описание стадиальной деградации российских политтехнологий
фасбук= // пишут солидные социологи
//Что вообще вызвало к жизни такое явление, как рынок политтехнологий? В первую очередь - наличие свободных денег, обладатели которых искали способа конвертировать их во власть. Это было насущной, витальной потребностью - потому что иначе ведь отнимут, это Россия. Самым щедрым заказчиком за всю историю до президентских выборов 1996 года был, как известно, Мавроди, сумевший выбраться в депутаты, будучи под арестом.
Технологии отвечали на имеющийся рыночный спрос. Тем самым подтверждая бессмертный ленинский тезис о том, что в условиях классового неравенства все буржуазные свободы, будь то многопартийность или конкурентные выборы - "фиговый листок", прикрывающий известно что. И до тех пор, пока на выборах с деньгами бились деньги, рынок процветал.
Разумеется, это категорически не устраивало Кремль, даже уже ельцинский. Купив себе победу в 1996-м деньгами Березовского, Гусинского и компании, все последующие годы он воевал за возможность избавиться от этих отцов-благодетелей - то, что говорил даже Немцов в 1997 году об олигархах в узком кругу, было через край даже для антиюкосовского агитпропа в разгар дела Ходорковского. Олигархи же, в свою очередь, топили за то, что деньги должны решать; но Кремль уже тогда начал искать способ перешибить их "админресурсом".
Сурков, который в бытность "посыльным" от Альфы и ЮКОСа коврово скупал депутатов Госдумы для нужных голосований, понимал это как никто другой и с самого своего прихода в волошинскую ещё АП начал реализовывать концепцию "дирекции единого заказчика", последовательно устраняя или замыкая на себя любые "политические" деньги. Тогда Кремль ещё не мог "нагибать", приходилось вертеться и договариваться - да, вы можете заказывать себе выборы, но лучше это делать через нас.
Когда я в первый раз пришёл в сурковскую АП в 2004-м, мне там провели очень простой ликбез. Цитирую. "У нас есть только два инструмента - доброе слово и пистолет. А против нас - деньги. Деньги сильнее, чем доброе слово, пистолет сильнее, чем деньги. Но в нем мало патронов. Поэтому, пока возможно, обходимся добрым словом, когда совсем уже не получается - достаём пистолет".
Впрочем, по мере того, как патронов в пистолете прибавлялось, постепенно падала значимость не только денег, но и доброго слова. Бритва Оккама - тот гаджет, которым в Кремле умеют пользоваться едва ли не лучше всех на планете.
Что произошло с политтехнологиями на фоне этого парадигмального сдвига? Они развернулись в сторону агрегации возможностей задействования неденежных ресурсов для достижения результата. Про то, как не платить телеканалам и владельцам рекламных поверхностей, а просто нагнуть их. Не создавать платные агитационные "поля", а мобилизовать зависимые группы - современных крепостных. Не разворачивать штабы, а воспользоваться казенными помещениями и казенной же инфраструктурой. И т. д. Все это резко снижало себестоимость каждой отдельно взятой электоральной победы, создавая, во-первых, невероятные возможности стать бенефициаром разницы в бумажной и реальной смете, а во-вторых, намного повышало вероятность нужного результата.
Дальше возникла закономерная химическая реакция. Как только набравший силу Кремль стал оценивать региональных начальников исходя в том числе и из результатов выборов на их территориях, даже самые либеральные из губернаторов захотели быть немножко Рамзанами Кадыровыми. И здесь свободное волеизъявление, даже при наличии форы в виде админресурса, превратилось в недопустимый уровень риска. Поэтому следующая волна "технологий" - это уже технологии коррекции результата - от вбросов до переписывания протоколов. Разумеется, этого добра хватало ещё и в 90-х, и особенно в "электоральных султанатах" включая лужковскую Москву, но это все же не носило характер всеобщего явления. По-настоящему таковым оно стало к 2011-му.
Именно в эту болевую точку и ударила Болотная. Одно дело, когда власть пользуется преференциями в коммуникативных кампаниях, и совсем другое - когда сам итоговый результат перестаёт хоть как-то коррелировать с существующими общественными настроениями. Этот кризис привёл к сносу предыдущей модели управления внутренней политикой - наступила володинская эпоха.
Володин - очень во многом анти-Сурков. Главная особенность его подхода - весьма специфическое отношение к политтехнологиям как таковым. Формула, которую я слышал от него много раз: нельзя, чтобы руководитель позволял управлять собой своему аппарату. Применительно к выборам она звучит так: главный политтехнолог в кампании - это сам кандидат. Для него приемлемо, когда технолог выполняет роль консультанта - замеряет социологию, придумывает лозунги и АПМ, готовит кандидата к публичным выступлениям. Но категорически неприемлем подход топ-политтехнологов 90-х - то, что когда-то формулировалось ими как "идеальный кандидат - это сиамский кот": вы платите деньги - мы говорим вам, что делать и руководим вашей кампанией - результат у вас в кармане.
Кроме того, отношение к идеологическим электоральным кампаниям у него всегда было скептическое. Плоть от плоти регионального чиновничества, он всегда исходил из того, что лучше построить детскую площадку, чем парить людям мозги пропагандой про стратегию развития страны и борьбу с ее врагами. "Двор - единица политического пространства": володинская модель выборов - это, по сути, модель расторговки правильно брендированной бюджетной социалки за электоральный результат. Мы вам льготы - вы нам голоса. Мы вам дороги - вы нам голоса. Мы вам благоустройство - вы нам голоса.
Жизнь, разумеется, внесла свои коррективы. Пришлось минимизировать участие в этом процессе всех тех групп, которых эта расторговка не касается или которым она неинтересна. Именно поэтому важной составляющей успеха этой модели является сушка явки - то есть чтобы на участки пришли только те, с кем власть поговорила и кому сделала или хотя бы пообещала что-то хорошее. Разумеется, оппозиции в этом сценарии вообще было особо нечего ловить - ее активность всегда убивалась железобетонным аргументом: "вы только критикуете - а мы, вот, делаем".
Какова роль технолога в таких кампаниях? Она, по сути, сводится к электоральному маркетингу: как можно кучерявее рассказать про новопостроенную больницу или парк с велодорожками. Это называется "создавать позитивную повестку". Работа неблагодарная, поскольку, как известно, good news is no news.
Основная слабость этого подхода - триумфально победившего тогда, когда "сверху" его накрыло ещё и всеобщим патриотическим ажиотажем крымских событий - заключалась в том, что он был опять-таки ресурсоемким. Причём уже не в плоскости предвыборной кассы, а в плоскости непосредственно бюджетных расходов. Стало напряжно на каждой кампании резать ленточки у новых объектов - их ведь надо ещё и строить. Тем более - санкции, нулевой рост экономики, растущая потребность концентрации ресурсов и "затягивания поясов", которое в обществе сильного социального неравенства всегда страшнейшая угроза стабильности власти.
Сегодняшняя стадия, с 2016 по наст. вр. - это стадия тотальной оптимизации, ultima ratio эффективного менеджмента. На пропаганду нет свежих идей, на ресурсную расторговку нет ресурсов. Что остаётся? То, что мы видим в сегодняшнем Питере: есть два кандидата - Беглов и лопата, и всеобщая нервозность, что лопата, пожалуй, имеет шансы как минимум выйти во второй тур. И это ещё роскошь, привилегия для относительно вольного Питера. В Москве так есть просто Касамара и Касамара, она же и либерал, она же и единоросс, она же и за интересы простых аполитичных москвичей. Идеальный сбалансированный кандидат.
"Умное голосование" в этом раскладе это понятно что: "голосуем за лопату, все голосуем за лопату, так мы можем максимально навредить режиму".
Каково уже в этом раскладе место политтехнолога? Только одно: стобаксов за проплаченные посты в ФБ и телеграмме про то, почему борцы с режимом опять редиски. Один шаг до стадии "сосать за еду", if any.
При этом административный организм пришёл к логичному умозаключению, что вообще-то выборы как таковые - это какая-то глупая и бестолковая технология отбора людей во власть. Бессмысленное ритуальное паясничанье в условиях, когда всем и так все должно быть ясно. Нужны более современные, продвинутые и желательно digital технологии отбора, обучения и карьерного роста эффективных управленцев. Они уже создаются, подождите немного.//