Велено стать россиянами (с)
С неприкаянных ельцинских времен, пронизанных болезненным прощанием с советским берегом, для России остается вопрос о том, как именно следует именоваться ее гражданам. То ли россиянами, то ли русскими. А то и вовсе - "великороссами".
Казалось бы, за эти годы слово "россиянин", возвращенное спичрайтерами Ельцина из XVIII века, укоренилось, обросло вполне себе внятной семантикой - все граждане России вне зависимости от этнического происхождения. И ведь несложно исходить из контекста: "россияне победили канадцев 5:0", "в Тбилиси прошел фестиваль русского рока". Говоря о
себе, можно выбирать. Важно тебе подчеркнуть свое гражданство - говоришь "россиянин". Важней заявить о своей крови, о культурных корнях - говоришь "русский". Или украинец. Или грузин (далее - по списку).
Оказывается - нет. Еще не все про это договорено. Еще Госсовет должен был вернуться к этой закрытой, казалось бы, теме. Должен был сказать свое веское невразумительное слово. Взбудоражить. Втянуть публику в пустопорожнюю дискуссию. И ведь действует - снова и снова.
Судя по всему, не видать нам, граждане-соотечественники, никаких побед, пока не выберем мы из двух предложенных вариантов один - судьбоносный.
Как только выберем, тут уж, разумеется, ждет нас полный фурор и фанфары. Получим все, чего хотели. С ельцинских времен и даже раньше, когда "россияне" появились в лексиконе Ломоносова и Карамзина.
Сама по себе зацикленность Кремля на деталях - откровенно второстепенных - чаще всего смешит. Немало смеха исторгла из русских, частично русских и абсолютно нерусских россиян замена "милиции" на "полицию". Вроде бы стало затихать, смирились: пусть хоть как назовутся, была бы польза. Но тут подоспели рассуждения министра Нургалиева о том, что к полицейским следует обращаться "господин полицейский". Блогосфера откликнулась свежей порцией ехидных шуточек. Но так ли нам смешно, как мы смеемся? Ведь выглядело жутко непристойно: спустя какой-нибудь месяц после теракта в Домодедово, в котором беспечность милицииполиции сыграла не последнюю роль, пуститься в разглагольствования о том, как к ним следует обращаться... Как если бы хирург, не сумевший спасти жизнь пациента, принялся втолковывать его родственникам, что медсестру во избежание обвинений в сексуальном шовинизме лучше бы называть медработником.
Все-таки есть вещи, о которых в определенных обстоятельствах лучше молчать.
Нет-нет, уже не смешно. Когда речь идет о том, как власть собирается решать проблему зашкаливающей ксенофобии - и когда понимаешь, что никакого решения у власти нет, а есть лишь очередной порыв заболтать и замазать, сбежать от дела на перекур,- тогда настойчивая зацикленность на деталях злит не по-детски и местами всерьез пугает.
Вот уж точно, не умеешь делать - говори.
Советский народ, на мой взгляд, действительно существовал. Ровно до той поры, пока вместе было уютней, чем врозь. Пока народам было выгодно обменивать корешки на вершки - этническую обособленность на вненациональную общность. Как только мы погрузились в коллективный застой и за милые сердцу корешки ничего стоящего уже не давали - советский народ начал рассыпаться. Полагаю, так происходит всегда и везде. За исключением некоторых стан Европы, проведших на себе эксперимент по созданию мультикультурного общества, в котором создание единой нации не планировалось в принципе. Пока этносы добиваются совместных - общих - успехов, они переплавляются в нацию. Иногда переплавка доходит до конца, как в США. Иногда мы наблюдаем кровавые провалы, как в Югославии (да и советский финал - увы, такой же кровавый). Свежий пример - исключительно благополучная по российским меркам Бельгия: чуть только пришлось затянуть общенациональные ремешки,
страну тут же вспучило "вечным" противостоянием фламандцев и валлонцев.
Вечное оно только в том смысле, что его пока не удалось изжить - разумеется, неясно, удастся ли в будущем, но на то оно и будущее.
В общем, делом бы нам, россиянам, заняться. Большим и серьезным. Общенациональным. Таким, которое поставит перед народами единые и - что всего важней - взаимовыгодные задачи. Заодно выдавив ксенофобию туда, где она обычно и пребывает в динамичном жизнеспособном обществе: на тупые мещанские кухни, в компании дворовых неудачников.
С учетом того, насколько далеко мы успели отплыть от советского берега и в каком направлении отчалили, делом, которое объединит, а не рассеет, могло бы стать только гражданское общество. То самое, заболтанное вдрызг и превращенное в фарс властью, не доверяющей собственным гражданам.
Именно гражданское общество, построенное на востребованности личной инициативы, на низовом контроле за чиновником, способно предложить народам РФ формулу выгодного сожительства. Прогибаться под жиреющих князьков можно и поодиночке.
Что тут построишь, если машина власти занята тотальным подавлением инакомыслия, если главный фактор политической карьеры - лояльность. Благодаря бесперебойной работе этих шестеренок губернаторами в России становятся такие люди, как Александр Ткачев, за спиной которого, как писали СМИ, на инаугурации президента был замечен Сергей Цапок. Что еще должно случиться в России после Приморска, после Кущевки и Гусь-Хрустального, после Манежки и Домодедово, чтобы власть наконец поняла: нельзя управлять такой большой и сложной страной в милом ее сердцу ручном режиме из одного кабинета - и даже из двух кабинетов нельзя.
Все, что реально, не словом, а делом, предлагает нам кремлевский дуумвират - заняться чем-нибудь полезным, но политически безобидным под присмотром специально отобранных начальников, нередко бесталанных и вороватых, зато вертикально преданных. Собственно, ни на что другое мы и не способны - с эдакой вертикалью вдоль всего организма.
Кремлевская затея заговорить обострившуюся ксенофобию, не меняя политической системы, запрограммированной на пресловутую стабильность любой ценой, невыполнима. Под коркой стабильности, оплаченной политической конкуренцией, вызрел смертельный гнойник: его попросту некому было вовремя вскрыть.
Поколение русских нацистов, столь неожиданно громко заявившее о себе на Манежке, пришло к нам из той самой пустоты, в которой взрослые кремлевские дяди заигрались в выведение новых пород комсомольцев: "Идущие вместе", перекрещенные в "Наших", "Молодая гвардия", "Георгиевцы". Предложили несмышленым желторотикам комсомолов на любой
вкус и цвет - а они вон что...
Не задалось и на Кавказе. Поколение кавказской гопоты, для которой нет большей доблести, чем унизить русского лоха у него же дома, выпестовано на шальные кремлевские рублики, направляемые тамошним царькам в оплату все той же стабильности. Одни семьи стали поставщиками золотой молодежи, покупающей в коррумпированных российских вузах высшее образование, в других выросли мускулистые нервные юноши, для которых честный труд -
путь в нищету и знак второсортности. Есть еще третьи - не прикормленные клановыми пайками, осознающие ответственность за общую страну и готовые противостоять энергии распада. Ну да, их почти не слышно: они не вписываются в систему. В Ростове, например, после декабрьского "русского марша" сразу две молодежные организации - "Единый Кавказ" и "Донское Афганское объединение" - попросили местные власти разрешить им провести
интернациональный митинг под лозунгом "Мы едины". Как лицо сугубо частное и отнюдь не кавказское, на одном из круглых столов с участием представителей городской и областной власти я просил о том же. Не разрешили. До этого не разрешили тем же организациям создание интернациональных бригад, которые в сопровождении милиции могли бы
патрулировать центр города, чтобы пресекать выходки абреков и скинхедов.
Запрещают с формулировкой "мало ли что" - при этом сами решить проблему не способны. Так она и действует - нынешняя система: вялые, но лояльные бездари отказывают неравнодушным в праве участвовать в судьбе страны. А поскольку любые заявления о необходимости реальных политических перемен объявлены неконструктивной критикой, делать наше с вами будущее скорей всего будет окрепшее в подворотнях стабильности быдло - русское и кавказское. Кажется, судьбы этих категорий россиян спаяны намертво.
Ксенофобия для тех и других - способ самоидентификации, говорильней о новой исторической общности "россиянин" их не остановить. И силой не остановить: ореолы мучеников за народ - то, чего им как раз недоставало для полноты имиджа. Тем более что сила, противостоящая солдатам распада, сама заражена вирусом ксенофобии. Журналистских свидетельств о том, чему учили дяденьки омоновцы задержанных на Манежке юнцов, полно. Тем, кто предпочитает один раз увидеть, чем десять раз прочитать, доступны
ролики на YouTube. (с)
Было изменено: 11:28 16/02/2011.
Казалось бы, за эти годы слово "россиянин", возвращенное спичрайтерами Ельцина из XVIII века, укоренилось, обросло вполне себе внятной семантикой - все граждане России вне зависимости от этнического происхождения. И ведь несложно исходить из контекста: "россияне победили канадцев 5:0", "в Тбилиси прошел фестиваль русского рока". Говоря о
себе, можно выбирать. Важно тебе подчеркнуть свое гражданство - говоришь "россиянин". Важней заявить о своей крови, о культурных корнях - говоришь "русский". Или украинец. Или грузин (далее - по списку).
Оказывается - нет. Еще не все про это договорено. Еще Госсовет должен был вернуться к этой закрытой, казалось бы, теме. Должен был сказать свое веское невразумительное слово. Взбудоражить. Втянуть публику в пустопорожнюю дискуссию. И ведь действует - снова и снова.
Судя по всему, не видать нам, граждане-соотечественники, никаких побед, пока не выберем мы из двух предложенных вариантов один - судьбоносный.
Как только выберем, тут уж, разумеется, ждет нас полный фурор и фанфары. Получим все, чего хотели. С ельцинских времен и даже раньше, когда "россияне" появились в лексиконе Ломоносова и Карамзина.
Сама по себе зацикленность Кремля на деталях - откровенно второстепенных - чаще всего смешит. Немало смеха исторгла из русских, частично русских и абсолютно нерусских россиян замена "милиции" на "полицию". Вроде бы стало затихать, смирились: пусть хоть как назовутся, была бы польза. Но тут подоспели рассуждения министра Нургалиева о том, что к полицейским следует обращаться "господин полицейский". Блогосфера откликнулась свежей порцией ехидных шуточек. Но так ли нам смешно, как мы смеемся? Ведь выглядело жутко непристойно: спустя какой-нибудь месяц после теракта в Домодедово, в котором беспечность милицииполиции сыграла не последнюю роль, пуститься в разглагольствования о том, как к ним следует обращаться... Как если бы хирург, не сумевший спасти жизнь пациента, принялся втолковывать его родственникам, что медсестру во избежание обвинений в сексуальном шовинизме лучше бы называть медработником.
Все-таки есть вещи, о которых в определенных обстоятельствах лучше молчать.
Нет-нет, уже не смешно. Когда речь идет о том, как власть собирается решать проблему зашкаливающей ксенофобии - и когда понимаешь, что никакого решения у власти нет, а есть лишь очередной порыв заболтать и замазать, сбежать от дела на перекур,- тогда настойчивая зацикленность на деталях злит не по-детски и местами всерьез пугает.
Вот уж точно, не умеешь делать - говори.
Советский народ, на мой взгляд, действительно существовал. Ровно до той поры, пока вместе было уютней, чем врозь. Пока народам было выгодно обменивать корешки на вершки - этническую обособленность на вненациональную общность. Как только мы погрузились в коллективный застой и за милые сердцу корешки ничего стоящего уже не давали - советский народ начал рассыпаться. Полагаю, так происходит всегда и везде. За исключением некоторых стан Европы, проведших на себе эксперимент по созданию мультикультурного общества, в котором создание единой нации не планировалось в принципе. Пока этносы добиваются совместных - общих - успехов, они переплавляются в нацию. Иногда переплавка доходит до конца, как в США. Иногда мы наблюдаем кровавые провалы, как в Югославии (да и советский финал - увы, такой же кровавый). Свежий пример - исключительно благополучная по российским меркам Бельгия: чуть только пришлось затянуть общенациональные ремешки,
страну тут же вспучило "вечным" противостоянием фламандцев и валлонцев.
Вечное оно только в том смысле, что его пока не удалось изжить - разумеется, неясно, удастся ли в будущем, но на то оно и будущее.
В общем, делом бы нам, россиянам, заняться. Большим и серьезным. Общенациональным. Таким, которое поставит перед народами единые и - что всего важней - взаимовыгодные задачи. Заодно выдавив ксенофобию туда, где она обычно и пребывает в динамичном жизнеспособном обществе: на тупые мещанские кухни, в компании дворовых неудачников.
С учетом того, насколько далеко мы успели отплыть от советского берега и в каком направлении отчалили, делом, которое объединит, а не рассеет, могло бы стать только гражданское общество. То самое, заболтанное вдрызг и превращенное в фарс властью, не доверяющей собственным гражданам.
Именно гражданское общество, построенное на востребованности личной инициативы, на низовом контроле за чиновником, способно предложить народам РФ формулу выгодного сожительства. Прогибаться под жиреющих князьков можно и поодиночке.
Что тут построишь, если машина власти занята тотальным подавлением инакомыслия, если главный фактор политической карьеры - лояльность. Благодаря бесперебойной работе этих шестеренок губернаторами в России становятся такие люди, как Александр Ткачев, за спиной которого, как писали СМИ, на инаугурации президента был замечен Сергей Цапок. Что еще должно случиться в России после Приморска, после Кущевки и Гусь-Хрустального, после Манежки и Домодедово, чтобы власть наконец поняла: нельзя управлять такой большой и сложной страной в милом ее сердцу ручном режиме из одного кабинета - и даже из двух кабинетов нельзя.
Все, что реально, не словом, а делом, предлагает нам кремлевский дуумвират - заняться чем-нибудь полезным, но политически безобидным под присмотром специально отобранных начальников, нередко бесталанных и вороватых, зато вертикально преданных. Собственно, ни на что другое мы и не способны - с эдакой вертикалью вдоль всего организма.
Кремлевская затея заговорить обострившуюся ксенофобию, не меняя политической системы, запрограммированной на пресловутую стабильность любой ценой, невыполнима. Под коркой стабильности, оплаченной политической конкуренцией, вызрел смертельный гнойник: его попросту некому было вовремя вскрыть.
Поколение русских нацистов, столь неожиданно громко заявившее о себе на Манежке, пришло к нам из той самой пустоты, в которой взрослые кремлевские дяди заигрались в выведение новых пород комсомольцев: "Идущие вместе", перекрещенные в "Наших", "Молодая гвардия", "Георгиевцы". Предложили несмышленым желторотикам комсомолов на любой
вкус и цвет - а они вон что...
Не задалось и на Кавказе. Поколение кавказской гопоты, для которой нет большей доблести, чем унизить русского лоха у него же дома, выпестовано на шальные кремлевские рублики, направляемые тамошним царькам в оплату все той же стабильности. Одни семьи стали поставщиками золотой молодежи, покупающей в коррумпированных российских вузах высшее образование, в других выросли мускулистые нервные юноши, для которых честный труд -
путь в нищету и знак второсортности. Есть еще третьи - не прикормленные клановыми пайками, осознающие ответственность за общую страну и готовые противостоять энергии распада. Ну да, их почти не слышно: они не вписываются в систему. В Ростове, например, после декабрьского "русского марша" сразу две молодежные организации - "Единый Кавказ" и "Донское Афганское объединение" - попросили местные власти разрешить им провести
интернациональный митинг под лозунгом "Мы едины". Как лицо сугубо частное и отнюдь не кавказское, на одном из круглых столов с участием представителей городской и областной власти я просил о том же. Не разрешили. До этого не разрешили тем же организациям создание интернациональных бригад, которые в сопровождении милиции могли бы
патрулировать центр города, чтобы пресекать выходки абреков и скинхедов.
Запрещают с формулировкой "мало ли что" - при этом сами решить проблему не способны. Так она и действует - нынешняя система: вялые, но лояльные бездари отказывают неравнодушным в праве участвовать в судьбе страны. А поскольку любые заявления о необходимости реальных политических перемен объявлены неконструктивной критикой, делать наше с вами будущее скорей всего будет окрепшее в подворотнях стабильности быдло - русское и кавказское. Кажется, судьбы этих категорий россиян спаяны намертво.
Ксенофобия для тех и других - способ самоидентификации, говорильней о новой исторической общности "россиянин" их не остановить. И силой не остановить: ореолы мучеников за народ - то, чего им как раз недоставало для полноты имиджа. Тем более что сила, противостоящая солдатам распада, сама заражена вирусом ксенофобии. Журналистских свидетельств о том, чему учили дяденьки омоновцы задержанных на Манежке юнцов, полно. Тем, кто предпочитает один раз увидеть, чем десять раз прочитать, доступны
ролики на YouTube. (с)
Было изменено: 11:28 16/02/2011.
