Он мастерски джигитовал, мог умелым массажем "оживить " любого полумертвого от усталости альпиниста, разноцветные скалы, альпийские луга, реликтовый буковый лес считали его своим.
Мы вдыхали дождевой аромат прозрачных радуг, однажды даже сразу трех, делились с ними любимыми строчками из Ремарка, мы танцевали коро вдвоем и собирали ладанник и мелиссу, а потом запивать всё это густым, как знаменитый ликер Болз, темным ежевичным вином и чаем из целебных трав, который заботливо заваривала нам его молчаливая мама, умелая знахарка и, без сомненья, могущественная колдунья.
Он бросил беззаботную веселую Францию и юную, узкую и стремительную, хищную, как японская катана, яхту, где капитанил девять лет, солнце, море и прибой остались навсегда на его картинах в дымке кофейных утренних парижских ароматов.
Он вернулся в родное ущелье, чтобы маме, потерявшей отца, не не быть одной.
Он накрывал своей ладонью мою ладонь и осторожно говорил "Останься. Ну, останься... " - "Когда -нибудь.. "- как эхо отзывалась я.
