она (рассказик)
Он узнал ее сразу. Она стояла у стойки с французским вином. Выбирала. Спиной к нему. Но он все равно узнал. Тонкие ремешки оплетающие ее тонкие щиколотки, массивные браслеты на тонких запястьях. Его сердце замирало в момент, когда эти тонкие запястья обвивали его шею. Время останавливалось, когда она позволяла ему целовать эти щиколотки. Он подошел чуть ближе и почувствовал запах ее духов. Терпкие, тягучие, сладкие, страстные. Это только ее духи. Ни одна его женщина больше не пользовалась такими духами. Этот запах навсегда ставит знак равенство с нестерпимым желанием обладать. Это запах чистого секса, без всяких примесей сложности отношений, бытовых проблем, склок, дрязг, неубранной посуды, неприготовленного завтрака, невстреченного во время ребенка.
Она мотнула головой, стряхнув упавшую челку, и протянула руку, браслеты зазвенели, длинные пальцы перебрали волосы и устремились к мочке уха. Он помнит это движение. Только ее движение. Последний раз он видел это движение в "Террасе". Она сидела в чем-то длинном, шикарном, летящем, со сложным рисунком, множество сложных ремешков оплетали ее ноги, множество браслетов звенело, она что-то нервно рассказывала, а он не слушал. Он наблюдал, впитывал, запоминал каждое ее движение. Она закурила сигарету. Тонкая зажигалка легла на стол. А она опять начала повторять, что вот де надо бы уже и одуматься, тем более, когда такая подходящая партия: и молодой, и богатый, и умный, и детей хочет, и... и сделал уже предложение... и... и она даже согласилась, потому что почти тридцать и вот мол, ждать свою великую любовь уже бессмысленно. В этот момент руки ее задрожали и она затушила сигарету. Он был в смятении, мозг отключился и он не нашелся, что сказать, кроме как:" Ну если ты считаешь нужным, то конечно уже пора," - и зачем-то добавил - "на свадьбу-то пригласишь?" Зачем? Ведь он мог дать ей намного больше, чем большинство мужчин этого города, ведь он готов был... почти готов был дать ей весь свой мир, но все никак не решался. Тогда они стояли у Казанского и она провела рукой по его щеке. Браслеты опять зазвенели. Он мотнул головой охранникам и они отошли подальше.
- Ну так что? Жду красивое приглашение?
- Конечно! - беззаботно ответила она, прикоснулась губами к его щеке и пошла к машине, подметая сложным рисунком раскаленный асфальт.
"Дурак. Дурак и трус" - повторил он про себя.
Она выбирала вино. Подружка должна была заехать поболтать. Хоть этот вечер она проведет не в одиночестве.
Она вспоминала, как он учил ее распознавать вина по вкусу. Она вообще постоянно вспоминала... его голос, его запах, его прикосновения. Вспоминала, как ее тело трепетало, как сердце билось часто-часто, громко-громко, как время замирало, когда он целовал ее тонкие запястья. Он так много дал ей, кроме самого главного. Она вспоминала и будучи в браке и во время развода и вот сейчас.
В тот последний вечер в "Террасе" она надеялась, что он ее остановит. Не остановил.
Она взяла бутылку Medoc 2003 года, резко развернулась на каблуках и пошла к кассе. Зазвенели браслеты. Зашуршал и заструился шелк, подметая сложным рисунком пол.
"Дурак. Дурак и трус" - повторил он про себя
Она мотнула головой, стряхнув упавшую челку, и протянула руку, браслеты зазвенели, длинные пальцы перебрали волосы и устремились к мочке уха. Он помнит это движение. Только ее движение. Последний раз он видел это движение в "Террасе". Она сидела в чем-то длинном, шикарном, летящем, со сложным рисунком, множество сложных ремешков оплетали ее ноги, множество браслетов звенело, она что-то нервно рассказывала, а он не слушал. Он наблюдал, впитывал, запоминал каждое ее движение. Она закурила сигарету. Тонкая зажигалка легла на стол. А она опять начала повторять, что вот де надо бы уже и одуматься, тем более, когда такая подходящая партия: и молодой, и богатый, и умный, и детей хочет, и... и сделал уже предложение... и... и она даже согласилась, потому что почти тридцать и вот мол, ждать свою великую любовь уже бессмысленно. В этот момент руки ее задрожали и она затушила сигарету. Он был в смятении, мозг отключился и он не нашелся, что сказать, кроме как:" Ну если ты считаешь нужным, то конечно уже пора," - и зачем-то добавил - "на свадьбу-то пригласишь?" Зачем? Ведь он мог дать ей намного больше, чем большинство мужчин этого города, ведь он готов был... почти готов был дать ей весь свой мир, но все никак не решался. Тогда они стояли у Казанского и она провела рукой по его щеке. Браслеты опять зазвенели. Он мотнул головой охранникам и они отошли подальше.
- Ну так что? Жду красивое приглашение?
- Конечно! - беззаботно ответила она, прикоснулась губами к его щеке и пошла к машине, подметая сложным рисунком раскаленный асфальт.
"Дурак. Дурак и трус" - повторил он про себя.
Она выбирала вино. Подружка должна была заехать поболтать. Хоть этот вечер она проведет не в одиночестве.
Она вспоминала, как он учил ее распознавать вина по вкусу. Она вообще постоянно вспоминала... его голос, его запах, его прикосновения. Вспоминала, как ее тело трепетало, как сердце билось часто-часто, громко-громко, как время замирало, когда он целовал ее тонкие запястья. Он так много дал ей, кроме самого главного. Она вспоминала и будучи в браке и во время развода и вот сейчас.
В тот последний вечер в "Террасе" она надеялась, что он ее остановит. Не остановил.
Она взяла бутылку Medoc 2003 года, резко развернулась на каблуках и пошла к кассе. Зазвенели браслеты. Зашуршал и заструился шелк, подметая сложным рисунком пол.
"Дурак. Дурак и трус" - повторил он про себя
