Момент, когда я увидел космонавтов в белых костюмах, стоявших в пространстве за плексигласовыми дверями, стал моментом прозрения. В свое время я узнаю имена тех врачей и медсестер. Но сейчас, в кромешной темноте, я едва мог различить человеческие черты за их масками. Потусторонность происходящего стала единственным утешением в том моем начинающемся кошмаре: я поступил в «красную зону» одной из московских больниц.
Это репортерское задание оказалось, мягко говоря, незапланированным. В течение недели я прошел несколько ступеней болезни: странные ощущения, затем высокая температура, а потом и ощущение смертельной усталости. Я поговорил с врачами по Skype, но они не смогли дать мне четкие ответы на мои вопросы. Ко мне пришла медсестра, чтобы взять у меня анализ на covid-19, — и результат оказался отрицательным. К седьмому дню я уже кашлял кровью. Поэтому я попытался сделать глубокий вдох, с трудом надел на лицо маску и отправился в больницу.
До того момента я считал, что у меня достаточно крепкое здоровье: я относительно молод, нахожусь в хорошей физической форме и веду правильный образ жизни. Я никогда всерьез не рассматривал возможность заболеть, тем более такой болезнью, которая поражала в первую очередь пожилых и страдающих хроническими заболеваниями людей. Врачи, которые меня осматривали, тоже были озадачены. Диагностические тесты давали противоречивые результаты. Некоторые маркеры вируса были, но в тот момент снимки моих легких еще оставались чистыми. Единственный очевидный симптом указывал на бактериальную легочную инфекцию.
Но Андрей Тихов, врач приемного отделения, который меня осматривал, видел достаточно, чтобы встревожиться. Назначив мне азитромицин и положив меня под капельницу, он сказал, что мне необходимо лечь в больницу — в отделение, которое, как я потом понял, было предназначено для лечения пациентов с covid-19.
Последующие дни, которые я провел будто в тумане, позволили мне своими глазами увидеть то, как российская система здравоохранения борется с эпидемией коронавируса. Эта статья представляет собой попытку осмыслить мой опыт. Воздать должное личным подвигам врачей и медсестер, которые противостоят одной из самых страшных эпидемий. Поместить в контекст официальную статистику по количеству проведенных тестов, по числу заболевших и умерших — статистику, которая, возможно, служит неким политическим целям, но противоречит той картине, которую врачи ежедневно наблюдают в больницах. И признать, как много мы еще не знаем о сovid-19.
Как позже сказал мне Тихов, этот вирус не всегда ведет себя так, как описано в научной литературе. К примеру, далеко не все пациенты демонстрируют классическое трио симптомов — жар, затрудненность дыхания и сухой кашель. По крайней мере в Москве врачи фиксируют множество более странных и нетипичных симптомов, и кашель с кровью становится все более распространенной жалобой. «В случае с этой инфекцией строгих критериев нет, — сказал Тихов. — Симптомы могут быть очень разными, и это держит нас в постоянном напряжении».
За последние несколько недель руководство этой больницы, которая является одной из элитных частных клиник в российской столице, переоборудовало несколько отделений в палаты для лечения пациентов с сovid-19. Там уже лежит множество относительно молодых пациентов, таких как я, а врачи говорят о том, что они диагностируют пневмонию у людей всех возрастных групп. Точно такая же картина наблюдается в Москве в целом. По данным оперативного штаба по контролю и мониторингу ситуации с коронавирусом в России, 90% новых пациентов с covid-19 — это люди в возрасте 65 лет и младше. По некоторым данным, половина пациентов, находящихся в настоящее время на аппаратах ИВЛ, младше 40 лет.
К счастью, в моем случае аппарат ИВЛ не понадобился, но то, что я увидел в «красной зоне», показалось мне по-настоящему страшным. Я все еще не был уверен, что у меня коронавирус, но меня все же проводили в палату, где помимо моей была еще одна пустая койка. В первую ночь, которую я провел, повернувшись спиной к остальному отделению в нелепой надежде на то, что это убережет меня от коронавируса, я молился, чтобы койка рядом со мной осталась пустой. Из соседних палат доносились самые разные звуки симптомов covid —19. В моем воображении возникали картины того, как сама смерть ходит по коридорам этой больницы. Мне потребовалось несколько часов на то, чтобы собраться с духом и сходить в туалет.
Медсестры начали заходить в мою палату для контроля моего состояния в половине шестого утра. Всю ночь они провели без сна, ухаживая за тяжелыми больными. В какой-то момент я стал замечать по их желтоватым глазам и опущенным плечам, как ими овладевает смертельная усталость. Ко второму дню пребывания в больнице я уже стал различать конкретных людей за именами, которые были написаны маркерами на их защитных костюмах.
Время от времени они останавливались, чтобы немного поговорить. Я узнал, что многих из них перевели сюда из других отделений в связи с наплывом пациентов. Поскольку за свою работу они получают весьма скудную зарплату, они не могут позволить себе жить в Москве и, соответственно, строго соблюдать режим самоизоляции. Вместо этого они вынуждены ежедневно ездить на общественном транспорте на работу и домой, надеясь на то, что они не станут разносчиками вируса.
Среди медсестер были и те, у кого работа в этом отделении вызывала нескрываемый страх. Их руки тряслись, когда они меняли капельницы и брали кровь на анализ. Одна медсестра призналась в разговоре, что ее приводит в ужас мысль о том, что она может принести этот вирус в свою семью. По ее словам, я был единственным пациентом, надевавшим маску. На ее лице был респиратор российского производства, который она надела максимально плотно — хотя он врезался в переносицу и к концу смены оставлял после себя заметные следы.
Другие демонстрировали невероятное мужество. Елена, которая дежурила во вторую ночь моего пребывания в больнице, отмахнулась от моего поверхностного сравнения этой пандемии с войной. «Каждый, кто выбирает эту профессию, должен быть готов ко всему, — сказала она. — Раньше я работала в урологическом отделении, и, поверьте мне, я видела вещи похуже коронавируса». Она добавила, что тогда ей часто хотелось уйти из медицины.
На второй день — во многом благодаря заботе и вниманию медицинского персонала — мне стало лучше. Гипотеза о том, что в моем случае вторичная бактериальная инфекция расцветала на фоне коронавирусной инфекции, начинала казаться все более правдоподобной. Кроме того, возможно, азитромицин действительно оказывает некоторое антивирусное действие, о чем говорят некоторые эксперты. Однако врачи все еще не могли точно сказать, действительно ли я был болен covid-19, поэтому мне назначили повторный тест.
На этот раз процедура взятия анализа была еще менее приятной, чем в первый раз: медсестра ввела ватный тампон на палочке максимально глубоко мне в нос — так глубоко, что он чуть было не вышел с обратной стороны. Но, несмотря на сильный дискомфорт, врачи почти не верили в то, что этот анализ даст окончательный ответ. И, разумеется, два дня спустя мы получили отрицательный результат.
На прошлой неделе мэр Москвы, который возглавляет рабочую группу по борьбе с распространением коронавируса, признал, что 50% тяжелобольных covid-19, попавших в том числе в реанимацию, получили по две отрицательных пробы на коронавирус. Отчасти проблема заключается в том, что для качественного взятия пробы необходимо, чтобы в верхних дыхательных путях была достаточная концентрация вируса. Во многих случаях вируса там просто нет, потому что он уже бесчинствует в другом месте. Однако сейчас возникает все больше сомнений в надежности российских тест-систем. Эти тест-системы, разработанные в лаборатории «Вектор» в Сибири, — лаборатории, которая в первую очередь ассоциируется с советской программой биологического оружия, — стали применяться без предварительных экспертных оценок и проверок их эффективности.
Павел Логинов, консультант по заболеваниям дыхательной системы, с которым я беседовал уже после выписки из больницы, сказал мне, что уровень выявления в 50% является значительным преувеличением. Да, некоторые европейские тест-системы позволяют выявить более 90% инфекций, если брать пробу из более низких отделов дыхательной системы. Но точность российских систем в 10 раз меньше
«Передо мной будет 20 пациентов с классическими симптомами covid-19, и только один или два мазка из носа или горла окажутся положительными», — это объяснение Логинова может служить подсказкой для оценки истинных масштабов эпидемии коронавируса в России. Согласно официальной статистике заболеваемости, Россия уже занимает пятое место в мире. В среду, 6 мая, было зафиксировано 10 тысяч 559 новых случаев заражения коронавирусом, в результате чего общее число заболевших в стране достигло 165 тысяч. Если Логинов прав, значит число заболевших в России уже перевалило за миллион. Несмотря на это, российские власти продолжают настаивать, что от covid-19 умерли всего 1 тысяча 537 человек — это число лишь слегка превышает то число смертей, которое ежедневно фиксировалось в Великобритании на пике эпидемии covid-19.
Мои врачи говорили мне, что, вполне возможно, в России имеют место несколько смягчающих обстоятельств. Во-первых, в России коронавирус поражает более молодых людей чаще, чем в других странах, а прогноз у более молодых людей всегда заметно лучше, чем у пожилых. Во-вторых, советская медицина оставила после себя весьма полезное наследие, облегчающее борьбу с пандемией, включая сеть инфекционных больниц в каждой области. В-третьих, пандемия началась в России на месяц позже, чем в Европе, то есть российские врачи сейчас лучше понимают, что работает, а что — нет. По словам одного врача приемного отделения, российские врачи применяют аппараты ИВЛ реже, чем применяли их европейские коллеги.
Михаил Фаворов, бывший заместитель генерального директора Международного института вакцин по науке по ООН, также высказал гипотезу о том, что массовая вакцинация населения против туберкулеза тоже, возможно, сыграла какую-то роль.
Но ни один из тех специалистов, с которыми я беседовал, не верит в российское чудо. Вместо этого они объясняют низкий уровень смертности от covid-19 характером статистики. Проще говоря, невозможно умереть от какой-то болезни, если эту болезнь у вас не диагностировали. В отличие от Европы Россия не включает в общую статистику смерти тех пациентов, у которых коронавирус только подозревали. И, хотя власти активно не скрывают уровень смертности от covid-19, они не предпринимают никаких усилий для того, чтобы проверять на наличие коронавируса тех умерших пациентов, у которых эта болезнь не была формально подтверждена.
«Все зависит от того, что именно вы ищете, — сказал Логинов. — Если у вас есть пациент с положительным анализом на covid-19, который внезапно умирает от сердечного приступа, спровоцированного стрессом, он практически наверняка попадет в категорию жертв сердечно-сосудистых заболеваний».
Только после публикации данных об избыточной смертности за апрель в ближайшие несколько недель мы сможем составить некоторое представление о реальном уровне смертности от covid-19. Между тем слабые места российской общенациональной системы здравоохранения будут способствовать росту расхождений между официальной статистикой и реальностью. Россия, охватывающая 11 часовых поясов, — это отдельный мир. Когда кривая заболеваемости в Москве выровняется, в других регионах вполне могут возникнуть резкие пики. Между тем в регионах качество медицинской помощи ниже, запасы индивидуальных средств защиты намного меньше, а страх перед наказанием со стороны начальства намного острее.
Что касается Москвы, резкий рост уровня заболеваемости начиная с выходных, по всей видимости, поставил крест на надеждах на некоторое смягчение режима самоизоляции, в соответствии с которым с 30 марта москвичам разрешается выходить из дома только для похода в магазин или аптеку. Однако необходимость что-то сделать по этому поводу становится все очевиднее. Прогулка по городу — с его закрытыми магазинами, барами и кафе — позволяет увидеть масштабы экономического ущерба, нанесенного этим вирусом. Поскольку правительство отказывается предоставлять существенную экономическую поддержку, тысячи предпринимателей оказались на грани банкротства.
Между тем властям страны, столкнувшимся с нехваткой денег, ставшей следствием нефтяной войны, которую во многом они сами и спровоцировали, становится все сложнее поддерживать баланс. Да, волна коронавируса пока не спадает, но риск другой катастрофы становится все очевиднее. Миллионы россиян уже перестали бояться медицинских работников в защитных костюмах, больше напоминающих скафандры космонавтов. Теперь они все чаще боятся того, что скоро им попросту будет нечего есть.
