Коля был прост.
С плохим зрением от рождения - он хорошо слышал.
Он слышал почти всё что было в холодильнике.
Стараясь уснуть - он затыкал себе уши, так ка в стонах женщин ему мерещились голоса его любимой.
Её он любил и не хотел думать о ней как о шлюхе.
Но она ходила в нарядах, зная, что он ничего толком не видит.
Наряды он чувствовал по запаху. Запаху этикеток из дорогих бутиков. Люсьяндра, восточных ярких кровей - была всем известна как Люська в две дыры. Она была горяча. Она любила всё и много и сразу и чтоб сейчас а не завтра. Замыкая свой рот, она нехотя но с видимым удовольствием слушала стихи Иннокентия, старого, пожухшего огурца, место которому давно в мусорном ведре, но он так умело прятался, что никто не мог его выкинуть. Гной сочился у него из потрескавшейся кожи, а семена вываливались, падая через решетки вниз, туда к картофелю в самом низу. Он ходил с палочкой и не забывал нигде своё пенсне, которое ему то по чесноку было не нужно. Просто он любил шарм. Зажимая в одном глазу кусок стекла он начинал цитировать Бекона, его спина выравнивалась, а в этот момент он воровал со стола серебро. Никто ничего не замечал, те кто замечал - делали вид, что не заметили. Люська. Несчастная душа. Не любила тех с кем была, не любила а хотела словно еды - естества. В агониях любви забывая слова - просто дико орала, заменяя громкостью смысл. Пройдет три недели - и её порежут в греческий салат. И кому-то перейдут её гены.
