А я грозненка.

Так странно звучит, как будто бы уже и не про меня. Но это все мое. Мы уехали очень давно, не дожидаясь первой чеченской, при дудаевщине. В городе стало очень неспокойно, мама за меня боялась-и отослала меня к родным, от греха подальше, потом и сама перебралась, продав дом за бесценок. Потом много всего было-а теперь вот уже почти шестнадцать лет я живу в Москве-и это МОЙ город. Но прошлое, как говорят в дешевых мелодрамах, никогда не оставит меня в покое. Я вам скажу-это очень странные ощущения:знать, что мир, что ты помнишь-существует только в твоей голове. Наверное, поэтому бывшие грозненцы и объединяются везде, где только можно-чтобы убедиться:в других головах город хранится таким же, солнечным, уютным, родным.

А еще у меня чувство, что я всех этих смертников когда-то да видела. Может, они мне ровесники-а может, это та хорошенькая малышка? Мы вместе едем на рынок воскресным утром в автобусе-они вместе со своей бабушкой, и мы с моей бабулей тоже. Чечня-она очень маленькая, очень! И я все пытаюсь понять-после чего ненависти становится столько, что человек готов убивать ценой своей жизни? Вернее-смерть других становится настолько желанной, что своя собственная уже не имеет значения?

Я фаталистка. Не то чтобы я совсем не боюсь смерти, но я принимаю то, что не мне выбирать обстоятельства. Поэтому я без страха спускаюсь в метро, и в самолетах я обычно сладко сплю. Но мне страшно вот это-то, что я не понимаю, когда плюс меняется на минус, желание жизни меняется на жажду смерти. И то, что я не понимаю, что я, именно я, сейчас, здесь, конкретно, могу сделать для того, чтобы следующий не пошел убивать себя-и заодно ни в чем неповинных людей?