Добрый день, горячо любимые друзья и поклонники творчества Василия Мяча! Итак, мы начинаем серию выступлений, посвященных Гению. Меня зовут Егор Шит. Я был близко знаком с Василием и его семьёй. Мы были добрыми друзьями.
Я с радостью принял предложение вдовы Мяч выступить на одном из вечеров, посвященных памяти и творчеству Гения. И для сегодняшнего дня я приготовил один занимательный рассказ.
Я был в очень хороших отношениях с матушкой Василия. Как-то летним тёплым вечерком мы сидели на веранде дачного домика Мячей и пили чай. Матушка рассказывала про сына много, но сегодня я хочу рассказать именно эту историю.
Мяч был тогда совсем младенцем. Мама гуляла с маленьким гением по улицам летний Москвы, гений из коляски поглядывал на мир умными глазками. Мама читала "Страдания юного Вертера" и настолько ушла в книгу, что не заметила, как стала переходить улицу.
От Гёте матушку оторвал страшный визг тормозов. Бампер машины чуть тронул коляску с малышом, она покачнулась, автомобиль остановился. Это был необычный для Москвы того времени "Мерседес". Из него выскочил мужчина лет 40 в джинсовом костюме.
-Мамаша, ну что вы так не смотрите, - с хрипотцой в голосе сказал побледневший мужчина. Повнимательней надо быть!
-Я, я больше не буду, - почему-то вырвалось у мамы.
Мужчина подошел к коляске и, увидев, что малыш, не только невредим, но и совершенно спокоен, улыбнулся. Неожиданно младенец Василий протянул мужчине пухленькую ручку, их глаза встретились. Мужчина взял ребёнка за ручку и замер. Шум улицы затих, только ветер играл листвой деревьев. В молчании прошло около минуты, затем мужчина нагнулся к коляске с младенцем и поцеловал его в лоб, мама не остановила его. Затем он молча поднялся и повернулся к маме. Когда он целовал её щеку, она почувствовала, как приятно колется его щетина.
Мужчина молча пошел и сел в машину. Мама и маленький Мяч продолжили прогулку. Краем глаза матушка следила за автомобилем. Человек из "Мерседеса" неподвижно сидел, вскоре он быстро перекрестился, и машина рванула с места...
Вечер на даче Мячей переходил в тихую подмосковную ночь, ночная бабочка билась крыльями в окно дома, трещали сверчки.
-Егор, Василий много позже, уже взрослым написал текст, - матушка поставила чашку на блюдце и встала с плетеного кресла. Я сейчас его принесу.
Друзья этот текст сейчас у меня в руках и я готов его прочесть!
РОССИЯ. ВОЛОДЯ.
Иосиф последний раз конвульсивно дернулся, громко гортанно выдохнул и, нежно убрав ногу Надежды с плеча, лег с ней рядом. Тяжело дыша, он нащупал золотой портсигар на прикроватной тумбочке, достал любимую "Герцеговину Флор" и закурил, выпуская густой сизый дым к потолочной лепнине.
- Сколько раз, Йосечка, я тебя просила не курить в постели, - прошептала Надежда, не открывая глаз и переживая остатки оргазма, безнадежно терявшегося уже где-то в кончиках пальцев.
- Цвэточек, послэ нашэй лубви я нэ магу отказать себе в прадалжэнии райских ащущений,- выдохнул Иосиф, пожевывая ус.
-Знаешь, тут званил Адольф,-продолжил Иосиф, поглядывая на вздымающуюся загорелую грудь Надежды. - Пригласыл нас в Баден Баден.
- Йося, правда? Честно? О, я так мечтала об отдыхе с тобой! - оживилась Надежда, приподнимаясь на локтях, её крепкая и большая грудь устало качнулась. Она принялась ласкать волосатые соски любовника и шептать, - Ведь, мы поедем, правда, поедем? Я так давно не видела Еву, я по ней скучаю, она такая милая!
- Дарагая, мы же хатели паехать в Коктебель? К Максимилиану, он так плох..., - Иосиф крупным ногтём тушил папиросу в пепельнице, выполненной в форме головы Николая Второго.
- Ну, пожалуйста! Давай выпишем Макса с собой, возьмем Борю Пастернака, Мишу Булгакова, Мишку Зощенко, он такой забавный, так меня смешит всегда! - Надя смотрела по-детски в глаза мужа.
- Йося, я тебя очень прошу, - она поцеловала мужа в накуренные усы.
- Цвэточек, а ты выпалнишь одну мою дэликатную просьбу?- Иосиф знаменито прищурился, но при этом заметно чаще задышал. Тогда паедем. Ты ведь знаешь, что твой джигит лубит? Иосиф перевел взгляд на низ своего волосатого живота.
- Ах, ты шалун, - сексуально рассмеялась Надя и стала целовать грудь мужа. Её губы двинулись ниже, а рука нащупала уже отвердевший член вождя.
Над Спасской башней вставало солнце. Караул сменялся, и стук сапог гулко отдавался по Красной площади.
В предрассветном полумраке маленькой комнатушки на Первой Мещанской проснулся и заплакал маленький Володя.
-Мама, мама, - сквозь всхлипывания прошептал Володя, утирая слёзы с сонных глаз.
Родители Вовы - Нина и Семён проснулись и подошли к кроватке сына.
-Что с тобой, родной мой? вполголоса проговорила мать, прижимая головку сына к груди и целуя детские мягкие волосики.
-Мамочка, мне приснилось плохое, - прошептал Володя.
-Что там было, милый мой? Нина поцеловала слезинки на щеках Володи.
-Там человек был, - мальчик прекратил плакать, и только одна последняя детская слеза застыла на ресничках, готовясь упасть на нежные щёчки. Этот человек шел на маленькую гору. Он был голый, шел без калош, и на нем были только штаны. Дядя наступал на камни, и из ног у него текла кровь. Он тащил на себе большую штуку. Я помню эту штуку, на ней поёт сосед, дядя Фима. Что это мама?
-Это называется гитара, малыш, - еле сдерживая слёзы, сказала Нина.
-Да, гитара. Но она была очень большая, лежала у него на спине, и он нёс её вверх на гору. Он была такая тяжелая, что у него сгибались ноги, и он падал вместе с ней. Тогда из толпы дядей и теть, они стояли около дороги, выбегали дяди в костюмах, как мы видели на дядях, которые приходили к соседу внизу. Дядьки били его верёвками. Бедный дядя опять вставал и шел. И все люди кидали в него камни, плохо ругались и плювались. Володя замолчал на секунду, а потом спросил, поочерёдно, глядя на маму и папу - Что это было?
Семён не смог смотреть на ребёнка и отвернул лицо в сторону окна, Нина взяла нежно Володю за щечки и, посмотрела в глаза.
-Малыш, не беспокойся, это просто сон. Они всегда снятся и часто ничего не значат. Спи малыш. Мы сегодня на Красную Площадь пойдем гулять, - Нина поправила подушку сына. Володя лег, и мама накрыла мальчика одеялом.
- Пойдём, Семен, - кивнула она в сторону двери, поцеловав сына.
Родители вышли из комнаты в коридор, и пошли на общую кухню. Слышался храп соседа и бормотания сквозь сон его жены, пахло мокрой штукатуркой и сапогами.
Семен и Нина сели за стол, покрытый старой, местами прожженной скатертью.
-Тяжело так. У нас осталось, Нина? - спросил Семен, закуривая дрожащими руками папиросу.
-Я посмотрю, - Нина встала, подошла к шкафу, и, просунув руку за него, нащупала початую бутылку водки.
Она достала стакан, поставила его перед мужем и налила водки. Семен посмотрел на наполненный до половины стакан, вздохнул и сам долил его до краев. Резким движением он поднес его ко рту и стал пить, жадно и быстро. Затем поставил пустой стакан, затянулся папиросой и неподвижно застыл, глядя на старое пятно на скатерти.
-Он ещё такой маленький, а все начинает понимать, - промолвил Семен, и вдруг резко упал на сложенные на столе руки и зарыдал по-мужски, грубо и резко всхлипывая.
-Нина, почему? Нина, почему именно он? Почему именно он, наш сын, Нина? - Семен дрожал, добела сжимая кулаки. Папироса упала, прожигая очередную дыру в скатерти.
Нина подошла к мужу, погладила его по голове и поцеловала в затылок, взяла дымящуюся папиросу со стола и затушила её тонкими пальцами о железную кружку пепельницу. Потушив, Нина налила себе водки в мужнин стакан, подошла к окну и выпила.
За окном первые лучи солнца снимали сумрак с соседних домов. На кухне закашляло радио, и грянул гимн.