То, что произошло на суде пятого февраля я, честно говоря, представить себе не мог. Мразь (называть его можно только так) оскорбив и оболгав 95-летнего ветерана войны заочно, продолжала делать это публично, делать цинично, вызывающе, с абсолютной уверенностью в собственной безнаказанности, с открыто демонстрируемым чувством, что теперь уже можно.
Одновременно подонок Невзоров так же открыто, грязно и вызывающе глумится на "Эхе" над Зоей Космодемьянской, урод под хохот уродов мочится и плюет на спину старику, который пытается их переубедить, куча мерзавцев топчется на могиле Василия Ланового, оскорбляет его, уже безответного... Словно пройдена некая точка невозврата, за которой лавина только набирает скорость, сметая все памятники, память, медали, фильмы, раны, кровь, еще живых и уже ушедших...
Общество, в котором не ценится опыт старших, в котором глумятся над стариками, оскорбляют их, плюют и мочатся на них, обречено. Многие "русские националисты" не упускают возможности пройтись по мигрантам, по их "дикости" и "отсталости". Но у тех же мигрантов любой недоносок, который плюнул в старика, был бы через пять минут вышвырнут из дома, кишлака, городского района (махалли), покрыт вечным позором. У них, "диких" мигрантов одинокого старика всегда берут соседи, есть поговорка "дом пуст без детского крика и седой бороды". "Бобо" (старик) это не клеймо, а почетное звание. У нас прошло уже несколько дней и десятков часов после того, что описано выше ни один подонок, ни одна мразь, с удовольствием включившаяся в травлю, не потеряла с головы ни единого волоса. Хотя в приличном, здоровом обществе защищать стариков должна не полиция, не суд, а внуки. Даже если это не их дедушки.
Глумление над возрастом (вспомним, сколько раз и с какой мстительной интонацией Мразь произнесла слово "дед"), то есть над категорией, которую невозможно изменить, это и есть нацизм. Который истреблял людей только за то, что они иной национальности. Или инвалиды. То есть целым социальным слоям не оставлялось ни единого шанса спастись цыган, еврей не может стать иной крови, инвалид не в состоянии поправиться. Национальность, физическое состояние становились приговором без возможности обжалования. А убивать тех, кто слабее, уничтожать беззащитных всегда во всех цивилизованных культурах считалось окончательной глубиной падения, тотальным и безвозвратным изменением природы цивилизации и культуры. Германия, побывав в тисках нацистской идеологии всего 12 лет, из страны великих писателей, поэтов, философов, ученых (немецкий язык был языком мировой науки) стала страной, славящейся аккуратностью, порядком и сосисками.
Мы этого хотим?
Старики, старшее поколение удивительные люди. Они выигрывали сражения, готовы были умирать в 18 лет и гибнуть в последний день войны за полчаса до Победы. Они согласились с тем, что у них не было молодости со всеми ее радостями, с тем, что сначала нужно победить, потом восстановить страну. А потом уже жить. Они тогда мечтали (сам слышал в детстве) "Только бы вы жили, ребятки". Сегодня эти мечтают: "чтоб вы сдохли, деды!".
А мы смотрим.
В заключение стоит сказать, что трагедия не только в этом. Трагедия в том, что старики в любую минуту могут умереть и лишить тех, кто остался по эту сторону бытия, шансов извиниться, исправиться, искупить. Те, кто хоть раз что-то обещал старику, потом забыл выполнить, а потом вспомнил обещание только на похоронах, вряд ли сотрет из памяти это сосущее, изнурительное чувство неискупимой вины.
Ветерана не станет, а Мразь останется. Другого старика не станет, но будут жить ублюдки, плевавшие ему в спину. В спину (!) - они даже сейчас боятся плевать им в лица. Девушки Зои нет, а выродок Невзоров есть.
Снесем опять?
