Зал аплодировал им стоя
Он рассмеялся ей в лицо
Обидно, зло и бессердечно,
И снял с её руки кольцо,
Которое дарил навечно.
Суд их развёл и разделил
Всё пополам, кастрюли, плошки,
Паласы, кресла и дорожки.
Я рад, сказал он судьям, рад,
Что вы мне руки развязали...
И друг от друга пряча взгляд,
Сидели тихо люди в зале.
И тут судья:
Скажите мне,
Откуда шрам у вас на шее?
Шрам?! Это память о войне,
Шёл бой... снаряд рванул в траншее.
И вспомнил он тот страшный год:
Закованную в лёд речонку,
Не просто в лёд кровавый лёд!
И медсестру, почти девчонку.
Тогда спасла его она!
Себя ни капли не щадила.
Какая же была нужна
Ей хрупкой, сказочная сила!
И будто бы очнулся враз.
Сказал он, зал окинув взглядом:
Зачем нам разлучаться надо,
Коль смерть не разлучила нас!
И на руки её он взял,
Держал, как выносил из боя.
Смеялся зал, и плакал зал,
И аплодировал им стоя.
Обидно, зло и бессердечно,
И снял с её руки кольцо,
Которое дарил навечно.
Суд их развёл и разделил
Всё пополам, кастрюли, плошки,
Паласы, кресла и дорожки.
Я рад, сказал он судьям, рад,
Что вы мне руки развязали...
И друг от друга пряча взгляд,
Сидели тихо люди в зале.
И тут судья:
Скажите мне,
Откуда шрам у вас на шее?
Шрам?! Это память о войне,
Шёл бой... снаряд рванул в траншее.
И вспомнил он тот страшный год:
Закованную в лёд речонку,
Не просто в лёд кровавый лёд!
И медсестру, почти девчонку.
Тогда спасла его она!
Себя ни капли не щадила.
Какая же была нужна
Ей хрупкой, сказочная сила!
И будто бы очнулся враз.
Сказал он, зал окинув взглядом:
Зачем нам разлучаться надо,
Коль смерть не разлучила нас!
И на руки её он взял,
Держал, как выносил из боя.
Смеялся зал, и плакал зал,
И аплодировал им стоя.