La langue doc
Я сочиняю речь. Я сочиняю ее мысленно. К тому же на французском. И еще - я пью красное.
Красное очень быстро убеждает меня, что не стоит беспокоиться о грамматических ошибках. Чем больше их будет, тем лучше. Может быть так речь окажется сильнее приближена к старофранцузскому, или даже - если повезет- и к самому окситанскому.
Я не спешу, да и к тому же, мой адресат и так находится поблизости: я ощущаю его присутствие. Он слушает мои мысли.
Я столько раз начинала с начала, что теперь начну, пожалуй, сразу с конца.
Монсеньор, мне сейчас, как и всем прочим, нужны ваши защита и покровительство. Вы предложили свой город, крышу, приют, хлеб и свой меч всем, кто без города, без крыши, без приюта и без хлеба.
Ну да, моя речь запоздала лет так на восемьсот, но разве время имеет значение в стране катар? Каждого катара ждет следующая жизнь, а в ней - следующий шанс. Возможно, это он и есть.
Я живу на вашей земле, пью вино, в которое превратилась кровь ваших подданных. Я ношу катарский крест и слушаю вашу музыку. И к тому же меня привел сюда Зов. Он зацепился за мои пальцы, когда я случайно дотронулась до книжки черного цвета, и с тех пор не оставлял меня.
И все же, как будет правильно обращаться? Господин виконт? Месье де Тренкавель? ... Раймон-Роже?
Хорошо: обойдемся безличным " монсеньор".
Когда крестоносцы потребовали выдачи еретиков-катаров, вы ответили, что пусть лучше с вас живого сдерут кожу, чем вы отдадите хотя бы ничтожного из своих подданных.
Ну вот. А вы думали, что люди это забудут?
А они помнят.
В этих краях вы такой же герой, как и при жизни. Лучшему вину все еще дают ваше имя. Ваш город восстановлен.
Настоящая ересь, как и любая другая Сила, должна иметь Зов. Зов - тоже сила, но очень точно направленая. Она звучит в голове и заставляет тебя делать что-то, что ты раньше делать не собирался. Он может прийти совсем неожиданно и странно, зацепить буквально рикошетом, а потом неумолимо потащить за собой.
Монсеньор, вы знаете, что происходит с теми, кого поразил Зов?
Наверное, вы их тоже видели - людей, не сумевших сопротивляться. Они не находят покоя, пока не окажутся здесь. Я их повстречала немало, за последние полгода, с их сумасшедшей решимостью и непреклонностью, перед которой пасуют границы, расстояния, горы и воды.
Вот и у меня в голове нет ничего, кроме безостановочно крутящихся там названий: Ластур, Агуйяр, Перпетюаз, Арк, Фуа, Пюивер - и все они сливаются в одно: Монсегюр.
Милорд, это правда, что говорят, будто Монсегюр - место такой силы, что люди, дошедшие туда, узнают потом друг друга по взгляду в глаза?
Говорят, что последнего катара убили в 15 веке. Я рассматриваю местные книжные магазины. " Обряды катаров", " Тайные знаки катаров" , " Катары и монсеньор Филипп" (а кто это, кстати?), "Понимание трагедии катаров" и так без конца, без остановки... И это только современные издания, в букинистических разве только Людовик Девятый хоть как-то разбавляет торжество катарсизма. Для кого написаны все эти книги, милорд, если катаров больше не существует? И, я извиняюсь - кем?
Милорд, мне не дойти до Монсегюра, как бы мне не хотелось. Но вы здесь хозяйничали последние 800 лет, у вас в запасе найдутся рецепты для того, в ком есть предательская неуверенность в своей СПОСОБНОСТИ?
Утром на вокзале я жму на кнопку " отправление немедленно". Я уеду туда, куда отправление будет самое немедленное : мне некогда ждать, да и потом - мы так договорились с милордом.
Через 10 минут мы едем в Безье.
Церковь Ла Мадлен, стоящая на непонятном отшибе от центра, огромна и предельно проста. В этих краях быстро приучаешься узнавать суровый одиннадцатый век. Лучи света делают попытку перелететь пространство нефа, но уходят обратно в высоту искать помощи товарищей.
Убранства почти нет ( что очень характерно этим векам). Таким образом все внимание неизбежно оказывается прикованным к крайне странному художественному решению для церкви - огромному натуралистичному полотну, представляющему сцену убийства. Разъяснения к картине идут на двух языках. В глаза бросается знакомая фамилия и я теряю способность понимать смысл написанного.
.. Он заговаривает со мной первым. Сама я бы не решилась. Пожилой месье, имеющий в лице что-то птичье, очень характерное для здешних мужчин. После формальных фраз, я решаюсь спросить то, во что пока не могу поверить.
- Месье! Виконт де Тренкавель и в самом деле был убит здесь?
- Да, мадам, вот там, на ступеньках, - он показывает на ступеньки, ведущие к алтарю.
Я перевожу взгляд с картины на оригинал и наконец принимаю этот факт. Под картиной стоит - в 1167 году..
- Но за что? - это все, что удается мне сказать.
Месье начинают неспешный рассказ о том, как Тренкавель возвращался из похода. Он нанес оскорбление солдату (он так все время и говорит - солдату, а не, к примеру, рыцарю!), и люди потребовали публичных извинений. Как раз они проходили через Безье. Для публичных извинений ангажировали Ла Маделен, пригласили епископа, и виконт их принес. Но люди Безье сочли извинения недостаточными, накинулись на виконта и убили его.
Наверное, у меня слишком ошеломленный вид, и месье вносит уточнения.
- В те времена, мадам, церковь служила не только местом, где поклонялись богу. Это также были и общественные здания, где жители могли собраться все вместе, чтобы решать свои повседневные вопросы.
Он говорит в неспешной, задумчивой манере и я понимаю, что он наполовину там: он заново переживает этот момент.
- Епископ пытался остановить убийство, но ничего не смог сделать, - говорит он, преодолевая внутреннее неудобство, перешагивая через него и оставляя его позади. Его речь несет прощение всем гражданам Безье в 1167 году. Я в первый раз понимаю, что на самом деле означает выражение " осознание своей истории".
- А в чем состояло оскорбление? - задаю я хитроумный вопрос. Вообще, все это выглядит как откровенная подстава.
Дальше французский меня подводит, и я понимаю только что виконт приказал солдату сойти с лошади..
Он снова называет дату, и наконец до меня доходит, что это не мой виконт! Наверное, это его дед, если судить по датам..
Не успеваю я о нем подумать, как разговор перескакивает сразу на 40 лет. (И вообще, месье, не стесняйтесь: я с удовольствием послушаю, что тут у вас произошло, за последнюю тысячу лет!)
- Нет, Безье не был катарским городом - задумчиво говорит месье, - но однажды катары спустились сюда и искали здесь убежища от крестоносцев. Они все укрылись в этой церкви, но вместе с ними здесь же укрылись и жители Безье. Всего здесь оказалось семь тысяч человек, - он делает паузу, чтобы я могла оценить.
Когда папского легата спросили, как же отличить катар от добрых католиков, именно здесь был дан ответ, впоследствии широко растиражированный в анналах. " Убивайте всех, Господь признает своих"... Но грубо стесанные каменные плиты, которые не смогли отполироваться даже за 9 веков, уже не выдают следов крови.
Он спрашивает меня, откуда мы, и удивляется в точности так же, как и все здесь...
- Вы заехали так далеко.. вы не боитесь, мадам?
Каждый раз я не нахожу, что отвечать. В конце концов, разве я не приехала из страны, где медведи ходят по Красной площади?
Он рассказывает с увлечением, а я - просто таю от этого разговора, и если бы меня не тянули за рукав так непреклонно и отчаянно, мы бы обязательно дошли хотя бы до гугенотских времен..
Приходится прощаться, и история Ла Маделен замирает на 1209 году. Я ухожу и думаю - много ли у нас старичков, готовых здесь же на ступеньках, рассказать о событиях тысячелетней давности?
Еще до конца этого дня я переоцениваю значение слова "шанс", увидев его место в языке ОС. После третьей подобной встречи я понимаю, что шанс ведет тебя за руку - если ты ее протягиваешь. Не бояться - достаточно.
.. здесь все белое, а не охряное, зеленое, терракотовое и седое. И я снова пытаюсь думать на французском.
Это было так тяжело - уехать от вас, Монсеньор.
Сегодня в разных языках применительно к катарам упорно используется одно и то же устойчивое словосочетание - " отважные безумцы". Я не знаю, кто первым запустил это выражение, но оно мне нравится. Я хочу, чтобы отважные безумцы оказались правы. Знать, что шанс обязательно будет - это серьезно.
↳
↳