(отставив ножку)
Стехи.
Вадим Степанцов! За письку... Записки отшельника. То есть Дневник отшельника.
Запись первая
Я стар, плешив и неопрятен,
я отравил свою жену,
мой череп от пигментных пятен
весьма походит на луну.
Меня за это Луноходом
соседка Маша прозвала.
В соседстве с этаким уродом
зачем ты, Маша, расцвела?
Увы, спасти тебя не сможет
парализованная мать,
когда, швырнув тебя на ложе,
твой чудный бюст примусь я мять.
Нас в коммуналке стало трое
сосед Колян мотает срок.
Пожалуй, завтра я устрою
девятикласснице урок.
Запись вторая
Вот минул день. Уже четыре.
В двери скрежещет Машин ключ.
Я начал ползать по квартире,
неряшлив, грязен и вонюч.
"Глянь, Машенька, беда какая!"
"Ага, допился, Луноход",
так мне предерзко отвечая,
к себе прелестница идёт.
"Нет-нет, постой, ужель не видишь
я болен, милая газель!
Уж так меня ты ненавидишь,
что не поможешь лечь в постель?"
На несколько секунд застыла
у бедной девочки спина
и, повернувшись, наклонила
головку надо мной она,
Согнула худенькие ножки,
взялась за кисть и за бедро
и я услышал, как у крошки
колотит сердце о ребро.
Мы подбираемся к постели
всё ближе и сильнее вонь
и вдруг за пазуху газели
просунул я свою ладонь.
Сдавил ей маленькие грудки,
колено в спину а потом
носок ей запихал под зубки
и руки затянул жгутом...
Всё дальше помнится в тумане,
я был горяч и зол, как вошь.
И через час сказала Маня:
"Ну, Луноход, ну ты даёшь!
Да, наших пацанов из класса
с тобою не сравнить, урод".
Затем добавила: "Напрасно
ты мне носок засунул в рот".
Она пошла решать задачки,
пообещав зайти сама.
Запись третья... От этой чёртовой соплячки
едва я не сошел с ума.
Она в любовь со мной играла
по восемь десять раз на дню,
бельишко мне перестирала,
улучшила моё меню.
Я стал ухоженный и гладкий,
почтенный с виду старикан.
Куда брюзга девался гадкий,
тот дурно пахнущий букан!.
Людей дивили перемены,
происходившие со мной.
А я уж начал лезть на стены,
когда Машутка шла домой
будить мои резервы силы
и грабить фонд мой семенной.
И ровный холодок могилы
уж ощущал я за спиной.
Однажды утром, встав с кровати
и еле ноги волоча,
собрав в рюкзак бельё и ватник,
решил задать я стрекача,
парализованной соседке
ни полсловечка не сказал,
доел Машуткины объедки
и устремился на вокзал,
до Комсомольска-на-Амуре
купил плацкарту, сел в вагон,
шепнул "прости!" любимой Муре
и из Москвы умчался вон.
Запись четвёртая... Один в тайге уже лет тридцать
я жизнью праведной живу.
Лишь фрицы да самоубийцы
стремятся в матушку-Москву.