трудно
смотреть на то, как умирает любимое тобой существо.
Пусть даже это простой кот с пушистыми усами и мягкими лапами, который некогда сопел во сне, кусал тебя за пальцы на ногах и продавал душу и сердце за креветку.
А теперь он лежит парализованный на коврике и тихо угасает.
И уже не засопит. И не укусит. И не замурлычет тебе на ушко.
Никогда.
Завтра я соберусь с духом, сожму сопли в кулак и поеду его усыплять. Я бы предпочла сделать это сама и не везти его никуда, чтобы он мог спокойно умереть у меня на руках, а не на холодном и жутко пахнущем ветеринарном столе, но у меня нет нужных препаратов.
Я не представляю, как я это сделаю.
Но я должна, потому что он мучается. И я мучаюсь. И больше не могу на это смотреть и плакать.
Это всего лишь кот, но от этого не легче.
Пусть даже это простой кот с пушистыми усами и мягкими лапами, который некогда сопел во сне, кусал тебя за пальцы на ногах и продавал душу и сердце за креветку.
А теперь он лежит парализованный на коврике и тихо угасает.
И уже не засопит. И не укусит. И не замурлычет тебе на ушко.
Никогда.
Завтра я соберусь с духом, сожму сопли в кулак и поеду его усыплять. Я бы предпочла сделать это сама и не везти его никуда, чтобы он мог спокойно умереть у меня на руках, а не на холодном и жутко пахнущем ветеринарном столе, но у меня нет нужных препаратов.
Я не представляю, как я это сделаю.
Но я должна, потому что он мучается. И я мучаюсь. И больше не могу на это смотреть и плакать.
Это всего лишь кот, но от этого не легче.