Утро началось как обычно. Топ топ, Маруська заботливо поколотила лапами по лицу, по носу, по ушам, сказала мур и мяу. Вставай, соня! Пора! Ты чё тут вчера куралесил и вытворял, помнишь? Нет!? Так я напомню сейчас, иди уже, миска давно пустая и воду поменяй! Ага!? Головушка бо бо? Так сам виноват, дурик! Кто же мешает вотку с химозными коктейлями? Чё? Не слышу... Не мешал? Да? А когда на рынок ездил? Чё,,,? меня там не было? Откуда мне знать? Я всё знаю, всё... Успааакойся! И давай уже, харэ тут препираться, подъем, душ, чай и лети. Соколом лети, не обосрись тока. Корм где? Мяу! Кто толстый и так? Я!? Толстая - значит красивая! Не пи-ди мне тут! Ишь ты, открыл свой речевыдавательный аппарат. Ты давай уже собирайся, у тебя пять минут на сборы осталось, а ты мне тут прерикания устраиваешь. Корм где я спрашиваю? Не этот, свежий! Да. Норм. Свободен. Воду поменяй, второй раз напоминаю, третьего не будет, мяу! Ну всё, беги. Целюлю.
Кошка с юмором, значит счастлива, супер.
Всем утра, доброго и не туманного. Кто в тумане, выходите. Я сёдня первый день работаю, проставляюсь. Есть пол батона и бутылка кефира. И баба. Ромовая. Но ром вытек правда. Два дня ей.
ЯЯ, напиши сказку про ромовую бабу. Плиизз
Была она уже не дева. Но знала когда то короля Польского, герцога Латарингии, пленила его глазками своими, да манерами изысканными. Так в неё герцег влюблён был, что хотел её под себя всю переиначить, всё мечтал что традиции его примет. А она ни в какую. Нет говорит, как была я сдобная, как была с юзюминкой и с цукатами - так и останусь, не лезь ко мне со своими пасхальными предложениями. Поеду я лучше до Парижу. И уехала от герцега, да не просто уехала, а с помпой, ножкой шаркнув, да глазами стрельнув на последок. Граф то ума последнего после этого лишился и запил по чёрному. А баба, на улицу Монтргейль приехав - отведала рома с сухофруктами и давай всех мужчин и женщин своей изысканностью манер пленять. Женщины завидовали, черной завистью завидовали, они то все тощенькие как спички, а Ром-баба в теле, но на неё одну все мужики смотрят, глаз отвести не могут, а на них, спичичек и внимания не обращают. Сговорились худышки малорослые и решили извести бабу соперницу, чтоб мужское внимание у них не отнимала. Опоили они Ром-бабу как то в день скачек, когда всё мужское население на ипподроме ставки делало, и отправили её в страну дальнюю, что со временем Америкой называться станет. И осталась Рома баба в ресторанчике маленьком, тихая стала и нежная, полюбила она сквайера немолодого уже, и зажили они душа в душу счастливо.
