не хочу писать о тебе," - объясняла Ежиха. "Почему?"
недоумевал он. "Я не знаю о чем писать," - говорила Ежиха.
"Напиши о той ночи," - возражал он. "Помнишь? Нам было хорошо,
как будто нас качала на руках сама Нежность. Мы выпали из времени. Ты же сама
говорила! Это же про любовь?" "Писать о прекрасном прошлом все равно,
что сушить бабочек. Все равно, что хранить стакан с разводами от выпитого
вина!"
"Если так пойдет дальше, то
получится, что я расписываю свой собственный надгробный камень," -
пожаловалась она Некому, который сидел у стола на высоком табурете и качал
короткими ножками. Все обычные табуреты на свете были высоки для него.
Вот про него она сейчас с удовольствием
написала бы. И не сказку, а большую, бесконечную книгу. Но она не могла, потому, что таких слов пока не придумала. Может быть, когда-то
это и случится. Только для этого надо бы узнать его получше. При жизни они
встречались всего несколько раз, но после его смерти, на которую он, к счастью,
не обратил внимания, общение стало плотнее, и уже обещало перейти в тесную
дружбу. Хотя иногда разговаривать с ним было сложно, - не всегда разберешь его
выражение лица.
Некто выглянул в окно. Полянка перед домом
была пустой. Бывшие знакомые, связанные в подарок свитера, юношеские стихи,
страшные обиды и тяжелые испытания, видимо, решили прийти в другой раз, когда
Ежиха поймет, что она без них - почти ничто, и станет посговорчивей.
"Чего ждем?" спросил Некто.
И Ежиха начала писать:
"Я очень люблю яблочный пирог с
корицей. Три яблока, три яйца, стакан муки и стакан сахара..."
Было изменено: 16:35 19/01/2011.
Было изменено: 16:36 19/01/2011.
Было изменено: 20:01 19/01/2011.
Было изменено: 16:29 26/02/2011.
Ежиха стала писать сказки, но когда это случилось, у ее домика выстроилась
очередь. Многим захотелось если уж не в историю, то хотя бы в сказочку.
Первыми из хороших дорогих машин, даже
иногда с мигалками, вылезли известные личности от политики, масс-медиа и
государства, представители правозащитного движения, а также деятели театра и
кино. Им было отказано твердо, но вежливо. "Нет, ребята," - сказала
Ежиха. "Я не буду писать о вас. Во-первых, сказки - дело личное.
Во-вторых, я до сих пор, как ни старалась, не могу понять, для чего вы присутствовали
в моей жизни. У вас будут свои историки. А я хочу написать о любви." Что
мигалки могли с этим поделать? Они уехали.
Тогда к ее открытому окошку подошел Яркое
Увлечение. "Напиши обо мне," - сказал он. Ежиха поколебалась.
"... ты знаешь, я не помню, где тогда была я... Если я буду писать о тебе, то кто же напишет обо мне?" "Как же?" - удивился Яркое
Увлечение. "Разве ты не помнишь, какую ты мне прислала эсэмэску?" - и
он душевно прочел, глядя сквозь годы:
... В мире тишина,
кошка влюблена,
никого вокруг,
мышке снится друг,
плачет сыч в гнезде
от любви к звезде.
Снится белый сон -
снег в меня влюблен.
"Да, помню," - сказала Ежиха.
"Эсэмэску, пожалуй, возьму."
Следующим был Художник с лицом срисованным
с фаюмского портрета. Он был очень чуткий и уже все понял. Поэтому он ничего не
попросил, он вытянул руку, разжал ладошку со смятым листком и положил листок на
подоконник, рядом с забытым комочком сирени. "Твое последнее," -
сказал он.
Ежиха посмотрела на свои строчки.
"... Как закончу дело,
Отряхну колени -
Стол покрою белым,
Ни пятна, ни тени.
Стол покрою стылым.
Как на той скамейке -
донца от бутылок,
с серебром наклейки.
Позову прощаться,
Причащаться телом.
Все должно остаться
белым - белым-белым.
Приходите, гости,
говорите тихо,
пейте мед из горсти,
поминайте лихом,
балуйтесь стихами,
укрывайтесь мехом -
Я уже не с вами,
Я уже уехал.
Тут Ежиха перескочила сразу к концу
стихотворения.
... тянет серым утром
в щель сквозняк гнусавый.
Стол укутан мудро -
в саван, в саван, в саван.
"Есть еще," - с надеждой сказал
Художник. "Спасибо, этого хватит," - сказала Ежиха и разгладила
сильно помятый листочек.
Последний Любовник был более настойчив.
"Я не хочу писать о тебе," - объясняла Ежиха. "Почему?"
недоумевал он. "Я не знаю о чем писать," - говорила Ежиха.
"Напиши о той ночи," - возражал он. "Помнишь? Нам было хорошо,
как будто нас качала на руках сама Нежность. Мы выпали из времени. Ты же сама
говорила! Это же про любовь?" "Писать о прекрасном прошлом все равно,
что сушить бабочек. Все равно, что хранить стакан с разводами от выпитого
вина!"
"Если так пойдет дальше, то
получится, что я расписываю свой собственный надгробный камень," -
пожаловалась она Некому, который сидел у стола на высоком табурете и качал
короткими ножками. Все обычные табуреты на свете были высоки для него.
Вот про него она сейчас с удовольствием
написала бы. И не сказку, а большую, бесконечную книгу. Но она не могла, потому, что таких слов пока не придумала. Может быть, когда-то
это и случится. Только для этого надо бы узнать его получше. При жизни они
встречались всего несколько раз, но после его смерти, на которую он, к счастью,
не обратил внимания, общение стало плотнее, и уже обещало перейти в тесную
дружбу. Хотя иногда разговаривать с ним было сложно, - не всегда разберешь его
выражение лица.
Некто выглянул в окно. Полянка перед домом
была пустой. Бывшие знакомые, связанные в подарок свитера, юношеские стихи,
страшные обиды и тяжелые испытания, видимо, решили прийти в другой раз, когда
Ежиха поймет, что она без них - почти ничто, и станет посговорчивей.
"Чего ждем?" спросил Некто.
И Ежиха начала писать:
"Я очень люблю яблочный пирог с
корицей. Три яблока, три яйца, стакан муки и стакан сахара..."
Было изменено: 16:35 19/01/2011.
Было изменено: 16:36 19/01/2011.
Было изменено: 20:01 19/01/2011.
Было изменено: 16:29 26/02/2011.
